Маленькая кондитерская в Бруклине

– Я… э-э… ищу номер четыреста двадцать пять.

Верзила навис над ней, и на нее пахнуло, как это ни абсурдно, розмарином.

Украдкой принюхавшись, она различила еще и базилик.

– Так это прямо тут, над заведением Беллы. – Он указал на кондитерскую, и только тут Софи заметила узкий дверной проем, зажатый между двумя витринами.

– Ты, наверное, та самая англичанка.

– Наверное, та. В смысле англичанка.

Теперь запах базилика стал сильнее, и поскольку она не пришла в себя после смены часовых поясов, то бездумно выпалила:

– А от тебя пахнет травами.

– Пряными, – согласился он. – «Травы и специи для усиления перцепции».

– Концепция апробации данной инструкции? – шутливо откликнулась Софи, чувствуя себя малость Алисой в Стране чудес.

Его ухмылка стала шире, и он указал на магазин чуть дальше по улице. Софи кивнула. Она уже почувствовала себя чуточку глупо, сообразив, что это его магазин называется «Травы и специи для усиления перцепции».

– Только что приехала? – рассмеялся он. – Ну конечно, только что, иначе зачем бы тебе посреди ночи торчать на улице с кучей багажа? Я Уэс. Давай-ка помогу тебе с чемоданами.

Слишком усталая, чтобы спорить, Софи кивнула с облегчением, обнаружив у двери сейф, который выплюнул ей ключ, едва она набрала код. Уэс первым поднялся по узкой лестнице, с легкостью неся ее сумку и чемодан, а она потащилась следом, принюхиваясь к запаху трав от пары горшков, втиснутых в холщовую сумку, висевшую у него через плечо.

Наконец Уэс остановился перед ярко-красной дверью.

– Тебе сюда, 425 «А». Белла живет над тобой. Ей принадлежит все здание целиком. – Забрав у Софи ключи, он открыл перед ней дверь, сгрузил чемодан и сумку в крошечный холл и щелкнул выключателем. – Добро пожаловать в наш район.

Выудив из сумки горшок с розмарином, он сунул его ей в руки, отсалютовал, поднырнул под притолоку и с веселым свистом сбежал вниз по лестнице.

Несмотря на усталость, знакомство с этим дружелюбным парнем, который подарил ей пряность в горшке, заставило ее почувствовать, что, возможно, жизнь в Бруклине все-таки будет сносной.

Коридор привел в гостиную, из которой выходило несколько дверей. Она мельком отметила полированный паркет, два высоких окна, сквозь которые лился рассеянный свет фонарей, и какую-то темную мебель. Поставив горшок на стол, она открыла ближайшую дверь. В точку с первой попытки: спальня. Двуспальная кровать, одеяло, подушка. Никакой наволочки и ни намека на простыни. Вот черт. Софи не пришло в голову привезти их с собой. Да наплевать. Не раздеваясь, Софи повалилась на покрывало и завернулась в него. Последней ее мыслью было, что утром надо будет лишние пару минут почистить зубы.

Глава 3

Несмотря на безбожную рань (пять утра), сна у Софи не было ни в одном глазу, хоть она и проспала всего несколько часов. Ее биологические часы были настроены на Лондон, и, если верить биоритмам, телу полагалось наслаждаться сном, праздно валяясь в постели в этот ранний час.

Софи со стоном перевернулась на другой бок, чувствуя себя грязной, покрытой дорожной пылью, каждый сантиметр кожи словно чесался, а тело затекло после долгого перелета. Она смотрела в незнакомый потолок, а сквозь тонкие занавески пробивался слабый свет только занявшейся зари. Как обычно, нахлынули всякие мысли. Воспоминания о последних двух годах непрошено лезли в голову – как гремлины из всех щелей. «Нет, я туда не пойду. Отказываюсь туда идти!» Надо в душ. Надо распаковать вещи. Надо найти чай. Таковы сейчас приоритеты.

Свесив ноги с кровати, Софи твердо поставила их на широкие деревянные половицы и оглядела комнату. Места ровно столько, чтобы поиграть с котенком, очень маленьким котенком, зато чисто и, судя по всему, недавно покрашено. Со вкусом подобранный оттенок зеленого шалфея дополняли кремовая деревянная отделка изголовья кровати и комод под стать, над которым висело овальное зеркало. Комнатка была тесная, поэтому кровать придвинута вплотную к стене, и никаких признаков шкафа.

