Феникс и ковер
– Но как твое яйцо попало в ковер? – спросила Антея.
– Ах, это сокровенная тайна, – сказал Феникс. – Я могу поведать ее только тем, кто сочувствует мне от всей души. Меня никогда не понимали, это ясно хотя бы по россказням о червяке. Я мог бы рассказать тебе, – продолжал он, глядя на Роберта сияющими, как звезды, глазами. – Ведь это ты поместил меня в огонь.
Роберту, судя по всему, стало неловко.
– Но остальные тоже участвовали – развели костер из ароматного дерева и благовоний, – сказал Сирил.
– И… и то, что я бросил тебя в огонь, это же вышло случайно, – добавил Роберт.
Правда далась ему нелегко – он не знал, как отреагирует Феникс. Птица отреагировала самым неожиданным образом.
– Твое чистосердечное признание устранило мои последние сомнения. Я расскажу вам свою историю.
– А после не исчезнешь у нас на глазах или что-нибудь в этом роде? – встревоженно спросила Антея.
– А что? – Феникс взъерошил золотые перья. – Вы хотите, чтобы я остался здесь?
– О да! – с жаром воскликнули все.
– Почему? – Феникс скромно опустил глаза и уставился на скатерть.
– Потому что… – начали все в один голос – и замолчали. Только Джейн добавила после паузы:
– Мы никогда в жизни не видели такого красивого существа, как ты.
– Разумный ребенок, – кивнул Феникс. – Я не собираюсь исчезать у вас на глазах или что-нибудь в этом роде. И я поведаю вам свою историю. Как и сказано в вашей книге, я жил много-много лет в глуши – это такое обширное, тихое место, где крайне мало по-настоящему хорошего общества. Я начал уставать от своего монотонного существования, но у меня возникла привычка откладывать яйцо и самосжигаться каждые пятьсот лет… А вы знаете, как трудно избавиться от привычки.
– Знаем, – сказал Сирил. – Джейн раньше грызла ногти.
– Но я же перестала грызть, – обиделась Джейн, – ты же знаешь, что перестала.
– Только когда тебе намазали пальцы горьким алоэ, – сказал Сирил.
– Сомневаюсь, что даже горькое алоэ смогло бы избавить от привычки меня, – серьезно сообщила птица. – Кстати, у алоэ есть своя дурная привычка, от которой ему хорошо бы избавиться, прежде чем пытаться лечить других, – я имею в виду ленивую привычку цвести всего раз в столетие. Но я справился и без алоэ. Однажды утром я очнулся от беспокойного сна – приближалось время разводить опостылевший костер и откладывать в него надоевшее яйцо – и увидел двоих, мужчину и женщину, сидящих на ковре. Я вежливо их поприветствовал, и они рассказали мне историю своей жизни. Поскольку вы ее не знаете, я вам сейчас расскажу. Они были принцем и принцессой, и вы наверняка захотите познакомиться с историей их родителей. В ранней юности матери принцессы случилось услышать историю о некоем волшебнике, которая обязательно вас заинтересует. Волшебник…
– Ой, пожалуйста, перестань, – сказала Антея. – Все эти начала историй перепутались у меня в голове, а ты с каждой минутой погружаешься в них все глубже и глубже. Расскажи свою историю. Вот ее мы очень хотим услышать.
Фениксу просьба явно польстила.
– Что ж, если опустить примерно семьдесят длинных историй (хотя мне пришлось выслушать их все – но в глуши для этого времени предостаточно), суть в следующем. Принц и принцесса так влюбились друг друга, что знать не хотели никого другого. Поэтому чародей – не пугайтесь, я не буду углубляться в его историю – подарил им волшебный ковер (вы же слышали о ковре-самолете?). Принц с принцессой уселись на ковер и велели ему немедленно унести их куда-нибудь подальше, так и очутились в нашей глуши. А поскольку они собирались остаться в глуши навсегда, ковер им больше не был нужен, и они отдали его мне. Такой шанс действительно выпадает раз в жизни!
– Не понимаю, зачем тебе ковер, когда у тебя такие чудесные крылья, – сказала Джейн.
