Эпоха невинности

– Все это так… но в нынешние времена это не имеет никакого значения, – равнодушно отозвалась миссис Арчер. По-настоящему дам за столом интересовала тема гораздо более свежая и захватывающая – информация об Эллен Оленской. И само имя-то миссис Стразерс было произнесено за столом затем, чтобы плавно перевести разговор на другой предмет и спросить: – А что эта новая родственница Ньюланда – графиня Оленская? Она-то была на балу?

Легкий отзвук сарказма прозвучал в ее голосе при упоминании бала, на котором был ее сын, – и Арчер знал, с чем это связано. Миссис Арчер, никогда особенно не восхищавшаяся деяниями людей, была в целом рада его помолвке. («Особенно после этой неразумной истории с миссис Рашуорт», – как она заявила Джейни, намекая на ту историю, след от которой, казалось Ньюланду, навсегда оставил шрам в его душе.) В Нью-Йорке не было партии лучше Мэй, с какой бы точки зрения это ни рассматривать, – и, хотя она считала, что этот брак был всего лишь тем, что ему в общем-то полагалось, было просто чудом, что ее единственному сыну удалось благополучно миновать Остров сирен и бросить якорь в тихой гавани, – молодые люди так неразумны, а некоторые женщины так коварны.

Таковы были ее чувства, и сын прекрасно знал о них – но он также знал, что ее тревожит преждевременное объявление помолвки, или, вернее, то, что было ее причиной, – потому-то он и остался дома в этот вечер. «Не то чтобы я не одобряла то, что Минготты горой стоят друг за друга; но почему помолвка Арчера должна зависеть от приездов и отъездов какой-то Оленской», – ворчала миссис Арчер наедине с Джейни, единственной свидетельницей легких отступлений от обычной генеральной линии абсолютного добродушия.

Во время визита к миссис Уэлланд она была столь благожелательна – безупречно благожелательна, – но Ньюланд чувствовал (а Мэй, возможно, догадалась), что они с Джейни все время нервничали из-за возможного появления Эллен Оленской, и когда они вместе вышли, миссис Арчер позволила себе заметить сыну: «Я так благодарна Августе Уэлланд, что она приняла нас одна».

Это выражение внутренней тревоги заставило Арчера еще более утвердиться в мысли, что Минготты зашли слишком далеко. Однако мать и сын, по неписаным правилам, принятым в их доме, не позволяли себе даже намекать на то, что переполняло их мысли. Поэтому он сказал просто: «Теперь нас ожидают традиционные семейные приемы; чем скорее мы пройдем через это, тем лучше», на что его мать промолчала, поджав губы под кружевной вуалью серой бархатной шляпки, украшенной гроздью винограда.

Он понял, что ее месть – вполне, по его мнению, законная – будет состоять в том, чтобы «натравить» мистера Джексона на графиню Оленскую этим вечером, и теперь, когда он публично выполнил свой долг по отношению к минготтовскому клану, он не возражал посудачить об этой леди в частном, так сказать, порядке – хотя, надо признаться, эта тема уже начала докучать ему.

Мистер Джексон положил себе на тарелку кусок подостывшего мяса, которым обносил всех дворецкий с таким же скептическим взглядом, как и у него самого, и затем, едва заметно сморщив нос, отверг грибной соус. Он отнюдь не выглядел сытым и довольным, и Арчер решил, что он сейчас продолжит трапезу, закусывая графиней Оленской.

Мистер Джексон откинулся на спинку кресла, подняв глаза на освещенных свечами Арчеров, Ньюландов и ван дер Лайденов в темных рамах, висящих на темных стенах.

– А как ваш дедушка любил хорошо отобедать, мой милый Ньюланд! – сказал он, не отрывая глаз от портрета пухлого широкогрудого молодого человека в шарфе и синем сюртуке на фоне загородного дома с белыми колоннами. – Да-да-да… Хотел бы я знать, что бы он сказал обо всех этих браках с иностранцами!

Миссис Арчер проигнорировала намек на то, что в прежние времена трапезы в семье, к которой она принадлежала, были более изысканны, и мистер Джексон осторожно приступил к долгожданной теме беседы:

– Нет, на балу ее не было.

Вот как, – пробормотала миссис Арчер тоном, который означал: «Хватило ума сообразить».

– Возможно, Бофорты с нею незнакомы? – с простодушным ехидством предположила Джейни.