Проблема со шкафом решилась, когда она толкнула вторую дверь, ведущую из спальни. Дверь вела в крошечный коридорчик со встроенным шкафом, а в конце маячила еще одна дверь – в длинную и очень узкую ванную комнату. Однако блестящий глянцевый кафель цвета красной терракоты и безупречная хромированная фурнитура более чем компенсировали крошечные размеры. При виде ультрасовременной душевой кабины (хромированной, с многочисленными кранами, головками и рычажками), достаточно большой, чтобы туда поместилась команда регби, она сняла одежду и шагнула под райские потоки горячей воды. Только когда вода потекла по обеим сторонам ее головы и по длинным светлым волосам, Софи вдруг поняла, что здесь нет ни шампуня, ни мыла, ни полотенца. Она сморгнула от собственной глупости. Почему ей не пришло в голову привезти с собой полотенца и простыни?

Отряхиваясь, как собака, чтобы как-то уменьшить количество воды, подстелив джинсы вместо коврика для ванны, она посмотрела на свое идиотское отражение в зеркале: волосы пришлось обернуть футболкой, чтобы хоть как-то собрать воду.

Боже ты мой, она же из тех, кто вечно берет запасной комплект для всех остальных!

Раскрыв чемодан, она принялась рыться в вещах, ужасаясь их случайному набору и вопиющим упущениям. Выпрямители для волос, но нет фена. Четырнадцать пар трусиков. Один лифчик. Три тюбика зубной пасты. Ни одной зубной щетки. Щипчики для ногтей, но нет маникюрных ножниц. Ее вторая любимая кулинарная книга. Что, пакетики чая без кофеина? Как раз тогда, когда она душу за кофеин готова продать! Кто вообще пьет напитки без кофеина? Должен быть закон, запрещающий это.

Она присела на корточки. Перед глазами пронеслась вся прошлая неделя. Господи, воспоминания – это просто чудесно.

Теперь, когда было уже слишком поздно, она поняла, что собиралась будто в тумане отрицания и полнейшего безразличия. Была совершенно убеждена, что на самом деле никуда не поедет. До самой последней минуты, когда таксист позвонил в дверь, она сомневалась, что на такое способна.

Закусив губу, стоя на коленях среди разбросанных рубашек, джинсов и кроссовок-«конверсов», Софи вспоминала свои последние дни в Лондоне. Как только она сказала Анджеле «да», у нее возникло ощущение, что она ступила на беговую дорожку, и у нее не было ни сил, ни способности рассуждать, чтобы делать что-то другое, кроме механичных движений на автопилоте. Несчастье обернулось полезным щитом, который затуманивал реальность, пока не стало слишком поздно попытаться соскочить с беговой дорожки. Такси стояло у двери, рука сжимала паспорт, у ног стояли два чемодана и дорожная сумка.

И вот она здесь. В Америке.

– Вот именно, – сказала она самой себе вслух. Потом встала, стянула футболку с мокрых волос и решительно посмотрела на себя в зеркало. – Теперь ты здесь. – Она посмотрела себе в глаза. – Ты, да, ты, Софи Беннингс-Бичем… Бошамп, по выражению милого таможенника, и тебе надо собраться. Взять себя в руки. Так… Простыни. Полотенце. Туалетные принадлежности.

Благодаря глупым упущениям у нее, по крайней мере, появились дела на сегодня. Она должна выйти из дома и купить хотя бы абсолютный минимум.

– Надо пройтись по магазинам!

Господи боже, она такая мокрая, что даже не осмотрела свой новый дом. А еще она разговаривает сама с собой!

– А что в этом плохого? Давай. Это возможность.

От того, что она произнесла эти фразы вслух, Софи почувствовала себя не так глупо. Возможно, ей стоит купить какое-нибудь пособие из разряда «Помоги себе сам» или придумать пару-тройку более убедительных мантр.

– Это возможность. Некоторые люди убить готовы, лишь бы очутиться на моем месте.

Ладно, убить, может быть, малость чересчур, но все ее друзья откровенно завидовали. Ни один из них не сказал: «О боже, только подумай, какой Нью-Йорк большой и страшный, как одиноко тебе там будет!»