– Крылья и вправду хороши, не правда ли? – Феникс с деланой скромностью расправил их. – Что ж, я попросил принца расстелить ковер и отложил на него яйцо, а потом сказал ковру: «А теперь, мой изумительный ковер, докажи, чего ты стоишь. Отнеси это яйцо туда, где из него никто не вылупится в течение двух тысяч лет. А когда время истечет, кто-нибудь разведет огонь из ароматной древесины и смолы и положит в него яйцо, чтобы я вылупился». Как видите, все получилось именно так, как я сказал. Не успели эти слова сорваться с моего клюва, как ковер исчез, унеся яйцо. Царственные влюбленные помогли мне сложить груду дров и скрасили мои последние минуты. Я сгорел… Следующее, что я помню, – я очнулся вон на том алтаре.
Он указал коготком на каминную решетку.
– Но ковер, – напомнил Роберт, – волшебный ковер, который уносит, куда пожелаешь. Что с ним стало?
– А, ты о нем? – небрежно спросил Феникс. – Я бы сказал, что это он и есть. Я прекрасно запомнил узор.
И он показал туда, где лежал ковер, который мама купила на Кентиш-Таун-роуд за двадцать два шиллинга девять пенсов.
В этот миг в двери заскрежетал отцовский ключ.
– Ой, – прошептал Сирил, – сейчас нам влетит за то, что мы не в постелях…
– Пожелайте, чтобы ковер отнес вас в постели, – быстро шепнул Феникс, – а потом вернулся на место.
Сказано – сделано. Конечно, от такого немного кружилась голова и перехватывало дыхание, но когда все закончилось, дети лежали в кроватях, а свет не горел. Из темноты донесся тихий голос Феникса:
– Я буду спать на карнизе над занавесками. Пожалуйста, не упоминайте обо мне своим родным.
– А тут без разницы – упоминать или не упоминать, – ответил Роберт, – они все равно нам не поверят. Эй, – окликнул он девочек через полуоткрытую дверь, – я же говорил – стоит завести разговор о приключениях, и что-нибудь произойдет! Мы просто обязаны повеселиться вволю с ковром-самолетом и Фениксом.
– Само собой, – отозвались из своих кроватей сестры.
– Дети, – раздался голос отца на лестнице, – немедленно спать. С какой стати вы болтаете в такое позднее время? О чем вы думаете?
Этот вопрос не требовал ответа, но Сирил все-таки пробормотал из-под одеяла:
– О чем мы думаем? Понятия не имею, о чем мы думаем. Я вообще ни о чем не думаю.
– Но мы получили волшебный ковер и Феникса… – начал Роберт.
– Ты получишь еще кое-что, если папа придет и поймает тебя на болтовне, – перебил Сирил. – Заткнись, кому говорят.
Роберт заткнулся. Но он не хуже брата знал, что приключения с ковром и Фениксом только начинаются.
Папа и мама не имели ни малейшего представления о том, что произошло дома в их отсутствие. Так часто бывает, даже когда в доме нет волшебных ковров или фениксов.
На следующее утро… Но вы бы наверняка предпочли прочитать об этом в следующей главе.
Глава вторая. Башня без крыши
Итак, дети стали свидетелями того, как Феникс вылупился в пламени камина в их детской, и узнали, что ковер на полу в той же детской способен перенести их куда угодно, стоит только пожелать. Ковер перенес их в постели в нужный момент, а Феникс устроился на ночлег на шторном карнизе в комнате мальчиков.
– Прошу прощения, – произнес тихий голос, и некий клюв очень вежливо и осторожно приоткрыл правый глаз Сирила. – Я слышу, как рабы внизу готовят еду. Проснитесь! Есть необходимость в кое-каких объяснениях и договоренностях… Мне бы хотелось, чтобы вы не…
Феникс замолчал и сердито вспорхнул на карниз, потому что Сирил резко сел, как это делают мальчики, когда их внезапно будят. Феникс не привык к детям, и, хотя его крылья не пострадали, его чувства были задеты.
– Извини, – сказал Сирил, мгновенно придя в себя. – Пожалуйста, вернись! Что ты там говорил? Что-то насчет договоров?
Феникс снова слетел на медный прут изножья кровати.
– Ух ты! Ты настоящий, – сказал Сирил. – Какой же ты потрясающий! А ковер?
– Он такой же настоящий, каким и был всегда, – пренебрежительно отозвался Феникс. – Но, конечно, ковер – это всего лишь ковер, а Феникс – изумительный Феникс.
– Точно, – согласился Сирил, – я сам это вижу. Вот нам повезло! Просыпайся, Бобс! Сегодня есть ради чего проснуться. К тому же сегодня суббота.
