Лес тысячи фонариков

Когда девушка подняла голову, болота больше не было. Она стояла на коленях посреди поля. Ее окружали мужчины с опущенными мечами в руках, женщины с разинутыми от удивления ртами и Нин с застывшим лицом и целыми, невредимыми ногами.

Вэй склонился над Сифэн, держа ее лицо в своих ладонях, и повторял имя возлюбленной. Та все еще не могла сказать ни слова, и тогда он молча подхватил ее на руки и понес прочь от потрясенной толпы.

4

Они зашли в пронизанную солнечными лучами тень на краю леса, и Сифэн почувствовала себя лучше. Легкий бриз освежал разгоряченное лицо, и сердце уже не колотилось как бешеное. Вэй осторожно опустил ее на землю, прислонив к дереву, и тревога смягчила его суровые черты.

– Что произошло? – спросил он.

Сифэн поднесла руку к щеке, с удивлением обнаружив, что та мокра от слез.

– Я видела ужас. Образ смерти.

Она кусала дрожащие губы и чувствовала его взгляд, подмечавший каждое ее движение. Он ловил каждое ее движение, даже трепет ресниц.

– То же самое случилось со мной прошлой ночью, когда Гума гадала на картах.

– Карты, – Вэй отогнал от себя это слово как комара. – То-то мне показалось, что от тебя исходит ее демонический запах. Опять ты больна из-за ее колдовской чепухи.

– Это не чепуха, – возразила Сифэн, хотя в голосе ее слышалось сомнение. Кошмары со страданиями и смертью, исходившие от этой твари внутри, мучили ее годами. При этом курения Гумы оказывали на нее странное воздействие, перенося ночные видения в дневную реальность, смешивая сны с явью.

– Если ты так хочешь во что-то верить, поверь, что тебе нужно освободиться от тетки. Зачем тебе с ней оставаться?

Сифэн понимала, что он прав, но в то же время не могла забыть Гуму, с нежностью гладившую ее по щеке.

– Тетя вырастила меня, я ей всем обязана, – мягко сказала Сифэн. – Другой матери у меня нет.

– Матери могут быть строгими со своими детьми, но никогда не будут жестокими, – возразил Вэй. – Гума никогда не будет тебя любить, что бы ты ни делала.

Он обнял Сифэн, и она прильнула головой к его сильной груди.

– Позволь мне забрать тебя от нее. Пожалуйста.

– Но куда мы пойдем?

– Разве это имеет значение, пока мы вместе?

Она подняла голову и прижалась губами к его твердому неулыбчивому рту. Вкус его губ был такой же, как и его запах: смесь пота, дыма и металла. Вэй ответил ей страстным поцелуем, нежным вначале, а потом все более пылким, неистовым. Не нужно было слов – этот поцелуй сказал все о его чувствах к Сифэн, – и она прижалась к нему всем телом в молчаливом согласии. Этот мужчина всецело принадлежал ей, кто бы что ни говорил. Карты об этом знали. Об этом знала Вселенная.

– Я люблю тебя, – вымолвил он.

Один выдох. Три простых слова.

Вэй всегда был рядом – ее спасение и прибежище. Он знал Сифэн лучше, чем ее мать, когда та была жива, лучше, чем тетка, как бы та ни старалась. И он отдал девушке свое сердце. Но когда она спросила свое сердце о нем, ответом стало молчание. Как только слова любви были готовы слететь с ее языка, из глубины тела послышался голос: Помни, ты предназначена другому.

Она никогда не рассказывала ему о предсказании Гумы, о том, что однажды ей предстоит стать Императрицей. Ведь если этому пророчеству суждено свершиться, то настанет день, когда Сифэн воссядет на троне и подле нее будет находиться мужчина, но этим мужчиной будет не Вэй. Как бы девушка ни старалась убедить себя в обратном, каждый раз, когда на свет являлась карта с воином, она все яснее осознавала, что жертвой, которую требовали от нее духи, был Вэй.

Но если пророчество не сбудется, тогда… она впустую откажется от единственной радости в своей беспросветной жизни. Чем легче пожертвовать: короной или человеком, который для нее дороже всего на свете?

Сифэн прижалась к нему еще крепче и губами прикоснулась к щеке. Запах его кожи помог ей отвлечься от тревожных мыслей о том, что, возможно, у нее никогда не будет свободы любить – свободы, которая другим достается так просто.

– Я достану для тебя луну с неба, если ты только пожелаешь. Мне никто не нужен, кроме тебя. – Вэй зарылся лицом в ее волосы, ее согревало его дыхание, он был как рыба, запутавшаяся в темной сети ее волос. –   Я люблю тебя с нашей первой встречи. Тебе было восемь лет, а мне – девять, то утро было самым холодным из всех, что я помню. Ты обмотала голову коричневым шарфом, чтобы согреться.

