– Чел. Как мне еще это понимать, кроме как «Ой, я про тебя забыл», когда он присылает за мной самолет в четыре, чтобы отвезти меня на свадьбу, которая начинается в шесть? Портной с гребаной швейной машинкой подшивал мне штаны прямо в десяти километрах над землей.
– Сурово. – Я вздыхаю. – Я бы спросил, какие у твоего отца намерения касательно моей матери, но мы, кажется, перескочили через этот вопрос сразу до «Ты спать хочешь на верхней кровати или на нижней?»
– Ох, черт, – говорит он, хрипя от отвращения. – Я только что понял, что твоя мама, небось, была стюардессой на этом самом самолете. Они, наверное, трахались в том же туалете, где я потом дрочил.
– Господи, Бишоп, держи свои травмы при себе, ладно?
После этой свадьбы мне будет нужен психотерапевт.
Фенн делает глоток из своей фляжки.
– Так в чем твой прикол?
– Мой прикол?
– Ну да. Интересы есть у тебя? Чем ты занимаешься, когда не сидишь на свадьбах по залету?
– Даже не шути о таком. – Если мама заявит мне, что беременна, я сажусь на поезд до Западного побережья.
К нам подходят официанты, чтобы сменить сервировку. Они открывают новую бутылку сладко пахнущего вина, которое Фенн тут же тянется попробовать.
– Ты тоже выпускаешься в этом году, да? – продолжает докапываться он. – В какой школе учишься?
А вот с этим все не так просто.
– Технически ни в какой.
– Ох, мать твою. Ты же не один из этих, которые на дому учатся, правда? – Он отодвигается от меня, словно только что вспомнил, что мы пили из одного горла. – У тебя прививки все сделаны?
– Я учился в общей школе Виндзора в прошлом семестре. Но пришлось уйти на каникулы пораньше.
– Тебя исключили. – Теперь он выглядит почти впечатленным. – Заслуженно?
– Как посмотреть. – Директриса заточила на меня зуб, стоило мне только войти в дверь. Одного взгляда на мое дело ей хватило, чтобы все для себя решить. Не то чтобы я особо старался ее переубедить.
– Что ты сделал?
– Мой друг Дерек угнал машину учителя с парковки во время пожарной тревоги.
Фенн усмехается.
– Клево.
– Мы всей компанией катались по району, пока наш школьный полицай не выставил засаду у местного «Тако Белла».
– С пистолетами?
– Они бросили пару шипов, Дерек почти все объехал, но колесо нам все равно пробило.
– Ну и дурдом там, в этом вашем пригороде.
А еще это все брехня собачья.
Я даже не знаю парня по имени Дерек.
Но я не доверяю никому, кто пытается узнать меня получше, и уж тем более не стану раздавать подобный компромат кому попало. Свидетельство о браке еще не делает нас союзниками.
Когда мама возвращается, они с Дэвидом подзывают нас к двухэтажному белому торту и заставляют смотреть, как они друг друга им кормят. Потом начинают заливаться слезами, гротескно провозглашая свою любовь, и все, о чем я могу думать, это как бы мне выйти с кем-нибудь из официантов наружу покурить, ведь у кого-нибудь из них просто обязан быть в заначке косяк. Хотя на данный момент сойдет уже и мышьяк.
– Я даже не представляла, что однажды буду стоять здесь, – начинает мама, поднимая бокал.
«Хотя очень к этому стремилась», – чуть было не говорю я.
Я успеваю прикусить язык, но если честно? Это чистая правда. Мама меняла парней быстрее, чем масло в машине. Все мое детство она встречалась с мужиками, которые совершенно не собирались покупать ей заветное кольцо. Как бы она ни старалась, ей доставалась роль любовницы или же ею просто пользовались, пока не подворачивалась другая, больше подходящая для роли жены. Мамина работа стюардессой приносит ей нормальные деньги, но многие мужики не собирались брать замуж женщину с багажом. Под багажом я, разумеется, имею в виду себя. После всего того дерьма, которым ее годами кормили мужчины, наверное, неудивительно, что она выскочила за первого, кто, наконец, предложил. А тот факт, что она знала его меньше трех месяцев, пожалуй, здорово компенсировала гора денег.