– Во время тихого ночного бдения я предавался размышлениям, – сказал Феникс, – и невольно пришел к выводу, что вчера вы отнеслись к моему появлению удивительно спокойно. В древности люди всегда бывали безмерно удивлены. Вы, случайно, не знали заранее, что из моего яйца кто-то вылупится?
– Ничего такого мы не знали, – заверил Сирил.
– А если бы даже знали, – сказала Антея – она вошла в комнату в ночной рубашке, услышав мелодичный голос Феникса, – если бы даже знали, мы бы ни за что не свете не ожидали, что из него вылупится такое великолепное существо, как ты.
Птица улыбнулась. Возможно, вы никогда не видели, как улыбается птица?
– Видишь ли, – продолжала Антея, закутываясь в одеяло брата, потому что утро было прохладным, – с нами и раньше чего только ни случалось.
И она рассказала историю о псаммиаде, или песчаном эльфе.
– Ах да, – сказал Феникс, – псаммиады были редкостью даже в мое время. Помню, меня называли Псаммиадом Пустыни. Мне всегда говорили комплименты, не могу понять, почему.
– Значит, ты тоже умеешь исполнять желания? – спросила Джейн, присоединившись к компании.
– О боже, нет, – презрительно ответил Феникс. – По крайней мере… Но я слышу приближающиеся шаги и поспешу спрятаться.
И он спрятался.
Кажется, я уже сказала, что дело происходило в субботу. Кроме того, у кухарки был день рождения, и мама разрешила ей и служанке Элизе с компанией друзей пойти в Хрустальный дворец[4]. Поэтому Джейн и Антее пришлось застелить постели, помыть чашки после завтрака и сделать другую работу по дому. Роберт и Сирил собирались провести утро в беседе с Фениксом, но у птицы были свои соображения на этот счет.
– Мне нужно часок-другой побыть в тишине, – сказал Феникс. – Мне это просто необходимо. Если я не смогу немного отдохнуть, у меня сдадут нервы. Не забывайте, что прошло две тысячи лет с тех пор, как я с кем-нибудь разговаривал… Я разучился общаться и должен позаботиться о себе. Мне часто говорили, что я очень ценное существо.
Поэтому он уютно устроился в старой папиной шляпной коробке; несколько дней назад дети играли в рыцарской турнир и принесли коробку из кладовки, когда им срочно понадобился шлем. Спрятав золотую головку под золотым крылом, птица заснула.
Роберт и Сирил отодвинули стол, чтобы усесться на ковре и пожелать оказаться где-нибудь в другом месте. Но не успели они договориться – где именно, как Сирил засомневался:
– Даже не знаю… Наверное, это некрасиво – начинать такое приключение без девочек.
– Они же будут заняты все утро, – нетерпеливо заметил Роберт.
И тут в его душе некто (в скучных книгах это иногда называют «голосом совести») спросил: «Почему бы тебе им не помочь?»
Так уж случилось, что голос совести Сирила предложил то же самое, поэтому мальчики пошли и помогли сестрам вымыть чайные чашки и вытереть пыль в гостиной. Роберт так увлекся, что захотел вымыть ступеньки крыльца, чего ему никогда не разрешали делать. И в этот раз тоже не разрешили, в числе прочего потому, что крыльцо уже вымыла кухарка.
Когда с работой по дому было покончено, девочки нарядили счастливого ерзающего малыша в синее пальто разбойника с большой дороги и треуголку и развлекали его, пока мама переодевалась и готовилась ехать с Ягненком к бабушке. Мама отправлялась к бабушке каждую субботу, и обычно ее сопровождал кто-нибудь из детей, но сегодня старшим предстояло присматривать за домом. Их сердца наполнялись радостью и весельем всякий раз, когда они вспоминали, что в доме, за которым им предстояло присматривать, есть Феникс и волшебный ковер.
Ягненка всегда можно было задобрить и успокоить с помощью игры «Ноев ковчег». Это довольно простая игра: малыш садится к вам на колени и говорит, какое он животное, а вы читаете стишок о животном, которым он решил быть. Конечно, о некоторых животных, таких, как зебра, нет стихов, потому что к ним трудно подобрать рифму, но Ягненок прекрасно знал, какие животные рифмуются, а какие – нет.
– Я медвежонок! – сказал Ягненок, устраиваясь поудобнее, и Антея начала:
– Я очень люблю своего медвежонка,люблю его больше, чем пса и котенка,я мишку люблю на руках подержать,кормить, и ласкать, и укладывать спать.Когда она сказала «очень», за этим словом, конечно, последовали медвежьи объятия.
