Виноградные грезы. Обрести и сохранить

Глава 14

Если бы ты мог сделать это снова

И вернуть меня к жизни,

На этот раз ты не пожалеешь.

Прошу, позволь мне сделать вдох.

Я горю под водой.

Помоги мне!

– Что ты делаешь, Ари?

– Какая разница?

Не реагируя на протесты и сменяя их прерывистыми вдохами, я дергала пряжку его ремня. С подобным нетерпением я переспала с ним впервые: Стивен тогда колебался, переступал через принципы, а я, напрочь позабыв, что он известный музыкант, отдавалась мужчине-спасителю. И сейчас он был моим спасителем – страсть освободит, притупит боль.

Едва ли мои действия походили на принуждение, но Стивен начал сопротивляться. Ох, его принципы… Радость сменилась замешательством, и он перехватил мои ладони, пытаясь остановить.

– Стив… – умоляла. – Мне это нужно. Мне… нужен ты.

Его руки замерли на моей талии. Я видела в зеленых глазах свое отражение: растрепанная, сломленная, дикая. Ясно, почему он не хочет меня здесь, в студии с белыми стенами. Стерильно. Чисто. Он на своей территории: музыкальные инструменты, работа над альбомом, воспоминания о друзьях, о Джераде Андерсоне. Девчонка и так отняла многое.

– Дело не в этом, – словно зная, о чем я думаю, сказал Рэтбоун.

– Тогда…

Он не дал мне договорить: впился губами в мои – обветренные и сухие. Исследовал тело: его пальцы всюду. Я в нирване без всяких наркотиков. Стивен снял мою майку: воздух из кондиционера остудил влажную кожу. Стивен позволил снять его футболку. Подкачанный, загорелый.

Я засмотрелась на татуировки: черное солнце – он не свел рисунок.

Стивен приподнял меня, чтобы спустить джинсы, и я забыла не только татуировку, но и свое имя. Пара движений – и он во мне. С губ сорвался стон-крик.

Стив приложил пальцы к моему рту – легкий укор его взгляда вызвал волну возбуждения. Я застонала ему в ладонь, впиваясь ногтями в плечи, и он переместил руки на мою талию. Поддерживал безумный темп. Откинул голову, выругался. Волосы растрепаны, прилипли к взмокшему лбу. Секунду я любовалась, а потом нагнулась, чтобы обвести языком его татуировки. Соленый привкус кожи, резкий аромат одеколона, секса, возможности быть пойманными, опасности пожалеть о содеянном.

Стивен опять выругался. Он схватил меня за волосы, чтобы сделать быстрый темп неистовым. Не думать. Главное, не думать, что будет потом. Удовольствие с ним: так хорошо, так правильно…

Оргазм накрыл внезапно, я прикусила плечо Стивена, чтобы не закричать. Мышцы сократились, и я почувствовала, как он тоже кончил, пропустив сквозь стиснутые зубы воздух. Все еще пульсировал внутри меня. Когда зрение прояснилось, я увидела: он вновь откинул голову на спинку дивана и уставился в потолок.

Ритм сердца успокаивался, тело приятно ломило.

Что. Мы. Натворили.

Я дернулась, чтобы встать.

– Сиди, – приказал.

Я слегка приподнялась, Стивен надел боксеры, и я села обратно. До меня медленно доходило, что случилось, но муки совести не беспокоили. Я виновата не больше Джерада или Стивена – они оба могли остановить меня.

– Что это? – Выпрямившись, я с ужасом поняла: Стив держит мое запястье и смотрит на свежий шрам от прикуривателя. – Я спросил: что это?! – Рэтбоун перевел взгляд на мое пылающее лицо. – Это он сделал? Джерад?

– Нет! – выпалила я, пряча руку за спину. – Не Джерад.

Стив нахмурился. То, что он волновался обо мне, согревало.

– Просто… – Я помолчала и принялась подбирать с дивана вещи, выигрывая секунды на обдумывание ответа. Села подальше от Стивена, надела нижнее белье и тихо забормотала: – Все получилось спонтанно, я…

– Ты это сама? – Он вернул на место спущенные джинсы и сидел, скрестив руки на блестящей от пота груди. – Совсем двинулась со своей наркотой? – спросил, не повышая голос, а мне было больнее, чем от крика. Или от «урока» в приват-комнате. Тогда были эмоции, сейчас – только жалость.

– Это мое дело, не лезь, – огрызнулась я.

