В этот раз – навсегда

– Что такое, Трейс? Что на самом деле случилось? Ты ведешь себя так, будто я прокаженный, подцепивший оспу. – Остин приподнял ее подбородок своей рукой, заставив посмотреть ему в глаза. – Я думаю, нам действительно надо поговорить. Слишком много времени прошло с тех пор, как мы говорили в последний раз.

– Нет! – Ее глаза сверкнули, и она повернулась к нему спиной. – Мы давно простились. Ты пошел своим путем, я – своим. Мы теперь два совершенно чужих человека, Остин. Ты больше не являешься частью моей жизни.

– О'кей! Я не буду умолять. Но учти, все мы совершаем ошибки. Бог свидетель, я сделал столько, что достанет на двоих. И если когда-нибудь захочешь поговорить, дай мне знать. Большую часть времени я провожу здесь, за этой закрытой дверью. А если меня нет на месте, то мой номер – в телефонной книге. – Он проглотил ком в горле и закрыл дверь так же мягко, как открыл несколько минут назад, когда услышал ее плач. Будь она проклята!

Трейси приготовилась к встрече с кумиром ее жизни. Может, они уже сегодня организуют кутеж – отправятся ужинать в «Макдоналдс», а потом в кино. Ему решать. А завтра утром они собираются есть поп-корн и смотреть мультфильмы, потом они пойдут в парк и проведут там весь день, пока не придет время устроить пикник и поужинать сандвичами с арахисовым маслом. А потом, когда день закончится, они вернутся домой, улягутся вместе на кушетку и будут смотреть телевизор, пока у обоих не начнут слипаться глаза.

Она подала машину назад, повернула на юг, к светофору у колледжа, и сделала правый поворот. До частного детского садика было только три квартала, и оставалось еще пять минут до звонка с последнего занятия. К тому времени, когда она припарковала машину и прошла вверх по тротуару и через ворота в ограде, детишки высыпали из здания. Джексон бежал с такой скоростью, на какую только были способны его маленькие ножки.

– Мама, мама, подожди, пока увидишь, что мы делали сегодня на уроке мастерства. Это бабочка! Ты можешь поставить ее на холодильник, рядом с тем динозавром, которого я сделал давно. Я голодный. Можем мы пойти поесть мороженого? – Он прыгнул в ее протянутые руки, не зная, что пятилетние мальчики обычно не хотят, чтобы мамы держали или целовали их на людях.

– Почему бы нам не пойти в «Макдоналдс», а потом в парк играть, пока не придет время отправляться в кино? – Она уткнулась лицом в его шею, вдыхая запах вспотевшего пятилетнего малыша – самый изумительный аромат на свете.

– Ты не шутишь? Ура! Этот город должен быть больше, чем ты говорила, раз здесь есть и «Макдоналдс», и кино. Bay!

Она опустила его вниз, но продолжала держать за руку, пока они вместе шли по улице к автомобилю.

– А в парке есть качели, мама? – спросил он, подпрыгнул и побежал так быстро, что она с трудом поспевала за ним.

– Есть, – улыбнулась она. – И большая горка. И еще есть детская карусель, но я на ней не буду кататься. Ты знаешь, мне делается нехорошо.

– О, девчонки не такие сильные, как мы, ребята. Я готов поспорить, любой мальчишка может крутиться на карусели три дня подряд, и его не будет тошнить. – Джексон рассмеялся. Он пристегнул ремень безопасности. – Время отправляться. – Зажав в руке карандаш, как микрофон, он сделал вид, что он пилот самолета. – Пристегните ремни, леди и джентльмены, мы отправляемся в полет с леди-пилотом, и она – черт на колесах!

– Джексон! Где ты услышал это слово? – удивилась Трейси.

– Папа Джек все время так говорит. Он говорит, что ты настоящий черт на колесах с первого раза, как села за руль. – Джексон невинно посмотрел на нее.

– Что ж, Папа Джек может употреблять это слово сколько угодно, но ты не должен повторять все, что говорит он. – Она отвернулась, чтобы он не увидел, как она улыбается. – Теперь расскажи мне, как у тебя прошел день, – попросила она. – Ты играл, или рисовал, или делал что-то еще?

– Я учился, – ответил он. – Я учился целый день. Я знаю, как писать «А» и как это произносится. И я знаю, на что похожа бабочка, и еще у меня новый лучший друг. Она девочка, но с ней так же здорово, как и с мальчишками.

– Рада слышать. Как зовут твою новую подружку? – спросила Трейси, ведя машину к «Макдоналдсу» в западной части города.

– Ее зовут Эмили. Я хотел привести ее, чтобы познакомить с тобой. У нее такие же красные волосы, как у тебя, и она классная, хоть и девчонка. Но ее папа пришел и рано забрал ее, потому что должен отвезти ее на уик-энд к бабушке. А бабушка живет в каком-то месте со смешным названием. Порк-и-Бин, Техас, или как-то похоже.

