Повесть о Шурочке

Вот что, принесли ёлку! Как интересно! Значит, мы приехали как раз к Рождеству. К празднику весёлому уж нас обязательно вынут! «Ура, ура!» ликуют Мяка и Миша. «А сказали «дети», значит, может быть и девочка есть», – сообразила я и даже похвастала своей сообразительностью друзьям. «Молодец! за твой великий ум ты получишь даже награду от великого князя». Вечно он смеется надо мной. Но я не обиделась. Мне было интересно, что будет дальше.

А дальше было все то же. Няня не идёт, и нашему терпению пришёл конец. Мы с Надей стали приставать к Мяке с вопросами (он же всё знает): почему нас так долго держат взаперти? Что с нами будет? Как же дети без игрушек? Почему не идёт няня? А Мяка: «Вот расхныкались. Двадцать лет спали – ничего, а тут трёх дней подождать не можете!» Мы оправдывались: «Так нас не будили, вот мы и спали, а теперь…» Но меньше всего терпения у маленькой Тамары. Она просто всё время плачет. И стали мы просить Мяку, чтобы он рассказал ей какую-нибудь сказку, чтобы её успокоить. «Ладно, подумаю, – говорит. – А про что?»

Тамара оживилась: «Сочини сказку про зайчика, как был зайчик и пропал». У нас, и правда, был зайчик и потерялся, а она его очень любила. Задумался наш Мяка, лежит, сочиняет. И придумал он такую сказку.

Слушайте, говорит. Сказка называется «Зайчик-убегайчик» или просто «Ты бы».

У одной зайчихи было два зайчика. Один послушный: лежит себе возле мамы, никуда не убегает, а другой… Что ни день… прыг… и убежит. Но возвращался. А тут вернулся к маме, ушко ободрано, шерстка на спинке повыдергана. Спрашивает его мама-зайчиха: «Где ж ты был, мой Заинька?» И слышит в ответ:

Я капусту таскал,
Зелёную щипал.

(Он всё в рифму говорил. Помните? Нас в Кронштадте учили, он и запомнил.) А мама его всё расспрашивает: «Тебя, видно, поймали и избили?» А он:

Били, били, маменька.
По головке рукавами,
А по спинке кулаками.
Больно!

«Ты бы, – говорит мама-зайчиха, – за кустик спрятался». А зайка:

А кусточек реденький,
А я, зайка, беленький.

Мама опять ему: «Ты бы на елочку, Заинька, залез». А он:

А на елке иголки,
боюсь, – уколюсь.

Жалеет его мама: «А ты бы в бороздку присел, и не видно Заиньку». А тот опять:

А борозда узка,
а капустка низка.

Мама всё старается его научить на будущее, чтоб опять не попался Зайка: «Ты бы в деревню, да в сарай спрятался, и не нашли бы тебя». А он:

А в деревне сторожа,
Ох, боюсь я их ножа.

Уж не знает мама, что ещё придумать, как от людей спастись: «А ты бы…»

И вдруг рассказ Мяки прерывает звонкий поворот ключа. Мы вздрогнули. Тут уж теперь нам не до Зайчика, потому что слышим голос: «Няня, помоги мне вынуть всё из сундука и достать кукол, они на дне лежат».

Ура! Ура! Освобождение!

А что дальше было, завтра расскажу.

Возврат к настоящей жизни

Не сразу попали мы в руки девочки, новой мамы. Приняли нас руки няни. Но не той кронштадтской няни, которая любила поворчать на хозяев. Помните? Эта новая няня была моложе и красивее из-за доброй улыбки. «И всё здесь будет новое?» – разочаровалась я. «Нет, не всё, – говорит Мяка. – Мы-то не новые, и сундучок тоже старый, и ещё что-нибудь старое найдём, – и добавил: – А вот для здешних детей мы новые». Как интересно! Мы и старые, и новые. «А новое интересно», – заявил Миша. Но где же новые дети? Нас почему-то им не показывают. А скоро я поняла, почему.

В комнату вошла высокая стройная дама. «А! Вот и нашли мы «старое знакомое»», – обрадовался Мяка. «Где?» – спрашиваю. И вдруг опять слышим тот же мужской голос: «Наташа, а куда поставим сундучок? Он здесь мешает». – «В столовую», – ответила эта новая тётя.