Наспех оделась, вышла в коридор к кулеру с водой. Драгоценная минута, чтобы подумать. Мы переспали, и что? В первый раз? Нет. Мы оба хотели этого? Да. Назад я вернулась со стаканчиком в руках и непринужденной улыбкой. Посмотрим, как Рэтбоун разыграет карты.

Первые лучи солнца пробивались в окно студии звукозаписи. Лос-Анджелес просыпался. Золотые отблески играли на волосах Стива, но он упорно делал вид, что не замечает ни наступившего утра, ни меня.

– Приравняю шрам к татуировке, – рассуждала я и неспешно пила воду, – способ самовыражения.

– Идиотский способ, – проворчал Стивен. – Зачем ты их напялила?

Он дернул за край моих джинсов. Пуговица не застегнута – и молния разошлась. Дерзкий флирт. Мне понравилось. Такой «контроль» не бесит, а интригует. Я сняла джинсы, оставшись в белье. Стивен довольно кивнул.

– Шрам на всю жизнь, понимаешь?

– Как и твоя сто одна татуировка. – Я села на край дивана.

– К сожалению, – его рука по-хозяйски легла на мою талию, притягивая обратно к себе на колени, – их пока меньше, чем сто одна. – Он поставил особый акцент на слове «пока».

– Боже, это отвратительно! – Смех вырвался вольной птицей.

Стивен усмехнулся.

Внутри трепетал восторг. Я и забыла, как легко нам общаться, как мы близки. Беседуем, словно ничего не случилось: никаких предательств и расставаний. Сделали вид, что ничего не было. Но принять – труднее.

– Как ты? – аккуратно спросил Стивен. – Бледная.

Я бросила пустой стакан на столик. В горле саднило.

– Асоль.

И вновь я увидела заботливого Стивена. Он переместил руки на мои плечи, крепко обнял. Хотелось уткнуться ему в плечо и выплакать всю боль. Но я лишь осторожно дышала.

– Извини, что не поддержал после ее смерти.

Я вздрогнула, словно впервые услышала шокирующую новость. Воспоминания похожи на лавину – не спрятаться. Асоль, моя дорогая Асоль… Я потупила взгляд и сильнее вжалась в объятия Стивена. Наверное, ему больно от моих ногтей, но он молчал.

– Ты не обязан был.

– Обязан. Мне следовало поговорить с тобой. Я понимаю. Знаешь же…

– Твой друг. – Я смотрела вниз: меня заинтересовала черная полоска его боксеров, и я остановила на них взгляд. Только бы не думать, какой дурой я была, когда ни во что не ставила боль Стивена, не понимала, каково это – терять друзей из-за наркотиков и насколько важно отказаться от саморазрушения.

– Да, мой друг.

– Ужасно, но это дало мне мотивацию завязать навсегда.

Мир замедлился, пока Стив погладил мою спину. Утешал. Заботился. Вот что было нужно, вот что Джерад не в состоянии мне дать. Стивен наклонился к моему уху и под аккомпанемент скрипящего дивана сказал:

– Ты не одна.

Я резко вдохнула, сжав ногами его бедра. Чересчур… чересчур, как раньше. Губами он касался моих волос, пальцами гладил скулы.

– Ты не одна, – повторил и целовал в висок, – мой солнечный свет.

Близость прервал телефон.

Поколебавшись, Стив опустил меня на диван и ответил:

– Да, Софи.

«Как раньше» стерлось в пыль. Убийственно быть ему никем.

– Я работаю в студии… Срочно? Ладно. Успокойся.

Рэтбоун положил телефон на стол и посмотрел на меня виновато. А может, мне хотелось так думать. Глупо предъявлять претензии.

– Ты надолго в городе? – Вопросом я заполнила неловкую паузу. – Когда гастроли? – спросила, будто не знала наизусть его график.

– Альбом в апреле. – Стивен говорил медленно. Боялся, что я – бомба замедленного действия? Где истерика, Ари, он общался с Софи Штерн! Что я могла сделать? Мне с ней не соперничать. – На этой неделе будем промить сингл по городам, но в тур уедем после выхода пластинки. Получается, через месяц-полтора, – закончил Стивен.

Так долго он будет в Эл-Эй! Мне противно от своей радости.

– Ну… – Стив надел футболку. – Я… Мне…

– Иди, – сказала я, поджав колени к груди: радость уступила стыду – неловко быть голой перед ним. – Иди, она ждет тебя. Я все понимаю.

Стивен задумчиво потрогал подбородок.

– Софи… Я никогда не слышал ее настолько встревоженной. Что-то случилось. – Рэтбоун застегнул джинсы. – Давай съездим вместе? Проверим, как она, а потом где-нибудь позавтракаем. Обсудим… Ситуацию.