Не то чтобы я обвиняю свою мать в меркантильности – разумеется, ей хочется финансовой стабильности. Но у нее есть типаж. И я не думаю, что мы бы оказались здесь так быстро, если бы у Дэвида не было ВВП больше, чем у какой-нибудь островной нации.
И все-таки меня радует видеть ее счастливой как никогда. Может, дело в освещении или белом коктейльном платье, но сегодня она особенно красива. Для одинокой работающей женщины, справляющейся с моей непослушной задницей вот уже восемнадцать лет, она хорошо следит за собой. Так что, может, мне нельзя винить ее за спонтанную слабость.
– Все еще не могу поверить, что это правда происходит. – Она утирает глаза платком и прокашливается. – Я так рада, что у меня теперь есть еще один сын, Феннели. Уже хочу узнать тебя получше.
И потом она начинает разглагольствовать о семье и любви, вещая мне, что мы с Дэвидом станем лучшими друзьями и что он замечательный отец – хотя Фенн, наверное, с этим бы поспорил.
Так, давайте притормозим. Я вообще впервые нахожусь с ним в одной комнате. На вид вроде ничего, нормальный. Даже приятный, наверное. И богатый, это да. Но у меня еще пока недостаточно улик, чтобы делать какие-то выводы, и я уж точно не собираюсь звать его папой.
– Я и представить не мог, что снова женюсь, – говорит Дэвид, когда приходит его очередь говорить, и прижимает маму к себе, бросив быстрый взгляд на Фенна. – А потом ты улыбнулась мне, подмигнула, и я словно снова превратился в очарованного подростка. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, каждый раз, когда слышу твой голос, я словно влюбляюсь впервые в жизни.
Фенн закатывает глаза и протяжно говорит:
– Ах, если бы только мама знала, что мешала тебе встретить настоящую любовь. Может, ей тогда и не пришлось бы мучиться те одиннадцать месяцев жуткой химиотерапии, как считаешь?
– Феннели, – резко срывается Дэвид.
Я уже на полном серьезе готов отскочить, когда мама ловит Дэвида за лацканы пиджака, не давая ему сдвинуться с места.
– Все в порядке, дорогой, – шепчет она ему. А потом поворачивается к Фенну: – Я понятия не имею, как страшно с этим жить, – говорит она с грустной улыбкой. – Но я знаю, что твой папа дорожит памятью о твоей матери, и я это глубоко уважаю. Надеюсь, мы станем друзьями.
Фенн даже не смотрит на нее. Он на необитаемом острове. Я даже не знаю, почему он вообще еще сидит на стуле, когда совершенно очевидно, что ему хочется выпрыгнуть в окно, подальше от нас всех.
– Придется привыкать, – снова подает голос Дэвид. – Мы во всем разберемся вместе. Но я надеюсь, что вы оба знаете, как сильно мы с Мишель вас любим. – Он делает знак официанту, который выныривает из темного угла с серебряным подносом в руках. На подносе красуются две маленькие кожаные зеленые коробочки. – Так как сегодня наш общий праздник, я подумал, такое событие стоит памятного подарка.
Дэвид протягивает по коробочке с золотой тисненой короной каждому из нас. Я смотрю на свою настороженно и уже хочу сказать «нет, спасибо», как тут замечаю умоляющий взгляд мамы. Подавив вздох, я открываю коробочку. Рядом со мной скучающий Фенн делает то же самое. Внутри нас ждут одинаковые часы «Ролекс».
Энтузиазм Дэвида эквивалентен полному отсутствию реакции от нас с Фенном.
– Циферблат из метеорита, корпус из белого золота и металлические шестеренки в черном эластомере, – говорит он, и я не понимаю ни одного из этих слов. Будто на выдуманном языке. – Их делают для гонщиков, но я подумал, они будут весьма удобны и практичны для молодых людей.
– Да, конечно, пап, очень практично. – Фенн захлопывает коробочку и разве что не выбрасывает ее через плечо. – Как ты думаешь, насколько быстро в общей государственной школе Эр Джея припрут к стенке с пистолетом, если он будет такое носить?