– Как ее фамилия? – Трейси почувствовала, как похолодел затылок, несмотря на тридцатисемиградусную жару.

– Эмили Миллер, – сказал Джексон. – Да, и я вспомнил, это Том-Бин, в Техасе. Мама, а сколько миль до Техаса? Это далеко? Может, мы сможем когда-нибудь поехать туда и повидать ее и ее бабушку? Она сказала, если я приеду к ней в гости, то смогу поиграть с пони. Мама, а до «Макдоналдса» еще далеко? Я ужасно голодный.

Глава 3

Каким-то образом благодаря редкостной удаче, хорошему расчету и благосклонности Всевышнего Трейси удавалось следующие две недели забирать сына, не встречаясь с Остином. С того ужасного дня, когда к ней пристал Деймиан, а Остин попытался помочь, они были холодно-вежливы, сталкиваясь в коридорах или на совещаниях, и попросту игнорируя друг друга все остальное время.

Если она сумеет избегать его у школы своего сына и если Остин будет продолжать держаться на расстоянии, ей удастся прожить этот год без нервного срыва. После занятий они с Джексоном собираются поехать в Пурселл повидать ее отца, который обещал провести дома целых три дня, если они решат навестить его. Джексон обожал своего Папу Джека, и даже Трейси вынуждена была признать, что он оказался намного лучшим дедом, чем она ожидала.

Когда Трейси была ребенком, Джек Уокер не слишком обращал на нее внимание, так же как и ее мать. Это их домоправительница Молли рассказывала ей на ночь сказки и обнимала, учила ее молиться и вести себя за столом, причем именно в таком порядке, и рассказала ей про парней и чего от них ждать, когда пришло время. Ее мать погибла в автокатастрофе, когда Трейси было всего тринадцать, и отец сделал все, что мог, чтобы обеспечить ей образование: дал ей окончить высшую школу, потом колледж. Но Трейси знала, что он упрямо отказывается признавать тот факт, что она больше не маленькая девочка.

Она слишком быстро выросла в ту ночь, когда Остин Миллер ушел из ее жизни.

Трейси с отцом страшно поссорились, когда она наконец призналась ему, что находится на шестом месяце беременности. Он сказал, что она позорит семью и память ее умершей матери и по меньшей мере должна выйти замуж за отца ребенка, даже если и не любит его. Его внука никто не посмеет назвать незаконнорожденным. Но она твердо отказалась сказать ему или кому-то другому, кто отец ее будущего ребенка, чтобы того не заставили на ней жениться.

Она до сих пор не знала, простил ли ее отец за это, но он больше не возвращался к этой теме.

Трейси покинула отцовский дом, как только получила в Оклахомском университете степень, позволяющую ей преподавать, сняла квартиру и начала искать работу. Очень быстро она узнала, сколько сил требуется, чтобы справиться со всем самостоятельно, без поддержки. Спустя шесть недель Джек Уокер приехал просить прощения и умолял ее вернуться домой, по крайней мере пока не родится ребенок. Она отказалась.

Джек сумел пробыть с Трейси целых двадцать четыре часа, когда она рожала Джексона, потому что привез с собой Молли для, как он выразился, «моральной поддержки». Но когда пришли последние минуты и начались родовые потуги, Джек не выдержал. Молли оставалась с ней, держала ее руку, массировала спину, считала до десяти при каждой схватке и плакала, когда наконец появился младенец.

– Пожалуйста, пожалуйста, возвращайся домой, – умолял ее отец спустя несколько минут после того, как увидел и навсегда полюбил крошечного мальчугана в пять фунтов шесть унций, лежащего рядом с его дочерью в пластиковой колыбели.

– Нет, я теперь большая девочка. Я уже договорилась с детскими яслями, потому что собираюсь преподавать в старших классах. Я обещала директору, что буду отсутствовать только неделю, когда родится малыш. Может, это и трудно, но мы прорвемся. Я должна это сделать, папа. Ты можешь быть частью нашей жизни, но мы обязаны стать самостоятельными. Да, между прочим, я назову его Джексон Нельсон Уокер. У него еще нет кроватки, так что если ты хочешь что-то подарить ему, то купи ее, но не более того. Я говорю совершенно серьезно. Не хочу, чтобы ребенок с самого начала был избалован.

– Джексон… Я польщен, Трейси. Но откуда ты взяла имя Нельсон? – спросил отец.

– Из любовной истории, которую прочитала когда-то давно, – ответила она ему.

На следующий день он прислал ей дюжину красных роз на длинных стеблях и приказал доставить лучшую кроватку в ее крошечную квартирку.

Спустя неделю Трейси вернулась в школу, немного плаксивая, немного расстроенная и все еще изумленная тем, что можно так безумно любить такую крошку. С тех пор так все и шло. Она преподавала в школе и любила Джексона. Соглашалась принимать подарки от отца, но только на дни рождения и Рождество, и изредка позволяла ему купить что-нибудь недорогое для Джексона. Она всегда говорила отцу, что его внук больше нуждается в его внимании, чем в его деньгах, и Джек Уокер был полностью согласен с ней. Его преданность ребенку была настолько полной и абсолютной, что Трейси иногда было непросто сдерживать приступы ревности.