Ситуацию? Мое откровение, мой первый шаг, моя любовь к нему – си-ту-а-ция! От собственной дурости и смешно, и грустно. Мы приедем, Рэтбоун рассмеется мне в лицо и скажет, что я вновь использована. Или начнет играть за две команды? Не расстанется же со своей ненаглядной – торопится к ней!

Размышления заняли не более секунды.

– Нет, спасибо. У меня дела.

Стивен задержал на мне взгляд, щурясь. Пригладил растрепанные волосы и придал лицу безразлично-надменное выражение.

– Ну, вперед. По делам. – Он… злится? Не перепутал роли?! – Закроешь. – Ко мне в руки полетели ключи от студии, я машинально их поймала.

Стивен надел пиджак, повесил на плечо чехол с гитарой и покинул комнату. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Я устало прикрыла глаза. А хотела же, чтобы он остался.

Новый день. Почти сутки на то, чтобы осуществить мечты. Утро обманчиво, холодок ветра и отпечатки ночи на синеватых веках напоминают: ничего не изменилось.

Я подремала в студии, а в шесть утра пробежала несколько кварталов. Город лениво просыпался, ругался с ночью – она не планировала уступать и подменяла рассвет грозовыми тучами. Рядом со Стивеном время остановилось, а сейчас, без него, летело слишком быстро.

Когда-то неправильно расставленные приоритеты помогли мне начать новую жизнь: я уехала и верила, что быть со Стивеном Рэтбоуном важнее всего на свете. Увы, прошлое накладывает отпечаток на настоящее. Стивен мог сколько угодно винить себя, что было после, но ему не узнать, отчего я, счастливая, влюбленная, дрожала по ночам. Осенью две тысячи десятого я до боли стискивала зубы, когда Стив спрашивал о причинах. Все просто – я не собиралась помнить эти причины. Игнорирую их по сей день. Меняю на любые другие переживания. И храню тайну. Я использовала вокалиста Grape Dreams с момента, когда услышала его песню, его обещаниестать лекарством для сломленной девушки.

Сегодня я поступила так же: заместила переживания. Думала о том, как скучаю по Стивену Рэтбоуну, а не о том, что моя подруга умерла, Джерад – манипулятор, прошлое все так же осязаемо. Был Стивен и была я.

Но звонок Софи,его Софи, и бух! – иллюзия рассеялась. Я одна на автобусной остановке. Стивен выбрал свой путь: стабильность, счастье, свобода. Три волшебных «С». Мне с грузом воспоминаний такого не видать.

Привыкнув к клубному ритму, я не чувствовала разбитости от того, что не спала всю ночь. Легкая сонливость пропала после стаканчика кофе из автомата. Дзинь-дзинь. Четвертое сообщение от Джерада. Извинения. Я не злилась. Смысл? Три бюджетных, как раз для меня, «С» – спаси себя сама. Но я вновь и вновь нахожу утешение в замещении и чужих руках.

Я допила гадкий кофе в автобусе и, засунув телефон в карман, с досадой обнаружила, что забыла отдать ключи охраннику. В студию звукозаписи придется вернуться.

А пока я гуляла по знакомым кварталам в компании любимой музыки и теплых лучей весеннего солнца. Бросила грустный взгляд на когда-то мою квартиру и пошла в клуб. Cotton Candy – мой дом, несмотря ни на что, и перемены я приняла, хотя не люблю их. Вот, например, свыклась, что со Стивеном мы расстались. И вдруг… и винить некого. Могла пойти к друзьям, в мотель, на улице заночевать. Но пошла к нему. Хотела к нему. Опять все мысли сводятся к Стивену Рэтбоуну.

Новый владелец отвалил немало денег: клуб внутри и снаружи выглядел так, будто ничего не случилось – смерти от передозировки не было, полиция не приезжала.

Стараясь не думать о произошедшем, я поднялась в свою студию. Просторно. Гладкий паркет, большое окно, зеркало во всю стену, балетный станок. На тумбочке музыкальный центр и CD-диски – не знаю, чьи они. Рояль прежний владелец забрал с собой.

Я всегда начинала тренировку с выбора диска. Баллады Ричарда Маркса идеально впишутся в мое меланхоличное настроение, но я буду плакать, а не танцевать. Остановившись на альбоме Dido «Life For Rent», я открыла тумбочку, вынула спортивную одежду, переоделась и подошла к зеркалу. Волосы из-за влажности завились на концах, пушистые и объемные. Такой гривой весело взмахивать, как в рекламе шампуня!

