Послушарики

– Ну и чего там стряслось? – спросил Освальд.

Он знает, что так говорить невоспитанно, и не сказал бы такое никому, кроме родного брата.

– Да понимаешь, стряслась одна неприятность, – ответил Дикки. – А я тебе говорил, что так будет!

– В чем дело? – спросил терпеливый Освальд. – Не тяни кота за хвост.

Дикки попереминался с ноги на ногу и сказал:

– Ну я ведь обещал поискать полезное дело – и нашел. Помнишь окошко, у которого ставят молоко? Оно не открывается полностью, только чуть-чуть. Так вот, я починил его с помощью проволоки и бечевки, сделал так, чтобы оно открывалось во всю ширь.

– А взрослым, наверное, окно нравилось сломанным, – догадался Освальд.

Он слишком хорошо знал, что иногда взрослым нравятся вещи совсем не в том виде, в каком понравились бы нам. Попробуйте исправить какую-нибудь вещицу взрослых – и сами в этом убедитесь.

– Я бы на их месте не возражал против починенного окна, – сказал Дикки. – Ведь если бы мне велели вернуть все, как было, я легко мог бы убрать и проволоку, и бечевку. Но эти глупцы просто пришли и прислонили к окошку бидон с молоком. Они даже не потрудились взглянуть на окно, иначе заметили бы, что я его починил! Несчастный бидон распахнул окно и полетел в ров, служанки рвут и мечут. Все мужчины в поле, а у них, видите ли, нет лишних молочных бидонов. На месте фермера я завел бы пару-другую запасных – мало ли что может случиться? Ну просто невезуха, вот что я скажу.

По тону Дикки было ясно, как он зол. Но Освальд не слишком расстроился: во-первых, в случившемся был виноват не он, а во-вторых, он дальновидный мальчик.

– Не обращай внимания, – добродушно сказал он. – Держи хвост пистолетом. Мы достанем мерзкий молочный бидон. Пошли.

Он выскочил в сад и негромко свистнул – остальные прекрасно знали, что такой свист означает: что-то случилось. Когда все сбежались, Освальд объявил:

– Дорогие сограждане, нас ждут великие дела!

– Мы же не будем делать ничего нехорошего, правда? – спросила Дейзи. – Как в прошлый раз, когда мы натворили великие дела?

Элис шикнула на нее, а Освальд, сделав вид, что ничего не слышал, продолжал:

– Из-за неосторожности одного из нас в глубоком рву лежит бесценное сокровище.

– Проклятая штуковина сама туда свалилась, – проворчал Дикки.

Освальд отмахнулся и сказал:

– В любом случае она там, и наш долг – вернуть ее скорбящим владельцам. Внимайте! Мы собираемся обшарить ров.

При этих словах все оживились. Вытащить бидон было нашим долгом, но к тому же интересным делом, а такое нечасто бывает, чтобы одно совпало с другим.

Мы пошли в сад и перебрались на другую сторону рва. Там рос крыжовник и другие ягоды, но мы ничего не рвали, пока не спросили разрешения. За разрешением сходила Элис.

– Ха! Рвите себе на здоровье, – ответила миссис Петтигрю. – Вы же все равно все там объедите, с разрешением или без.

Она мало знала о благородстве, присущем дому Бэстейблов, но ей еще многое предстояло узнать.

Фруктовый сад спускался к темным водам рва. Мы сидели на солнышке и болтали о том, как будем обшаривать ров, как вдруг Денни спросил:

– А как вы обычно это делаете?

И мы лишились дара речи, ведь хотя много раз читали о том, как рвы «обшаривают» в поисках пропавших наследников или потерянных завещаний, никогда не задумывались о том, как именно это делается.

– Наверное, самое подходящее для такого – абордажные крюки, – сказал Денни, – но вряд ли на ферме они найдутся.

Мы сходили на ферму и спросили, есть ли у них абордажные крюки. Оказалось, что никто тут и слыхом не слыхивал о таких штуках. Может, Денни неправильно произнес название? Но он был железно уверен, что не ошибся.