И тут я всё поняла, но и удивилась: как!!! Это она?! Наша бывшая девочка Наташа?! Как выросла, как изменилась! Она! Она! Вижу – те же глазки, те же волосы красивые. Вот сюрприз!

И в подтверждение моей догадки эта тётя Наташа говорит: «Как я рада, смотри, няня… Это всё мои куклы. Вот Шурочка, вот смешной милый Мяка, Надя, Мишка, маленькая Тамара. Хорошо, что сохранились! Они уж, наверно, понравятся моим ребятам. Не говори пока детям ничего про них – будет ёлочный праздник, вот тогда…»

Опять ждать, ну, ничего. А пока няне велено нас привести в порядок, отгладить и накрахмалить мне платье. Как интересно! А кто же этот мужчина чужой? Голос не капитана. И вспомнила я вдруг Мдзель-Анн, её свадьбу… и поняла, что Наташа уже большая, наверно, вышла замуж, как Мдзель-Анн. И новые дети, – может быть, её дети. Так оно и оказалось. «Как ты думаешь, Мяка, её муж – тоже капитан или ещё помощник, как муж Мдзель-Анн?» – «Совсем не обязательно он моряк, – ответил Мяка. – Ты привыкла, что в Кронштадте все моряки. Но приходил же к нам скрипач – не моряк».

Ну, значит, муж Наташи музыкант. Я вчера слышала, как кто-то играл на рояле, и совсем не танцы и песенки, как Наташина мама, а длинные и очень шумные «пьесы», как говорила учительница. На этом я успокоилась. Музыкант, – как та учительница, и, наверно, в очках. «Тоже не обязательно», – возразил Мяка. Ах, скорее бы праздник! Всё узнаем.

Мы, девочки, стали обсуждать, сумеет ли няня нам выбрать красивые платья. «Ох, уж эти мне модницы-нарядницы!» – вздохнул Мяка. «Ну, как ты не понимаешь! Это же праздник и к тому же – первое знакомство с детьми», – сказала Надя. А одевать нас пришла сама тётя Наташа, как теперь мы решили её называть. И мне надели то платье с кружевами и лентой, в котором я и явилась в эту семью. Всех одела тётя Наташа очень нарядно. Лежим в шкафу, ждём…

Вдруг слышим церковный перезвон колоколов, где-то близко, как бывало в Кронштадте на Пасху. «Жаль только, что не видим, как яйца красят», – говорю я. «Что ты! Яйца красят только на Пасху. На Рождество – ёлка, – это уж Мишка выказал свои познания: – Жаль только, что не видим, как ёлку украшают, – вот это интересно. Я однажды видел в Кронштадте, когда меня в гостиной забыли. На самую верхушку крупную сверкающую звезду сам капитан нацеплял. И то на стул становился – никому не достать было. А потом уж Наташина мама принималась и тоже на табурет становилась. Подавала из коробки игрушки ей тётя Лиля. Да по выбору, не просто так подряд, а какой там шарик по цвету подходит и по величине. С толком! А потом уж на нижние ветки дети вешали и часто спорили: «Это не подходит, лучше красную свистульку. Дай, я повешу – нет, я лучше». Когда все игрушки повесят, опять капитана приглашают – свечки прищипывать. Надо, чтоб прямо стояли да крепко держались, ведь зажигать будут. Тут уж мама Наташина командует, встав подальше, чтоб всю ёлку видно было: «Нет, нет, не сюда, правее и выше, на крепкую ветку. Вот так, теперь хорошо», – скажет».

А Мяка добавляет: «Да, капитан уж тут, вижу, не приказывает, а как рулевой, команду слушает», – мы смеёмся. Вот так у нас время и проходит за разговорами. И подошло…

Знакомство с домом

«Няня, неси игрушки, пока дети с папой гуляют», – слышим. Вошла няня, нас в охапку, сначала меня и Надю, Мяку и Мишку под мышку, идём. Вот и ёлка – красавица! Мишка радостно: «Звезда, звезда та же и кораблик тот же, и шарики… Много старых игрушек вижу». А я уж не узнаю, забыла. Свечи стройно стоят, не горят, конечно, ещё день. Под ёлкой белая салфетка покрывает «ноги» ёлки, будто снег. Вот под ёлку и сажают нас рядком, возле смешного Деда Мороза с белой бородой и доброй улыбкой. Мы знакомимся. Мяка тотчас начал с ним болтать и расспрашивать, где мы, в каком городе – мужской разговор.