Первые ноты из стареньких колонок и первые неуверенные движения. Я трогала зеркало: мечтала раствориться в мире «наоборот». Под поп-музыку я особенно пластичная, словно плыла по облакам. Уплывала.

Мой выбор сыграл злую шутку. Лучше бы пел Ричард.

«Я знаю, ты думаешь, что мне больше не следует любить тебя или, по крайней мере, не говорить тебе о своей любви, – звучал то ли мой внутренний голос, то ли голос Dido. – Я знаю, что оставила слишком много беспорядка и разрушений, чтобы вернуться. И я причиняла тебе одни неприятности. И если ты живешь по правилу “все кончено”, то я уверена, в этом есть смысл».

Порой музыка сама находит нас, и мы осознаем, что не одиноки. Песни рассказывают о волнующем, помогают разобраться в чувствах, разделяют боль.

«Когда мы встретимся, а я не сомневаюсь, что это произойдет, все, что было между нами, будет по-прежнему на месте»[39].

Секунда тишины – и следующая композиция: быстрее, сексуальнее. Музыка также способна влиять на наше настроение, и я перестала грустить. По телу волной – освобождение, я флиртовала с зеркалом, выполняла танцевальные элементы. В середине песни закрыла глаза, наслаждаясь свободой от мыслей.

– Ты восхитительно двигаешься, малышка Ари.

Голос Dido резко стал тише, будто у певицы заболело горло. Музыка играла, но теперь не заполняла весь зал, а служила фоном к беседе, к которой я оказалась совсем не готова. Нехотя остановившись, я распахнула веки.

Он во всем черном, не считая нелепой рубашки горчичного цвета. Я не могла выдавить ни звука, глядя сквозь него.

Джерад ленивой походкой направился ко мне.

– Сначала танец. – Подал руку.

Я прислушалась к песне – «Life For Rent». И опять музыка точно попала под мои чувства:«Я еще раз извиняюсь за то, что не влюблена. Но это не значит, что я хочу, чтобы твое сердце было разбито»[40].

– Ари, я не кусаюсь.

Ответить бы что-то резкое, обидное. Но я не решилась, пугливо дернув плечами. Джерад наступал, и под его напором я отходила на шаг в нужное направление, тем самым воссоздавая упрощенную версию аргентинского танго. Джер отлично вел, поймав меня в объятия. Дыхание сбивалось скорее от близости, чем от плохо знакомых движений, а злость и обида становились бледнее. Каким-то образом я успела привязаться к этому самовлюбленному эгоисту.

– Жаль, ты не согласилась танцевать со мной на вилле.

Малибу, вечеринка, просьба Джерада, мой отказ, предательство Стивена, конец. Джерад планировал задержать меня, чтобы я не увидела измену? Едва ли. Он знал, я откажу. И отправлюсь на поиски Стивена.

– Не думай, что ты прощен.

Я оттолкнула его, но он ловко поймал меня за талию и вновь сократил расстояние между нами. Рваный пульс гремел в висках. Не знаю, что именно заставляло мои щеки гореть – чувство вины или опасная близость.

– Понимаю, – согласился Джерад. Он отошел и выключил музыкальный центр. – Но это не мешает тебе восхититься моим мастерством… танца?

Я закатила глаза, из последних сил сохраняя достоинство.

– Где ты была? – вдруг спросил, прожигая взглядом дыру во мне.

На секунду показалось, он знает, где и с кем я была, и ждет, когда я признаюсь. Кончики ушей запылали, ладони предательски-липкие.

– Здесь.

Я достала из тумбочки бутылку и полотенце. Сделала глоток воды, промокнула полотенцем лоб и нажала play. Почему мне есть дело до реакции Джерада? Почему вру? Нас трудно назвать парой. Но легко осознать, что из-за меня он потерял все.

Я вернулась в центр зала, чтобы танцевать дальше. Увидела через зеркало, как на лице Андерсона отразилось негодование, следом усмешка. Он крутанул колесико громкости на музыкальном центре, снизив до минимума.

– Что?! – От нервов голос сорвался.

– Это у тебя надо спросить.

– Мне нечего сказать, Джерад! – Я подошла и крутанула колесико – Dido вновь запела на всю студию. – То, что ты сделал, было… гадко. И я говорю не только о пощечине. Вся ситуация… Я верила твоим словам. Я верила твоим чувствам ко мне. А сейчас не знаю, чему верить.