Сифэн была поражена.

– Это было десять лет назад.

– Ты была с ней, она бранила тебя и щипала. Дрожа от холода, ты сняла с себя шарф и отдала ей, чтобы она успокоилась. Затем укутала ее шарфом, заправив концы, чтобы ей было тепло. Я видел это, и мне так хотелось оказаться на месте твоей тетки, чтобы испытать на себе эту ласку.

Своим поцелуем Вэй, казалось, выжег, заставил испариться мучившие ее ужасные видения и позволил на какое-то время забыть о существе, жившем внутри.

– Ты – самый важный для меня человек, – сказала Сифэн и, оторвавшись от него, усмехнулась. – Но ты думаешь обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Когда сегодня я увидела Нин рядом с тобой, мое воображение нарисовало, как я мучаю ее.

Он взглянул на Сифэн, прищурившись.

– Ты меня приревновала?

– Это не повод для шуток, – резко ответила она. – Вэй, я представила, что убиваю ее. Мне хотелось, чтобы она умерла. И я видела это очень ясно в своем воображении.

Вэй всегда считал, что ее видения происходят от дурманящих курений, и винил Гуму в том, что она подвергает Сифэн воздействию этого отвратительного зелья. Девушка рада была ухватиться за эти объяснения, как за соломинку, ведь они давали ей слабую надежду. То, что видениям может быть другое объяснение, пугало Сифэн, так что она старалась об этом не думать.

– Что я за человек, если могу совершать такие мерзости?

– Все происходило только в твоем воображении, – он гладил ее по щеке, уже высохшей от слез. – Твои дурные мысли и зловещие сны… все это дело рук Гумы. Только эти слезы – твои собственные.

Сифэн хваталась за его слова как утопающий за брошенный канат. Ее переполняли чувства, выразить которые не хватало слов.

– Ты видишь во мне только хорошее и внушаешь надежду, что я могу стать лучше.

– Ты на самом деле хорошая. Я безо всякого колдовства знаю, что со мной твоя жизнь изменится. – Вэй прижался подбородком к ее макушке. – Мы можем отправиться в Императорский Город, ты же всегда о нем говоришь. У нас будут еда, жилье, которое защитит от зимнего холода, и толстые, довольные жизнью ребятишки.

– Это звучит восхитительно, – ласково прошептала Сифэн, засмеявшись при мысли, как просты были его желания: дом, очаг, жена, ребенок. Его наивность разрывала ей сердце. Вэй был так уверен, что они всегда будут вместе… Она прятала горькую правду за улыбкой, чтобы избавить его от боли, но боялась, что это принесет еще больше страданий в будущем.

– Мне нравится, как ты описываешь нашу с тобой жизнь вдали отсюда.

– Я так долго уговаривал тебя сбежать, что наконец уговорил? – радостно спросил он. – Я предлагал тебе это каждый год с тех пор, как нам исполнилось тринадцать.

– Я не забыла.

Со временем он становился все более настойчивым, но при этом более сильным и гневным. Сифэн наблюдала, как он обучался искусству владения мечами, которые сам же изготовлял, и ей рисовалось изящное и смертоносное лезвие, приставленное к обнаженному горлу Гумы. Порой ночами, когда девушке приходилось спать на боку, свернувшись калачиком, так как лежать на исполосованной спине было слишком больно, эта воображаемая картина даже приносила ей некоторое удовлетворение.

Пальцы Вэя, лаская, спустились от ее щеки к ключице, и внезапно она почувствовала, как он напрягся, уставившись на крестообразную рану в области сердца, которую обнажил распахнувшийся ворот платья. Сифэн попыталась прикрыть рубец, но Вэй остановил ее. Его челюсти сжались, гневно сверкая глазами, он разглядывал огромный воспаленный надрез на нежной коже. При дневном свете рана выглядела чудовищно.

– Это сделала Гума? – спросил он низким сдавленным голосом.

– Вэй… – в отчаянии начала Сифэн. Она всегда тщательно скрывала от него следы побоев, что было нетрудно, так как тетка никогда не била ее по лицу. Однако сейчас он спустил платье с ее плеча, обнажив бесчисленные синяки на боку и руке. Вэй резко повернул девушку, пальцы его скользили по неровным краям шрамов, оставленных на спине тростью Гумы. Когда он вновь взглянул в глаза Сифэн, та не узнала своего нежного возлюбленного; перед ней стоял тот мужчина, который когда-то избил до полусмерти грабителя.

– Почему ты никогда не говорила мне про побои? – Он трясся от ярости. – Считай, что ее больше нет! Я убью эту ведьму, пока она спит.