А мы, девочки, осматриваем комнату. Просторная, можно даже танцевать, уютный уголок у дивана, перед ним круглый столик с бархатной скатертью на нём и лампа, очень красивый абажур, тут и рояль, а на полу лежит ковёр шкура с мордой. «Разинутая пасть лисы», – объяснил Мяка.

И вдруг! явление. Сначала слышим, кто-то скребётся в дверь… Ещё посильней и… дверь открывается, не совсем (с той стороны задвинута чем-то), но просовывается чья-то морда. Дверь ещё шире, и втискивается… – ой, как страшно! – собака. «Не бойся, она не тронет, – уверяет Мяка. – Охотничья». И откуда он знает!

Входит не очень решительно: видно, ей не позволяют здесь бывать. Следим, – вот подошла, оглянула ёлку и к нам. Сердце замерло. Вдруг, как тогда медвежонок Мяку, схватит и ножку покусает! Нет, понюхал и равнодушно отошёл. А дверь-то открыта, и вот тихой поступью входит ещё посетитель – кот. Увидя собаку, немного опешил, но всё же любопытство одолело – вперёд к ёлке… И присматривается к какой-то игрушке. Посмотрела я и вижу: это очень хорошо сделанная птичка, ну как живая. Кот дотянулся и потрогал лапой, потом обеими лапами потянул, ёлка качнулась. «Вот этот зверь страшнее», – сказал с опаской Мяка. Но тут произошло неожиданное: с громким лаем на кота бросился пёс. А вслед за лаем вбежал в комнату, видно, хозяин. Совсем не похож на капитана: на голове черные волосы, смеющиеся глаза, и худенький. «Это что такое?! – говорит. – Райт, ты же знаешь, сюда ходить нельзя. Ещё возню затеяли, а дети спят. Прочь отсюда!» И сильный шлепок по спине. А в глазах бедного Райта обида: «За что? Я же спас ёлку. Кот бы её опрокинул, вот я и залаял на него». Как несправедливо! А коту не попало. Но Мяка защищает хозяина: «Он же не знает всю историю с птичкой». Любить Райта мы, куклы, решили единогласно. И даже Мишка забыл свой страх перед охотничьей собакой. Дверь хозяин закрыл плотно. И мы опять одни.

Настал вечер; в комнате темно. И вот пришли, наконец, зажигать ёлку оба: тётя Наташа и муж. Сначала верхние свечи зажглись, потом все ниже, ниже и вот уже вся ёлка сияет, и разноцветными огоньками засветились все шарики, звёздочки, бусы. «Посидим, полюбуемся без детей». Сели на диван и стали вспоминать ёлки в детстве. Тетя Наташа рассказала, как девочки-институтки устраивали ёлку для детей-сирот, конечно с учительницами, как сначала был концерт, в котором Наташа пела французскую песенку Золушки, забыла слова и убежала со сцены.

А муж рассказал, как все его братья и он сам приехали к маме в имение (значит, на дачу) на рождественские каникулы. Передаю его рассказ: «Вот уже собираются гости, входят в гостиную и удивлены – ёлки нет. Какой же праздник без ёлки?! Подходит старший брат к балконной двери, откидывает штору… А на балконе всеми огнями сияет красавица-ёлка. «А теперь все надевайте шубки, пошли в сад!» – говорит отец. Вышли все, а там самая большая ёлка во дворе, тоже вся в огоньках, и снег кругом серебрится и блистает разными звёздочками. Был тихий-тихий вечер. Вдруг убежал куда-то старший брат и приводит целую ораву ребят из соседней деревни. Каждый переодет, кто как выдумает. Кто в маске козла, всех пугает рогами, кто в медвежьей шкуре и тоже на лице медвежья маска, кто просто на голову нацепил большой пучок соломы, что глаз не видно. А вот топает на ходулях мальчик в длинной рубахе, да так ловко, даже приплясывает. А сам вдвое выше всех. Стали вокруг ёлки хороводом ходить. Из дома выбежали девушки-прислуги, тоже включились в хоровод с песнями.

