24 секунды до последнего выстрела

– Он чувствует себя виноватым, – продолжила мама, словно Себ и не перебивал её, – что не готов пожертвовать всем ради Сьюзен.

– Я говорил ему…

– Как будто наш папа так часто слушает, что ему говорят, – улыбнулась мама. – Он привык заботиться о семье, брать на себя ответственность. Пока Эмили была жива, Сьюзен в нём не нуждалась, и он не переживал.

– У нас всё будет хорошо, – твёрдо сказал Себ, догадываясь, что за словами: «Папа чувствует себя виноватым», – скрывается: «Мы с ним оба чувствуем себя виноватыми, и особенно я».

Он добавил:

– Мы со Сью отлично ладим, у неё прекрасная няня, а когда вернётся миссис Кейл, вообще никаких проблем не будет, – он сделал паузу, притворившись, что увлечённо счищает жир со сковороды, – как ты думаешь, Сьюзен сможет… полностью прийти в себя?

Этот вопрос Себ задал очень тихо, хотя понимал, что плеск воды в тазу[7 - В Британии вода очень дорога, и экономят её всеми способами. Никто не моет посуду под краном. Чаще используют посудомоечную машину, а если её нет, набирают таз воды, добавляют очень пенящегося мыльного средства, полощут посуду и либо вытирают насухо, либо ставят на сушилку прямо так, с мыльно-пенными разводами. В арендованном доме посудомойки нет, вот Себ и трудится.] и звон тарелок и без того заглушают голос. Ему было стыдно об этом заговаривать, признаваться, что понятия не имеет, как помочь собственной дочери.

– Знаешь, дорогой… – проговорила мама тоже тихо, – даже для взрослого человека потерять родителя – это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…

– Это становится привычно, – кивнул Себ. – Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.

– Тебе тоже не помешало бы, – ворчливо сказала мама, – о чём я тебе уже говорила.

– У меня всё нормально, – отозвался он, расставляя на места тарелки и производя нарочитый шум. – Переживу.

Мама выдохнула с характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?»

– Если тебе будет нужна помощь, пожалуйста, не молчи, – сказала она чуть позже, – звони, приезжай. Или я приеду.

– Да не…

– Просто пообещай, что скажешь, если будет трудно, – с нажимом попросила она.

– Ладно. Да, окей.

Он домыл посуду и слил воду. Дальше продолжать этот разговор было уже совершенно неловко, так что он вытер руки и заложил их за спину, подыскивая предлог, чтобы уйти.

Очень кстати в кармане зажужжал телефон. Себ быстро посмотрел на экран и со смесью раздражения и предвкушения прочёл СМС от скрытого номера, который, конечно, принадлежал Джиму: «Открыто».

– Мне надо на работу, – сказал Себ, стараясь вложить в голос разочарование или раздражение, но не смог.

Мама обошла его, сполоснула руки и неожиданно, без всякого предупреждения обняла, крепко прижимая к себе. Маленькая, худенькая, она едва доставала ему до подмышки, но вырваться из её хватки Себ даже не пытался, только беспомощно поворчал:

– Мам… – а потом обнял её в ответ и прикрыл глаза, опустил голову и едва ощутимо коснулся губами светлых волос, вдыхая запах сирени – её любимых духов.

Только почувствовав, что объятия становятся слабее, он решительно освободился, поправил рубашку и проворчал:

– Подловила.

Мама улыбнулась и махнула рукой:

– Иди уже.

Себ поспешно ретировался из кухни.

Вызов Джима, пусть и странный, его порадовал. Все эти похороны, семейные дела, сцены и разговоры требовали очень много сил, он был бы рад получить сложное, но предельно понятное задание. Чтобы не думать, что лучше сказать, а молча выполнять работу.

На Клармонт-клоуз, тринадцать, действительно было открыто – и внизу, в подъезде, и наверху – в квартире.

Войдя внутрь, Себ снова оказался оглушён музыкой. Это опять была адская музыкальная смесь из двух разных треков, от которой хотелось первым делом заткнуть уши.

Джим лежал на диване прямо в костюме. Он взглянул на Себа, но музыку не выключил и не приглушил. Так что Себ остался стоять, пытаясь разобрать, что это вообще играет. Немного тише точно звучала какая-то классика. А вот поверх орало что-то жёсткое.

Подолгу стоять в одной позе Себ умел отлично, поэтому не шелохнулся до тех пор, пока обе песни не доиграли, а Джим не сказал:

– Привет, дорогой. Соскучился?

– Вы вызывали, сэр, – ответил Себ, подходя ближе к дивану.

– Вызывал? – Джим удивлённо поднял брови. – Разве?

– Сорок минут назад, примерно, – Себ потянулся было за телефоном, хотя и был уверен, что получил СМС, но не успел его достать. Джим визгливо расхохотался, запрокинув голову:

– Мой милый Себастиан, я всего лишь написал: «Открыто». Вызов ты придумал сам, – он продолжил смеяться, а Себ прикусил кончик языка, чтобы сдержаться и ничего не сказать. Ничего не понятно! Чёртов Джим.

– С тобой даже неинтересно играть, Себастиан, – отсмеявшись, разочарованно сказал Джим. – Ты такой исполнительный… такой правильный… – он вскочил с дивана и мгновенно оказался совсем рядом с Себом, повёл головой, принюхиваясь, и сделал ещё шаг. Себ ровнее выпрямил спину и поднял голову, но не отшатнулся, даже когда Джим почти прижался к нему.

«Дорогой Санта, подари мне, пожалуйста, на Рождество право сломать челюсть моему боссу без последствий. Обещаю, что буду хорошо себя вести весь год», – подумал Себ, отвлекаясь на дурацкие мысли, чтобы сдержать раздражение в узде. В конце концов, недолго он прожил бы в армии, если бы не умел контролировать приступы мотивированной агрессии.

Джим запрокинул голову и кончиками пальцев коснулся воротника рубашки Себа. «Да хер тебе», – подумал Себ отчётливо. Ему не пятнадцать, чтобы вестись на такие дебильные шуточки и провокации.

– Скажи мне, Себа-а-астиан, – протянул Джим, удерживая уголки воротничка, – мне очень интересно… Здесь ровно четыре пальца… от рукава до локтя? Да?[8 - Стандарты ношения британской военной формы гласят следующее: если рубашка расстёгнута, у неё обязательно должны быть подвёрнуты рукава. Подвороты должны располагаться строго на уровне четырёх пальцев выше локтевого сгиба. Под расстёгнутой рубашкой, разумеется, должна быть надета футболка. Если рубашка застёгнута, подворачивать рукава не допускается. Себ аккуратно следует этим требованиям и в повседневной гражданской жизни.]

Вдох-выдох.

Себ опустил голову, поймал взгляд Джима и ответил предельно спокойно:

– Да, сэр. Так точно, сэр. Возможно, вас интересуют ещё какие-то детали моего гардероба, сэр?

Джим выпустил его рубашку, состроил обиженную рожу и повернулся спиной.

– Твой гардероб скучен как воскресная служба. И временами уродлив, – он опять устроился на диване, закинул ноги в начищенных ботинках на подлокотник, положил руки за голову и закрыл глаза, вытягиваясь как в шезлонге: – Ты понимаешь, о чём я.

– Нет, сэр.

– Этот костюм, в котором ты был. Тысяча девятьсот девяносто девятый год?

Себ педантично поправил воротничок расстёгнутой рубашки, машинальным жестом подровнял закатанные рукава и только после этого сказал:

– Да, сэр.

– Я-я-ясно. Очень, очень скучно.