– От чего, мой друг, ты хочешь его спасти, – грусть легкой пленкой затянула глаза мистика, – мир, как и любая материя, умрет в свое время. Не раньше и не позже.
– Но ведь возможно поменять его судьбу, – глаза праведника горели, отражая внутренний огонь, – зачем столько страданий?
– Судьба – это череда причин и следствий, мой друг, – голова юноши качнулась, – и тебе это хорошо известно. Каждый пожинает плоды своих прошлых поступков, – ясный взгляд застыл на праведнике. На мгновение Мирай задумался. Эту истину он знал, как знал и то, что человек не только пожинает плоды, но и творит новые своими нынешними поступками. А значит и на судьбу можно повлиять. Вряд ли великий мистик прошлого не знает об этом. Понимание отразилось огоньками в глубине раскосых глаз. Юноша испытывает его. Мирай собрался было ответить, но побратим опередил его:
– Если все так сложно, мы можем просто убить всех отморозков, – Игнар откинулся назад и, оперевшись на руки, посмотрел на обоих праведников.
– Я не сомневаюсь в твоих возможностях, юный воин, – мистик не разделил восторга парня, голова юноши качнулась, – но даже если ты убьешь всех грешников вселенной, на их место придут новые, – вопрос застыл в голубых глазах побратима. Не давая брату возможность раскрыть тему Мирай сжал плечо воина.
– Человек может поменять свою судьбу лишь обратившись к Богу, – твердый взгляд праведника застыл на юном лице мистика. Он был уверен в ответе. Однако юноша изящным движением приподнял брови вверх и уточнил:
– А что если человек не хочет слышать о Боге? Ты что же, заставишь слушать о Нем насильно?
– Нет, – голова Мирая качнулась, – основа отношений с Богом – это любовь, в ней нет места насилию, – скулы праведника затвердели, глаза налились решимостью, – надеюсь, в книге, что я ищу, есть ответ как вернуть эту любовь в мир.
– Господь любит каждое свое дитя, Его любовь никуда не делась, – грусть стянула лицо мистика, мигом обнажив тысячи прожитых лет, – а вот мир отвернулся от Него. Что ж… прими мой дар. Отныне ты сможешь увидеть свет в душе человека… или вещи, если та является священной. Это поможет тебе в поисках, – юноша поднялся на ноги. Силуэт застыл на темнеющем небе. Легкий ветер подхватил каменную крошку, и та огненной пылью осела на соседних изваяниях. Бросив последний взгляд на мир, в котором он пробыл слишком долго, мистик начал склоняться перед праведником. Игнар вскочил на ноги, острие клинка уперлось в обнаженную грудь.
– Эй, – воин застыл, не дав юноше закончить поклон, – что ты задумал?
– Оставь, брат, – Мирай без страха смотрел на мистика, – так надо…
– А если и ты станешь камнем, – возмущение сорвалось с губ побратима, – ты об этом подумал?
– Да, я подумал об этом, – Мирай усмехнулся, – если сердце мое не чисто, то нет мне пути дальше. Отойди, брат, или ты не веришь в меня?
– Верю, – тепло на миг растопило холод в глазах Игнара, – всегда верил, – воин опустил клинки и отступил на шаг.
– Хороший у тебя друг, – широкая улыбка озарила лицо мистика, – держитесь вместе, – замолчав на мгновение юноша закрыл глаза, и неожиданно сказал, – запевай, праведник, свою песнь.
– А разве она тебе нужна? – удивленно воскликнул Игнар.
– Нет, – юноша качнул головой, – она лишь напоминает мне о друге, – колени мистика коснулись земли. Прежде чем склониться дальше, он пристально глянул на побратимов. Кивок головы в сторону и Игнар отошел за спину мистика, – а песнь, она понадобиться не мне… сегодня ночью будет много смертей, – и опустил голову.
Воздух застыл в немой тишине. Игнар не мог отвести глаз от побратима. Он ловил каждое мимолетное движение друга. Казалось, будто его собственное тело каменело от страха за Мирая. Воин заставил себя расслабиться и впустил теплый воздух в легкие. Спокойное биение сердца друга и его тихое дыхание говорило, что с ним все в порядке. А вот вокруг начало твориться что-то невообразимое. Стоило лбу мистика коснутся земли, как его тело начало рассыпаться в мелкую пыль. Закружившись в воздухе, она светящимся покрывалом накрыла руины Храма и застывшие в сгустившихся сумерках изваяния.
Праведник поднял глаза к небу. Отблески алых молний отразились в темных глазах. И без того мрачное небо заволокли тяжелые тучи. Мир, скорбя об уходе праведного человека, разразился невиданной бурей. Налетевший ветер, сравнивая барханы с землей, поднял песок вверх. Пустыня ожила. Тяжелый воздух наполнился протяжным воем и холодящим душу скрежетом. Проснулись твари скрывающиеся в недрах пустыни. С уходом святого, ушла и сила, что давала умиротворение этому месту. Сегодня злоба вылезет наружу, а безумие войдет в распахнутые двери окутанных черными желаниями сердец. Распределяя вес тела, Мирай слегка качнулся назад. Горячие бока Шороха прижались к бедрам, друг стал за спиной. Буйство стихии нарастало. Когда оно достигла своего пика, в груди Мирая разлилось чужое тепло. Душа мистика, оставив ему дар, покинула этот мир. Праведник прикрыл глаза, перед внутренним взором встали слова песни. Но подсказки были не нужны. Ей он провожал мертвых в последний путь. А таковых было много и текст прочно сидел голове.
Вновь стоишь за чертой,
стужа веки закрыла.
Вновь очнулся собой,
тело к чертям остыло.
Сердце полное грязи
душу в клетку сковало.
И лишившись всех связей,
Смотришь смерти в оскалы…
…
Там… на том берегу,
Там в обители чистой
Там… увидеть смогу,
Тех, кто памятью дышит.
Там… начало не тленно,
Там… не виден конец.
Там… стоит у причала
Жизни нашей венец.
Ветер рваными клочьями добрался до вершины. Внезапно по каменным статуям, зданию Храма и изваяниям Богов пробежали глубокие трещины. Они раскололи камень на мелкие куски. Огромной тучей те поднялись в воздух и закружились в диком танце. Тепло в груди праведника стало обжигать, нарастающий жар прорвался в вены и растекся по телу. Внутри все горело, снаружи кожу обдал незнакомый леденящий холод. Лицо Мирая, казалось покрылось коркой, с трудом разлепив губы, праведник продолжил петь:
За фальшивой улыбкой
Пороки больше не спрячешь.
Нет, не будет попыток,
Ты теперь настоящий.
Звон грехов на весах,
Чаша жизни качнулась.
Вечность застыла в глазах
Она к тебе повернулась.
…
Там… на том берегу,
Там… свобода бесценна.
Там… огонь разожгу,
Душу вырву из плена.