Кто дома остался, говорили, что всё это веселье выглядело из окна и с балкона, как сказка.

Вдруг младший брат Петя с плачем бросился к няне. «Что ты? Кого испугался? Медведя?» – спрашиваем. А он: «Нет, вон тот большой, страшный». А, это мальчик на ходулях. А тот увидел Петю плачущего, соскочил с ходуль: «Ты что? Меня боишься?» «Нет… – говорит Петя. Это не ты, тот страшный и большой, а ты маленький». Тогда мальчик вскочил опять на ходули: «Вот я какой большой!» Петя понял и рассмеялся.

А этот Петя теперь уже студент и придет к нам вечером на ёлочный праздник, а пока прислал детям подарки. Надо их тоже положить под ёлку», – закончил он свой рассказ и встал, чтобы принести их. Это были две большие коробки. Их и положил возле нас. Интересно, что же там?

Ёлка и дети

И наступил, наконец, самый важный момент – знакомство с детьми. Открылись широко двери и видим на пороге трёх детей: девочка, уже болыненькая, вот-вот в школу пойдёт; мальчик поменьше, в матросской рубашечке и ещё коротеньких штанишках; и маленькая девочка, держится ручкой за брата, несмело, а глаза сразу на ёлку и даже остановилась от удивления. А старшие дети сразу к подаркам и читают билетики, кому какой пакет и какая кукла. У меня на билетике написано «Кате», и старшая не берёт. Значит, не ей. «Значит, она не Катя», – думаю. А вот на коробке написано: «Шуре», – и старшая с радостью открывает ей обещанное, видно, складывание. И тут же находит Мяку, на котором тоже написано: «Шуре». «Какой забавный! – говорит. – Вот уж подруги посмеются!» Схватила – и к маме благодарить. А мальчик к Мишке подошёл и долго читал: «Лёше». «Вот это мне», – говорит, но сам оглядывается, видно, что ещё что-то ждал. И увидел коробку, написано тоже «Лёше». Тут уж присел и стал с горящими от нетерпения глазами раскрывать. «Поезд!!!» – и благодарить надо, и оторваться от поезда не может. Но папа-хозяин сам подошел: «Нравится?» А мальчик молча прижался щекой к папиной руке, а потом потянулся поцеловать и обнять. «Потом сложим рельсы и пустим поезд, а пока ещё семафор закрыт, поезд ехать не может», – говорит папа серьёзно.

А маленькая всё стоит и любуется ёлкой. Тогда мама взяла её за руку и подвела ко мне: «Вот тебе куколка Шурочка, люби её и береги, как я для тебя сберегла. Головка у неё фарфоровая, это значит – бьющаяся, с ней осторожно». Катя бережно взяла и прижала к себе. Значит, сразу меня полюбила.

Стали приходить гости, взрослые. А под ёлкой ведь ещё коробки лежат. Как тут при гостях распаковывать? Неудобно, и разложить негде. «Пойдём в детскую, там сразу и играть будем», – предложил Леша. Убежали, с трудом захватив всё, и их папа помог. Он всё понимает. Жаль, что с гостями остаться должен.

Вот мы и в детской. Просторная, и кукольный уголок есть, и знакомимся со здешними игрушками. Здешние куклы неинтересные. Наверно, будут их отдавать кому-нибудь, раз уж мы приехали. Только одна с фарфоровым личиком нам понравилась и ещё зайчик, хоть и грязненький, но такой славный! Наверно, из той сказочки, что Мяка нам сочинил «Зайчик-убегайчик», которого на капустном поле поймали и били. Да-да, он. И глазки грустные. Будем его любить и жалеть. Может, доктору покажем. А вот и доктор, куколка-мальчик. Вырастет, доктором будет. Хорошо, если его оставят. Ведь куклы болеть могут.

А что же подарил детям дядя Петя? Посмотрим. Вот уж Лёшины нетерпеливые пальчики развязывают верёвки, да никак не могут. «Дай я», – это старшая сестра Шура. Развязала. Какой подарок Лёше! Представьте! Пожарный обоз. Вот это самое для мальчика интересное. Он уж знает, как их всех расставить «гуськом».