Джерад обогнул тумбочку и выдернул музыкальный центр из розетки. Тишина рокотала внутри тревогой. Я приготовилась, что Джерад снова ударит меня. Теперь я всегда буду этого ожидать.

– Сам не знаю, кто я, и ты ничего обо мне не знаешь, – отчеканил он, заламывая пальцы. – Согласен, глупая идея воспользоваться Асоль. Ей с тобой не сравниться. Но еще глупее – признаться тебе в своих чувствах. – Джерад понуро выдохнул: – Я сломаю тебе жизнь.

Он признает, что не идеален? Джерад Андерсон всегда прав. А если нет – то убедит в обратном. Для признания своих недостатков нужна смелость. Или отчаяние.

Хлопок в голове, и я поняла: неправильно было идти к Стивену. Забыть то, что он сотворил со мной предательством. Джерад резкий, циничный, но он готов на все ради любви, а Стивен… поехал к Софи.

– Сломаешь мне жизнь? Ты спас меня, Джерад! После предательства Стивена я бы вернулась к самоуничтожению, я бы… я бы сделала то же, что и Асоль!

– Нетлекарства, Ари! – в тон мне ответил Джерад, напомнив о песне «Сломленная девушка». – Он тебя предал, и тебе больно. Никого я не спас.

Андерсон цеплялся за свои маски, и видеть его сломленным и честным дорогого стоит. Он старается, как умеет, но я все равно иду к Стивену. А Стивен выбирает не меня. От обиды свело скулы.

Потоптавшись на месте, я обняла Джерада. Он сутулился сильнее обычного, виновато опустил глаза. Я полюблю тебя, я так благодарна.

– Знаю, кто ты, Джерад. Вижу. Будь всегда таким искренним.

– Я люблю тебя, Ари.

Вместо ответа я погладила его по спутанным волосам.

Он тихо, с сочувствием, добавил:

– Мне жаль Асоль.

Я забыла, как дышать, и выдох получился рваным. Асоль…

– Ого, – протянул Джерад, – нереальная подборка дисков. У кого-то великолепный музыкальный вкус! – Джер вмиг собрал себя по кирпичикам.

– Я передам, – пообещала я и спросила: – Что известно насчет Асоль?

– Когда ты, – он выдержал паузу, разглядывая альбом The Cranberries, – гм… танцевала, пришли результаты вскрытия.

Мысли исчезли, уступая эмоциям. В носу закололо, а ноги подкосились. Я осела на пол. Нет. Нет. Лучше не знать!

– Сердечный приступ от передозировки, – пояснил Джерад.

– Она могла таким образом покончить с собой.

– Ари, – Джерад помог мне встать, – наверное, ты слышала, что значит передозировка. И что будет, если смешать наркотики с алкоголем.

Я кивнула. Сотрясалась от невысказанной боли. Обними же, сделай хоть что-нибудь, чтобы стало легче. У Стивена получилось. Ненадолго, но получилось.

– Говорят, – я прочистила горло, отгоняя неуместные воспоминания о сегодняшнем утре, – говорят, последние минуты – хуже ломки: ты физически ощущаешь смерть, но не можешь ничего сделать, не можешь помешать… убивать тебя.

– Именно. Согласись, если бы она хотела умереть, выбрала бы более гуманный способ. И, зная характер этой сучки, умирать из-за неразделенной любви Асоль бы не стала.

Я понимала – в словах Джерада есть смысл, но совесть грызла. Я могла помочь, остановить, предотвратить. Я предупреждала ее!

– Дорогой человек умер на моих глазах. – Я посмотрела в окно, на сонный город. – Не было возможности помочь ему, и я поклялась: больше никто не погибнет вот так, когда я могу спасти…

– Ты говоришь о Майке?

Я повернулась.

– Что?

– Дорогой тебе человек – Майк? – В зеленых глазах вспыхнул интерес. – А я-то думал, где уже слышал имя Карлос, и вспомнил еще одно – Майк. Точно помню, они связаны с тобой, но каким образом? Карлос… Майк…

Я быстро заморгала.

– Откуда ты… – И осеклась. – Рэтбоун! Он рассказал?

Кровь зашумела в голове. Я доверила тайну ему, только ему!

– Господи… – Я поразилась слепой вере в порядочность Стивена Рэтбоуна. Сдавленно усмехнулась: – Он все рассказал, да?

– Ари… да. – Веснушки виднелись сильнее, когда Андерсон бледнел. Легко догадаться: он пожалел, что не удержал язык за зубами. Но жалеть следует Стивену! Джерад попытался смягчить удар: – Стив был подавлен…