Верь в меня

– Чёго, страшно? А когда в шахту ко мене лез, не боялся?

Отвернулась и плотнее закуталась в плед. Разрушил тишину вальс. Взмахнула, щёлкнув пальцами, потушила свет. Парень рухнул, как подкошенный.

Подошла, ласково провела ладонью по лицу бедолаги. Тёплая мечтательная улыбка застыла на губах. Как похож! И даже нос с такой же горбинкой. Наверное. Всмотрелась в побледневшее лицо. Искорка рода отпечаталась на правой щеке – приметная родинка. Это он. Ее Николя. «Не может быть», – шептало сознание. «Может», – кричало сердце. Пятясь, проваливалась в прошлое.

Бал в усадьбе. От ухажеров отбоя нет. Николя, облокотившись о перила, не сводит с меня влюбленных глаз. Вальс. Один, второй, третий. Жаркий шепот.

– Софушка, любимая.

Признания, предложение. В отдалении злобные глаза матери:

– Не пара. Безродная оборванка.

Укоряющий взгляд любимого, удаляющаяся спина. Смех соперницы. Боль, потеря, одиночество. Тогда и сварганила окрошку – горькую, желчную. Приправила тайной страшной. Влила боль и обиду жгучую. Слила в флягу зачарованную. Закляла: не выбросит фляжку проклятую, пока не вернется любимый. Сто лет уже ждет.

Мать! Зацепка. Губы зашептали древние заклинания. Одна рука легла на лоб парня, другая на сердце. Под плотно зажмуренными глазами поплыли цветные пятна. Неделя назад. Пьёт пиво, девка трётся об него. Месяц назад. Едет в поезде, в окне мелькает лес. Ещё дальше. Прощается, собирается в путь. Женщина лет пятидесяти обнимает, целует сына. Любовь матери окутывает, покрывает, словно тончайшей поволокой. Бережет. Вот почему услышала зов помощи. Вот почему увидела в лесу образ. Материнская любовь искала помощь для своего дитятки. Но это не мать ее Николя. А значит, парень не её любимый.

Упала рядом и зарыдала навзрыд, во все горло. Сердце в груди судорожно сжалось. Сведенные горем пальцы заскребли по полу. Мелкий камушек щёлкнул, зеленоватый свет потек по комнате. Гость вздохнул, очнулся.

– Бабушка, что с вами? – прошептал, непослушными губами, заикаясь. Взгляд прилип к бездыханному телу. Бледность разлилась по лицу. На миг морщины растаяли, проступило юное девичье лицо, бесцветная капелька медленно ползла по щеке, к закушенной губе.

Окинула взглядом парня, "похож" такая же стать, ширина плеч. Он смотрит пристально. Вглядывается. Нет сил держать старуху на лице. Потеряшка, встрепенулся. На лице сменились удивление, не верее, узнавание.

– Тебя вижу во сне. Софушка! За тобой пришел.

От звука давно забытого имени моя ведьма внутри вздрогнула и я приоткрыла глаза:

– Как звать–то тебя?

– Коля.

– Иди с миром. Уходи. Ты не мой Николя.

– А если твой? Снишься с трех лет. Без тебя уже дышать не могу. Верь в меня. Я твой.

– Ступай, не мой ты. Помирать буду.

Закрыла глаза и попыталась остановить дыхание.

Коля обшарил комнату взглядом. Неподалеку от пледа валялась фляга. Подойдя ближе, заметил фотокарточку. Молодая красивая Софья задорно улыбалась похожему на него мужчине. Тот пожирал глазами красавицу. Зло смял, подхватил флягу. Приподнял мою голову, стал потихоньку вливать заветное варево. Закашлявшись, отпихнула парня.

– Чёго не ушёл? – недовольно хрипела, силясь сесть.

– Так двери–то нет! Это ты на фотографии там, со мной?

– Не с тобою – пробубнила, утирая непрошеную слезу.

– Мамка тебя любит, береги её, – тихо выдохнула, отводя глаза. Коля потряс за плечо. Тело не реагирует, только сохнет всё сильнее. Дверь вспыхнула за спиной, открылась. Свежий лесной аромат потек в щель.

Коля взвалил тающее тело на плечо, понёс к выходу, прихватил флягу с бесконечным питьем. Солнце клонилось к закату, кругом встречали вековые деревья, вдали угадывались пики скал. Где–то рядом – древний языческий храм солнца.

Он не сразу заметил глыбы камней. Как невесомое тело рядом с остатками храма налилось тяжестью. Ведьма во мне очнулась и заерзала на мужском плече. Коля опустил в центр, разбросанных кругом камней. Зеленый свет засочился из земли, затекая мне в уши, глаза, рот. И, наконец, обвив всю, оторвал от пола и растворил в сумерках.

Коля очнулся на рассвете. Неподалеку знакомая тропка и спуск с горы. Доносятся звуки автострады. Зубы выбивают чечетку от холода. Колдовской морок рассеялся, храм затерялся в скалах. Рядом – валялась фотокарточка. На ней – мужчина в старинном фраке. Истончался и таял. Девушка посмотрела в упор на Колю, подмигнула, и ветерок донес:

– Ступай, еще свидимся. Может, и мой.