Потом Ягненок решил, что он – угорь, и его щекотали, пока он не начал извиваться, совсем как настоящий угорь.
– Еще я люблю своего угорька,люблю щекотать его, только слегка,он будет угрем, когда вырастет очень,сейчас же он просто малыш-угорёчек.Может, вы не знаете, что маленьких угрей называют угорёчками? Но это так, и Ягненок это прекрасно знал.
– Теперь я ежик! – сказал он, и Антея продекламировала:
– Мой маленький ежик, ты нравишься мне:хоть иглы растут у тебя на спине,животик твой мягкий, как мамы кровать,я спереди буду тебя обнимать!И она обняла его спереди, а он визжал от удовольствия.
Это малышовая игра, и такие стишки годны только для очень-очень маленьких детей, а не для тех, кто уже умеет читать книги, поэтому я не буду пересказывать, что еще декламировала Антея.
К тому времени, как Ягненок побывал львенком, козленком, крольчонком и крысенком, мама успела приготовиться к выходу. Все поцеловали ее и Ягненка и обняли так крепко, как только можно обнять тех, кто одет для прогулки, а после мальчики проводили маму с малышом до трамвая. Когда братья вернулись, все переглянулись и сказали:
– Пора!
Дети заперли входную дверь, заднюю дверь и закрыли все окна. Потом убрали стол и стулья с ковра, и Антея его подмела.
– Мы должны немного о нем позаботиться, – ласково сказала она. – В следующий раз протрем его чайной заваркой. Ковры любят заварку.
Все оделись по-уличному, потому что, как сказал Сирил, кто знает, куда их занесет, а люди пялятся на тех, кто выходит на улицу в ноябре в домашней одежде и без шапок.
Роберт осторожно разбудил Феникса. Тот зевнул, потянулся, позволил посадить себя на середину ковра и мгновенно снова заснул, спрятав хохлатую головку под золотое крыло. Под конец на ковре расселись все дети.
– Куда отправимся?
Это был очень важный вопрос, и началось горячее обсуждение. Антея хотела в Японию. Роберт и Сирил проголосовали за Америку, а Джейн захотела на взморье.
– Потому что там можно кататься на осликах, – объяснила она.
– Только не в ноябре, глупая, – сказал Сирил.
Дискуссия становилась все жарче, но дети так ничего и не решили.
– Я голосую за то, чтобы решил Феникс, – сказал, наконец, Роберт.
И дети стали гладить птицу и гладили до тех пор, пока она не проснулась.
– Мы хотим отправиться куда-нибудь за границу, – объяснили они, – но, как ни раскидывали мозгами, так и не договорились – куда.
– Пусть ковер раскинет своими мозгами, если они у него есть, – предложил Феникс. – Просто скажите, что хотите полететь за границу.
Дети послушались, и в следующее мгновение мир как будто перевернулся вверх тормашками. Когда же мир вернулся на место и головы у всех перестали кружиться, братья и сестры осмотрелись и поняли, что они уже не в доме.
«Не в доме» – это еще мягко сказано. Они были не… не на земле. Вообще-то они уверенно, безмятежно, великолепно плыли в бодрящем чистом воздухе. Над ними простиралось бледно-голубое небо, а далеко внизу катились ярко-синие, усыпанные бриллиантовыми бликами морские волны. Ковер каким-то образом затвердел, сделавшись квадратным и прочным, как плот, и продолжал путь так уверенно, ровно и бесстрашно, что никто не боялся свалиться.
Впереди виднелась земля.
– Побережье Франции, – сказал Феникс, проснувшись и махнув в ту сторону крылом. – Куда желаете отправиться? Я всегда приберегаю одно желание про запас, на крайний случай – иначе можно угодить в неприятную ситуацию, из которой уже не выберешься.
Но дети были слишком увлечены всем вокруг, чтобы слушать, что говорит птица.
– Знаете что? – предложил Сирил. – Пусть ковер летит себе и летит, а когда увидим место, где очень захочется задержаться, там его и остановим. Разве не потрясающе?
– Как будто едешь в поезде, в экспрессе, – сказала Антея, когда они пронеслись над низкой береговой линией и полетели над ухоженными полями и прямыми дорогами, обсаженными тополями. – Только в поездах вечно ничего не разглядишь, потому что взрослые хотят закрыть окна. А потом они дышат на них, и стекла запотевают, и сквозь них ничего не видно, а потом уже пора ложиться спать.