Исследование нового дома не заняло много времени. Квартира была небольшой, но идеально обставленной. Современная и очень изысканная. Совсем не то, к чему она привыкла, но, стоя в гостиной-кухне с открытой планировкой, она кивнула про себя. Ладно, она могла бы жить здесь. Паркет с широкими половицами был прекрасен, а огромные двустворчатые окна пропускали много света и обеспечивали прекрасный вид на улицу. Тут имелись телевизор и черный ящик с несколькими пультами дистанционного управления, на которые она взглянула лишь мельком, поморщившись. Этой сферой жизни занимался Джеймс. Ярко-красный диван с серыми подушками, стоявший напротив камина, выглядел привлекательно и уютно. С другой стороны комнаты, вдоль задней стены, располагалась длинная открытая кухня, стена там была выложена кафелем, и белая плитка перемежалась вставками темно-красного цвета. Зоны гостиной и кухни разделяла стойка с деревянной столешницей, в которую были встроены раковина и слив. И Софи с удовольствием отметила, что плита, духовка, холодильник и раковина расположены на идеальном для повара расстоянии друг от друга.

Открыв пару шкафов и обнаружив стандартные фаянсовые кружки и тарелки из «Икеи», она не могла решить, разочаровывает это или скорее утешает. Отчасти она надеялась на какую-нибудь экзотику – на шикарную американскую фирменную посуду, которая доказала бы, что она пролетела 3000 миль не зря. А отчасти (причем гораздо большей части, если быть до конца честной) она испытала облегчение, увидев знакомые высокие кружки и неглубокие тарелки привычных цветов. Они словно бы говорили, мол, видишь, ты не так уж далеко от дома.

Одобрительно кивнув, Софи уже собиралась отвернуться, как ее взгляд упал на дверь, скрытую от глаз, за холодильником.

– Ух ты!

Она шагнула через дверь на балкон, сразу же подняв лицо, чтобы теплый солнечный свет погладил ей кожу. Солнце ярко светило в безоблачном небе. С минуту она стояла так, купаясь в его тепле. Золотое сияние заключило ее в вечные объятия, сразу облегчив измученную душу.

– Хочу увидеть солнце после дождя… Хочу увидеть полет синей птицы… – запела она, оглядывая садовый столик, два стула и пустой горшок, который так и просил, чтобы в него посадили пряные травы.

Надо будет поговорить с Уэсом, таинственным травником, с которым она вчера познакомилась. Раздумывая, не подсадить ли к пряным травам еще и перец чили, Софи повернулась, чтобы рассмотреть пейзаж: каскады крыш и маленькие, потаенные уголки задних дворов. Можно было заглянуть на балконы и во дворы соседей. Кое-кто смонтировал себе турники, другие втиснули на крошечные лужайки качели, а третьи обставили свои мини-террасы дорогой садовой мебелью. Повторив припев про солнце после дождя, она проглотила комок, борясь со слезами. Понадобится какое-то время… ладно, много времени, прежде чем она увидит что-то хорошее в жизни, но рано или поздно она почувствует себя лучше. Она бросила горький взгляд на второй садовый стул и, вздохнув, вернулась на кухню. Надо чем-то себя занять. Надо составить списки. Если бы только она… упаковала чертову ручку! Она знала, что оттягивает момент, когда придется покинуть квартиру.

И вдруг увидела приклеенный скотчем к задней стороне двери большой лист бумаги с рваным краем, как будто кто-то схватил первое, что подвернулось под руку, и нацарапал ярко-синим фломастером записку:

«Добро пожаловать. Заскочи в кондитерскую поздороваться. Первый кофе за мой счет и завтрак в придачу, потому что я не успела сходить в магазин за продуктами для тебя. Твоя хозяйка Белла».

Кофе!

Стоило этой мысли угнездиться у нее в голове, как в животе заурчало. Когда она в последний раз нормально ела? Она не может оставаться здесь весь день… на самом деле, вероятно, может… но ей нужны всякие вещи, полотенца и простыни. Это давало ей прекрасный повод взять себя в руки и перестать быть такой слабачкой. Схватив путеводитель и сумочку, Софи поспешно собрала все, что ей могло понадобиться, и направилась к двери.

С мгновение Софи стояла совершенно очарованная витриной, которую не заметила прошлой ночью. Фотография Одри Хепберн из фильма «Моя прекрасная леди» в легендарной черно-белой шляпке Ascot парила над роскошнейшей (иначе Софи не могла бы ее описать) выставкой сластей. Декорированные в соответствующей черно-белой гамме капкейки и маффины расположились на двух подставках для тортов в стиле канделябров, которые стояли как фрейлины по обе стороны пятиярусного свадебного торта, а сложная глазурь на торте очаровательно вторила дизайну шляпы на фотографии. Завершала все рукописная цитата Одри Хепберн: «Нет ничего невозможного, само это слово говорит, что я – возможна!»