Девушка в бегах

– Ты в порядке? Кэйтелин, ответь мне! – Машину разворачивает, когда мама резко тормозит, а затем снова включает первую передачу.

– Я в порядке.

На самом деле, конечно, нет. Еще никогда в жизни я не была настолько не в порядке. Несмотря на то что через несколько минут мы теряем из виду другую машину, мама то и дело бросает быстрые взгляды на зеркала – от попыток уследить за тем, куда она смотрит, у меня начинает ужасно болеть голова. Я больше ничего не говорю – даже когда двадцать минут спустя она заезжает на парковку у аптеки «Walgreens».

– Вернусь через восемь минут. Не двигайся.

И она оставляет меня одну. Я вижу, как она проходит мимо десятка машин, затем резко останавливается, опирается на капот белого минивэна. Ее тошнит. Потом она выпрямляется и заходит в магазин.

Оглушенная, я чувствую, как из десятков мелких порезов на руках сочится кровь. Сбоку по голове стекает что-то теплое. Я касаюсь этого места, потом смотрю на пальцы и едва успеваю открыть дверь, прежде чем стошнить.

Безуспешно попытавшись закрыть помятую дверь, я просто сижу и смотрю в никуда, совершенно не веря в происходящее. Я как раз собираюсь попробовать разобраться с дверью еще раз, когда вижу, как мама выходит из магазина с плотно набитыми пластиковыми пакетами в руках. Она направляется не к своей двери, а к моей, и легко распахивает ее. Затем она просовывает руку мне за спину и помогает мне выбраться из машины, тщательно стараясь не запачкаться в моей рвоте. У меня кружится голова, но, по крайней мере, меня больше не тошнит.

В свободной руке у нее связка ключей. Она поднимает ее, и неподалеку раздается писк отключенной сигнализации. Мама подводит меня к пассажирскому сиденью своей новой машины – серебристого цвета – и пристегивает меня. Прежде чем закрыть дверь, она на секунду застывает, явно глядя на кровь, накапавшую на мое плечо.

– С тобой все будет в порядке, – говорит она, резко дернув подбородком, но, когда она загружает пакеты на заднее сиденье, их шорох вызывает дрожь.

Я понимаю, что ужасно далека от состояния, которое называется «в порядке» – особенно когда замечаю огромный запас протеиновых батончиков и бутылок с водой, а также столько наборов первой помощи, что хватило бы открыть больницу. Мама забирается на водительское сиденье.

– Мы угоняем еще одну машину, – произношу я. Наверное, у меня шок. Иначе я вряд ли смогла бы произнести это настолько спокойно. – Машину покупателя, которого мы даже не знаем.

– Нет, – поправив зеркала, она выезжает с парковки. – Не покупателя, а сотрудника.

Прежде чем я успею спросить, какая разница, она поясняет:

– Обычный покупатель выйдет из магазина намного раньше, чем человек, который должен сначала закончить смену. Надеюсь. Мне нужно по крайней мере два часа, прежде чем он сообщит об угоне.

Я чувствую, как леденеют руки.

– Я не… – Зубы начинают стучать. Включив печку, мама направляет поток теплого воздуха на меня.

– Кэйтелин, прости меня, – она делает глубокий вдох. – Я даже не знаю, с чего начать.

Я слушаю ее, а картины произошедшего тем временем проносятся в моей голове: кто-то вломился в наш дом. Мы угнали машину.

– Но я позабочусь о твоей безопасности.

Кто-то попытался вытолкнуть нас с дороги. Мы угнали еще одну машину.

– Мне нужно, чтобы ты в точности делала, что я скажу, и я обещаю, что все будет хорошо.

– Мама, кто были эти люди, и почему они… – От воспоминания о том, как в нас врезалась другая машина, меня пробирает дрожь, словно мне за шиворот вылили холодную воду. – …Погнались за нами?

От разговора гудит голова, но я знаю, что, если я не задам эти вопросы, будет еще хуже.

Я вижу, как каждое мое слово заставляет ее морщиться.

– Я объясню все, что смогу, но я не могу объяснять и вести машину одновременно. Прямо сейчас мне нужно доставить нас в безопасное место, а потом все обдумать.

Она смотрит на меня.

– Пожалуйста, Кэйтелин.

Я хотела бы позволить ей это, но не могу.

– Мне стоит бояться?

Я ожидаю, что она скажет «нет».

– Я не позволю никому тебе навредить.

Она замолкает, и мне кажется, что проходит целая вечность.

– И я люблю тебя сильнее, чем кто-либо.

От головной боли мне трудно ясно мыслить.

– Мы участвуем в какой-то программе защиты свидетелей?

Она знала, что пора уходить. Она умеет угонять машины так, чтобы ее не поймали. Она больше не дрожит.

– Мама? Откуда ты знаешь, как все это делается?

Она отвлекается от контроля за зеркалами, чтобы посмотреть на меня.

– Нет, мы не в программе по защите свидетелей. Я допустила ошибку, когда была младше, и мне пришлось научиться всему этому.

Я допускаю ошибку, повернувшись на сиденье, чтобы посмотреть назад, – и от головной боли мне кажется, будто машина кружится вокруг меня. На целую минуту мне приходится сосредоточиться на дыхании, и только тогда я снова обретаю способность говорить.

– Ошибку? Какую ошибку?

– Ошибку, от которой я больше не могу убегать.

Укрытие

Через несколько часов я уже даже не понимаю, в каком мы штате. Мама сворачивает к придорожному мотелю, за которым простирается березовая роща. Здание выглядит совершенно непримечательно за исключением мигающего неонового указателя с изображением девочки, ныряющей в бассейн. Мотель достаточно удален от любых населенных пунктов, чтобы казаться пугающим даже без учета обстоятельств, которые нас сюда привели. Ближайший признак цивилизации – крошечный торговый центр, мимо которого мы проехали, находится примерно в полутора километрах отсюда – судя по вывескам, там были ломбард, секонд-хенд и заправка, на которой работала только одна колонка. Пригладив волосы, мама смотрится в зеркало заднего вида, проверяя, как выглядит помада, а затем вылезает из машины и велит мне оставаться на месте.

– Твоя рубашка, – говорю я, и она замирает, открыв дверь. Посмотрев вниз, она замечает кровь на плече. Это я запачкала ее, когда мы пересаживались в другую машину у «Walgreens».

Она вытаскивает заколки, удерживавшие ее прическу, и тщательно укладывает на плечо длинные темно-рыжие волосы. Затем уходит, скрывается в помещении администратора и возвращается через несколько минут с ключом от пятого номера.

От потока холодного воздуха из кондиционера у меня снова начинают стучать зубы, и я позволяю маме отвести меня к кровати и усадить на бледно-розовое покрывало. Шторы уже задернуты, но она поправляет их снова, а затем вешает на ручку двери снаружи табличку «Не беспокоить».

Затем она снова уходит, но быстро возвращается с моим рюкзаком, своей спортивной сумкой и пакетами, добытыми во время восьмиминутного визита в аптеку. Доставая различные средства первой помощи, она заговаривает со мной. Промывает порезы на моих руках, а затем переходит к голове. Теплые пальцы осторожно касаются источника боли у моего виска.

– Я не могу отвезти тебя в больницу. Мы сделаем все, что можно сделать своими силами. Порез неглубокий, но я не смогу его зашить, так что, скорее всего, останется шрам.

Ее пальцы придвигаются чуть ближе к линии волос.