– Еще это похоже на катание на санях, – подхватил Роберт, – несешься себе быстро и плавно, пока не натыкаешься на какое-нибудь препятствие. А тут препятствий нет, поэтому все катишь и катишь вперед.
– И за это, милый Феникс, надо благодарить тебя! – воскликнула Джейн. – Ой, посмотрите только на ту маленькую церквушку и на женщин в чепцах!
– Не стоит благодарности, – сонно и вежливо отозвался Феникс.
– О! – подытожил Сирил одним восклицанием весь восторг, бушующий в каждом сердце. – Посмотрите по сторонам! Вы только посмотрите – и сравните все это с Кентиш-Таун-роуд!
Все смотрели, и все сравнивали. И восхитительный, скользящий, плавный, неуклонный полет продолжался, а дети любовались сверху диковинными и прекрасными видами, и у них перехватывало дыхание, которое вырывалось с глубокими вздохами. Они восклицали то «ох!», то «ах!», пока не миновало время обеда.
Тогда Джейн вдруг сказала:
– Жаль, мы не захватили с собой пирог с вареньем и холодную баранину. Было бы здорово устроить пикник в воздухе.
Пирог с вареньем и холодная баранина, однако, остались далеко – они спокойно лежали в Камден-Тауне, в кладовой дома, за которым полагалось присматривать детям. Мышка уже попробовала пирог, прогрызла в нем нечто вроде пещеры и в тот момент как раз прикидывала, стоит ли пригласить супруга разделить с ней ужин. Сама-то она очень вкусно поужинала. Что одному в убыток, то другому на пользу.
– Как только увидим подходящее место, сделаем остановку, – сказала Антея. – У меня есть три пенса, вы, мальчики, сэкономили каждый по четыре пенса, не прокатившись вчера на трамвае, поэтому можно будет купить что-нибудь из еды. Надеюсь, Феникс говорит по-французски.
Ковер плыл над скалами, реками, деревьями, городами, фермами и полями. Это напомнило детям о том случае, когда песчаный эльф подарил им крылья, они взлетели на верхушку церковной башни и устроили там пир, поглощая цыплят, язык, свежий хлеб и лимонад. Но это напомнило им еще и о том, что они голодны.
Как раз в тот момент, когда голод разыгрался не на шутку, впереди показались какие-то полуобвалившиеся стены на вершине холма; за стенами поднималась большая квадратная башня, солидная и на вид совсем новая.
– Верх у нее точно такого размера, как наш ковер, – сказала Джейн. – Было бы неплохо опуститься на крышу башни, потому что тогда никто из аббатис… или как их там называют… В общем, никто из местных не сможет отобрать у нас ковер, даже если захочет. Опустимся туда, а потом кто-нибудь из нас пойдет и купит еды. По-честному купит, а не стащит еду через окно кладовой.
– Думаю, было бы лучше… – начала Антея, но Джейн вдруг сжала кулаки и возмутилась:
– Почему я никогда не могу делать то, что хочу? Только потому, что я младшая? Так вот, я хочу, чтобы ковер приземлился на той башне, и все тут!
Ковер совершил головокружительный рывок, через мгновение завис над квадратной вершиной башни, а потом начал медленно и плавно опускаться. Это было похоже на спуск в лифте в магазине «Товары для военных и моряков».
– Мы не должны ничего желать, не посоветовавшись сначала с остальными, – раздраженно сказал Роберт. – Эй! Что за чертовщина?
Что-то серое вдруг начало подниматься со всех сторон, как будто вокруг ковра с фантастической быстротой возводились стены. Вот стены стали в фут высотой, вот в два фута, в три, четыре, пять… Они уже закрывали собой солнце, и света становилось все меньше.
Антея посмотрела в небо, на стены, уходящие вверх теперь на целых шесть футов, и закричала:
– Мы падаем в башню! У нее не было никакой верхушки, поэтому ковер провалится в нее до самого низу!
Роберт вскочил.
– Мы должны… Ух ты! Совиное гнездо.
И он оперся коленом о выступающий гладкий кусок серого камня и просунул руку в узкое окно – широкое внутри башни и сужающееся к наружной части стены.
– Осторожней! – закричали все, но Роберт оказался недостаточно осторожным.
К тому времени, как он вытащил руку из совиного гнезда (яиц в нем не оказалось), ковер ушел из-под него и опустился еще футов на восемь.