Сегодня была пятница, и, как только закончились занятия в университете, Трейси бросилась в детский сад, где группа Джексона давала представление. Он репетировал свои песни целых две недели и исполнял их без запинки, и еще его выбрали ведущим при исполнении смешной сценки. Он хорошо знал свою роль и играл с такими преувеличенно театральными жестами, что Трейси смеялась до слез.

Она закончила проверку тетрадей, отнесла портфель в офис, испытав облегчение при мысли, что Остин уже ушел. Классы в детском саду были большие, просторные, и наверняка там будет множество родителей, бабушек, дедушек и просто друзей. Может быть, ей удастся не встретиться с ним и сегодня? Она уверена, что он будет там, придет посмотреть на дочь, но если она сядет сзади, то потом сможет осторожно пробраться вперед, забрать Джексона и ускользнуть через заднюю дверь.

В аудитории было темно и прохладно. Трейси нашла место в заднем ряду всего за несколько минут до начала представления. Она видела затылок Остина, который сидел на три ряда впереди нее и чуть левее. Она бы узнала его где угодно. Если он не повернет свою красивую голову как сова, на сто восемьдесят градусов, то не заметит ее. Тем лучше.

Занавес разделился посередине и вперед выступил Джексон.

– Леди и джентльмены, – почти закричал он. Послышалось несколько добродушных смешков – никто не ожидал такого громкого голоса от этакого малыша. – Добро пожаловать на наше представление. Мы будем петь и рассказывать стихи, а вы – аплодировать и отдыхать. – И он снова исчез за занавесом.

Они спели песенку о червяке и яблоке, потом другую – о мальчишке, который собирался заглянуть в дождевую бочку и скатился в погреб. Джексон еще даже не знал, что такое дождевая бочка или погреб, и задавал миллион вопросов, пока разучивал песню. Маленькая рыжеволосая девчушка стояла рядом с ним почти все время. Трейси поняла, что это, должно быть, Эмили, дочь Остина.,

Программа продолжалась ровно тридцать минут. Потом занавес снова слегка раздвинулся. Джексон и Эмили вдвоем вышли вперед.

– Спасибо, что пришли на наше выступление, – сказала девочка громко и ясно.

– А теперь – сюрприз, – добавил Джексон. – Мы организовали праздничный чай для всех, кто нам хлопал.

Теперь можно забыть о побеге. Она знала, что Джексон определенно пожелает познакомить ее со своей новой лучшей подружкой, а это значило, что Остин будет где-то рядом. Ну почему она не спланировала отступление более тщательно?

Она сразу заметила в уголке Остина, окруженного со всех сторон женщинами. Наверное, разведенные дамы, бьющиеся за право считаться его избранницей на этой неделе, раздраженно подумала Трейси. Может, им удастся занять его разговорами достаточно долго, чтобы она успела проглотить чашку тепловатого чая, съесть печенье и уговорить Джексона поскорее уйти, напомнив ему, что они собираются поехать к Папе Джеку.

– О, миссис Миллер! – Невысокая леди смотрела прямо па нее и кричала во весь голос. Дамы, окружавшие Остина плотным кольцом, замолчали и стали озираться вокруг, стараясь заметить его новую жену. – Миссис Миллер! – Женщина махала кому-то позади нее. Трейси обернулась посмотреть, к кому та обращается, но за ней никого не было. Она стояла у самой стены.

Может, Остин летом снова женился и женщина думала, что она – новая миссис Миллер. Ее щеки вспыхнули, когда она вспомнила, как всего пару недель назад прильнула к его широкой груди. Очевидно, его новая жена присутствовала на празднике, а ему даже не хватило духу сказать ей, что он опять женат, когда она рыдала на его плече после встречи с проклятым Деймианом-Дьяволом. Странно, но леди явно обращалась к Трейси и не отрывала от нее глаз, направляясь к ней через всю комнату.

Леди снова помахала. Трейси продолжала озираться в поисках особы, машущей в ответ, возможно, с широкой улыбкой на лице. Трейси надеялась, что все уже заметили новую миссис Миллер и не смотрели на нее так же настойчиво, как эта совершенно запутавшаяся дама.

– Эмили, дорогая, иди сюда, – позвала женщина. Красно-рыжие кудряшки Эмили подпрыгивали вверх-вниз на ее голове, широкая юбка джинсового платья колыхалась из стороны в сторону, пока девочка пыталась не отставать от низенькой дамы. – Миссис Миллер, – женщина не замечала обращенных на нее пристальных взглядов, – я – Лори Бейкер, помощник учителя. Я очень рада, что вы пришли на представление. Я сразу догадалась, что вы – мама Эмили, хоть Остин и не представил вас. У нее ваши роскошные волосы, и я хотела вам сказать, что она – просто чудо.