Тогда мы взяли простыню с кровати Освальда, сняли ботинки и чулки и проверили, нельзя ли сделать так, чтобы простыня волочилась по дну рва (в том месте он был неглубоким). Но простыня пузырилась на поверхности воды, а когда мы попытались привязать к одному ее концу камни, она зацепилась за что-то на дне. Мы все-таки сумели ее вытащить и увидели, что она вся порвалась. На нее было страшно смотреть, и мы очень сожалели о случившемся, но девочки сказали, что наверняка сумеют ее постирать в тазике в своей комнате. И мы решили: раз уж простыня порвалась, можно пользоваться ею и дальше, ведь стирка никуда не уйдет.

– Никто не ведает даже о половине сокровищ, сокрытых в глубинах этого темного озера, – сказал Ноэль.

Мы договорились пошарить еще немного с этого конца рва, а потом двинуться к месту под окном, у которого поставили молочный бидон. Мы не могли как следует разглядеть ту часть рва, потому что на склоне над ним между трещинами камней разрослись густые кусты. С другой стороны ко рву спускался какой-то амбар. Прямо как на картинках с изображением Венеции!

Нам никак не удавалось подобраться к месту под окном молочной. Мы завязали веревкой дыру в простыне, снова ее утопили, и Освальд сказал:

– А теперь, милые, тянем разом, изо всех сил – раз, два, три!

И вдруг Дора с пронзительным криком уронила свой угол простыни.

– Ай, на дне кишат черви! – завопила она. – Я чувствую, как они извиваются!

Продолжая кричать, она выскочила на берег, и остальные девчонки последовали за ней. Они так поспешно бросили простыню, что мы не успели приготовиться, и один из нас упал, а остальные, качнувшись, промокли до пояса. Упал всего-навсего Эйч-Оу, но Дора подняла из-за этого страшный шум и сказала, что мы во всем виноваты. Мы высказали ей все, что думаем, и девочки повели Эйч-Оу в дом переодеться.

В ожидании их возвращения мы съели еще немного крыжовника.

Уходя, Дора ужасно дулась, но вернулась подобревшей. Увидев, что она уже не злится, мы спросили:

– Ну, что теперь будем делать?

– По-моему, хватит обшаривать ров, – сказала Элис. – В нем полно червей. Не только Дора почувствовала, как они извиваются, я тоже. Кроме того, молочный бидон не полностью затонул – я увидела его верх в окошко молочной.

– А не получится ли выудить его с помощью рыболовных крючков? – спросил Ноэль.

Но Элис объяснила, что молочная теперь заперта и ключ забрали.

Тогда Освальд сказал:

– Значит, так: сделаем плот. Все равно когда-нибудь пришлось бы его сделать, так почему не сейчас? В угловой конюшне, которой никто не пользуется – ну той, где рубят дрова, – я видел старую дверь.

И мы приволокли эту дверь ко рву.

Раньше никто из нас не сколачивал плотов, но в книгах отлично описано, как их мастерить, поэтому мы знали, что делать.

Мы нашли несколько симпатичных маленьких деревянных горшков, торчащих на садовой изгороди; похоже, сейчас они были никому не нужны, поэтому мы их взяли. Денни привез с собой ящик с инструментами, подаренными ему на прошлый день рождения. Инструменты были плохонькими, но бурав работал прекрасно, и нам удалось просверлить отверстия в краях горшков и закрепить их веревкой под четырьмя углами старой двери. На это ушло много времени.

За обедом дядя Альберта спросил, во что мы играли, а мы ответили, что это секрет и что мы не делали ничего плохого. Понимаете, мы хотели исправить ошибку Дикки, прежде чем рассказать о случившемся. В доме нет окон, выходящих в сад, поэтому дядя Альберта ни о чем не подозревал.

Лучи послеполуденного солнца озарили садовую траву, когда мы наконец-то спустили плот на воду. Последний толчок – и он уплыл за пределы досягаемости. Но Освальд прошлепал к нему вброд и притащил обратно; Освальд червей не боится. Знай он, что таится на дне рва кроме червяков, он не снял бы ботинки. И остальные тоже не сняли бы, особенно Дора – скоро поймете, почему.

И вот доблестное судно поплыло по волнам. Мы залезли на него, хотя и не все разом, ведь если на плоту оказывалось больше четырех человек, вода подступала слишком близко к нашим коленям. Мы боялись, что судно затонет, если слишком его нагрузить.