– Прыгай, дурак! – заорал Сирил в тревоге за брата.
Но Роберт не смог за минуту развернуться так, чтобы можно было прыгнуть. Он извивался до тех пор, пока не оказался на выступе, а к тому времени, как он изготовился для прыжка, остальные, продолжая спуск, уже ушли вместе с ковром на тридцать футов ниже.
В результате Роберт остался один в нише окна – даже совы в тот день куда-то отлучились. Стена была настолько гладкой, что нечего было и думать вскарабкаться по ее выступам наверх, что же касается спуска… Роберт закрыл лицо руками и отползал все дальше и дальше от края, за которым была головокружительная пустота; отползал до тех пор, пока не вклинился задом в самую узкую часть оконной щели.
Теперь он, конечно, был в безопасности, но отсюда мог видеть только противоположную стену башни, обрамленную, как рамой, контурами окна. Красивая картина: между камнями рос мох, мелкие камушки поблескивали, как самоцветы; но мальчика отделяла от этой стены вся ширина башни, в которой был лишь воздух. Ужасное положение!
Роберт понял, что из-за ковра они, скорее всего, будут попадать в такие же переделки, в какие попадали раньше из-за исполнявшего их желания псаммиада.
А остальные дети… Представьте, каково им было, пока ковер медленно и неуклонно опускался к подножию башни, оставив Роберта цепляться за стену. Роберт даже не пытался представить себе чувства брата и сестер – ему хватало собственных переживаний – но вы все-таки попытайтесь поставить себя на их место.
Как только ковер опустился на землю, он утратил жесткость и твердость, так утешавшие детей по пути сюда, и безвольно распластался на ноздреватых камнях и холмиках, точь-в-точь, как сделал бы любой обычный ковер. К тому же он внезапно съежился, и на нем стало меньше места. Путешественники поспешно сошли с него на землю, а ковер продолжал сжиматься до тех пор, пока не перестал точно вписываться в башню – теперь вокруг него осталось много свободного пространства.
Дети посмотрели друг на друга, затем все разом задрали головы и во все глаза стали высматривать, где там сейчас бедняга Роберт. Конечно, они не смогли его разглядеть.
– Как я жалею, что мы сюда прилетели, – сказала Джейн.
– Вечно ты жалеешь о том, что уже сделано, – огрызнулся Сирил. – Послушайте, нельзя оставить Роберта там, наверху. Я хочу, чтобы ковер доставил его вниз.
Ковер, казалось, очнулся ото сна, собрался с силами, резко затвердел и поплыл вверх между четырьмя стенами башни. Дети еще больше запрокинули головы, чуть не сломав себе шеи. Ковер все поднимался и поднимался, на какое-то тревожное мгновение завис наверху, а потом спикировал, упал на землю, и Роберт скатился с него на неровный пол башни.
– Слава тебе, господи! – вскликнул он. – Ну и передряга! Не представляете, что я там пережил. Нет уж, на сегодня с меня хватит. Давайте пожелаем снова оказаться дома и поужинаем пирогом с вареньем и бараниной. А уж потом можно будет снова куда-нибудь полететь.
– Отлично, – согласились остальные, потому что последнее происшествие потрясло всех до глубины души.
Итак, дети снова встали на ковер и сказали:
– Хотим вернуться домой.
И – о чудо! – они вовсе не очутились дома. Ковер не двинулся с места.
Феникс все это время дремал, и Антея осторожно его разбудила.
– Послушай…
– Слушаю, – отозвался Феникс.
– Мы пожелали попасть домой, но мы все еще здесь, – пожаловалась Джейн.
– Здесь, – согласился Феникс, оглядывая высокие темные стены башни. – Это яснее ясного.
– Но мы хотели вернуться домой, – сказал Сирил.
– Без сомнения, – вежливо ответила птица.
– А ковер не сдвинулся ни на дюйм, – сказал Роберт.
– Да, – кивнул Феникс, – я вижу, что не сдвинулся.
– Но я думал, что этот ковер исполняет желания?
– Так и есть, – подтвердил Феникс.
– Тогда почему?.. – спросили дети в один голос.
– Ну знаете, я же вам объяснял. Только вы слишком любите слушать музыку собственных голосов. Это и впрямь самая прекрасная музыка для каждого из нас, поэтому…
– Что ты нам объяснял? – раздраженно перебил кто-то.
– Что ковер исполняет только три желания в день. И вы их уже загадали.
Воцарилась мертвая тишина.