Едва заметно с наслаждением сглотнув, словно пробуя невидимую мадеру, Джексон ответил:

– Возможно, миссис Бофорт и нет, но сам Бофорт точно знаком, потому что не далее как сегодня днем они прогуливались на виду у всего Нью-Йорка по Пятой авеню.

– Боже… – простонала миссис Арчер, осознав всю невозможность объяснить действия иностранцев чувством деликатности.

– Интересно, какую шляпку она носит днем – капором или без полей, – задумчиво проговорила Джейни. – Я знаю, что в Опере она была в темно-синем бархатном платье, совершенно прямом и ровном – как ночная рубашка.

– Джейни! – предостерегающим тоном сказала мать.

Краска проступила сквозь легкий вызов, плясавший на лице мисс Арчер.

– Во всяком случае, у нее хватило вкуса не поехать на бал, – продолжала миссис Арчер.

Дух противоречия заставил сына возразить:

– Я думаю, что вкус тут ни при чем. Мэй сказала, что она намеревалась ехать, но решила, что вышеупомянутое платье недостаточно шикарно.

Слова эти лишь послужили подтверждению мыслей мисс Арчер, и она улыбнулась.

– Бедняжка Эллен, – сказала она и сочувственно добавила: – Мы должны помнить о том, какое эксцентричное воспитание она получила от Медоры Мэнсон. Чего можно ожидать от девушки, которая появилась на своем первом балу в черном платье?

– Неужели? Я этого совершенно не помню! – сказал мистер Джексон и тоже воскликнул «Бедняжка!» тоном человека, который, наслаждаясь воспоминаниями, убеждает себя в то же время, что тогда уже чувствовал, что это предвещает беду.

– Странно, что она сохранила это дурацкое имя – Эллен. Нет чтоб изменить его, скажем, на Элэйн, – сказала Джейни и огляделась вокруг, чтобы увидеть впечатление от своих слов.

– Почему именно «Элэйн»? – засмеялся ее брат.

– Ну не знаю. Это звучит более… более по-польски, – сказала она, снова покраснев.

– Это больше привлекает внимание, а я не думаю, чтобы она была в этом заинтересована, – сухо заметила миссис Арчер.

– Почему нет? – вмешался ее сын, повинуясь внезапному желанию поспорить. – Почему она не должна привлекать внимание? Почему она должна прятаться, как будто она себя опозорила? Она превратилась в «бедняжку Эллен», потому что ей не повезло в браке, но я не вижу причины, из-за которой она должна ходить понурив голову, словно преступница.

– Насколько я понимаю, – задумчиво произнес мистер Джексон, – эта та линия, которой собираются следовать Минготты.

Молодой человек покраснел.

– Я не нуждаюсь в суфлерах, если именно это вы имели в виду. Мадам Оленская несчастна, но она не отверженная.

– Но ходят слухи… – сказал мистер Джексон, нерешительно взглянув в сторону Джейни.

– О, я знаю – насчет секретаря, – подхватил Арчер. – Ничего, ничего, мама, Джейни уже достаточно взрослая. – То ли так, то ли этак – но секретарь помог ей уехать от мерзавца мужа, который обращался с ней как с пленницей. Ну и что? Надеюсь, среди нас нет человека, который не поступил бы так же в подобных обстоятельствах.

Мистер Джексон, слегка повернувшись, подозвал взглядом через плечо угрюмого дворецкого.

– Может быть… того соуса… совсем чуть-чуть. – И, положив себе немного, продолжил: —Мне сказали, она ищет дом. Собирается поселиться здесь.

– А я слышала, что она собирается разводиться, – рискнула вставить Джейни.

– Надеюсь, она это сделает! – воскликнул Арчер.

В мирной, безмятежной обстановке гостиной Арчеров эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Тонкие брови миссис Арчер подскочили вверх, что означало: «Здесь дворецкий!» – и молодой человек, мысленно обругав себя за потерю вкуса – что, разумеется, и значило обсуждение столь интимного вопроса на публике, – поспешил перейти к рассказу о посещении старой миссис Минготт.

После обеда, по старинному обычаю, миссис Арчер и Джейни, оставив джентльменов внизу курить, прошелестели длинными шелковыми юбками наверх в гостиную, где, усевшись друг напротив друга у круглой лампы за рабочим столиком красного дерева, под которым был зеленый шелковый мешок, принялись с двух сторон вышивать полевые цветы на коврике для запасного стула в гостиной юной миссис Ньюланд Арчер.

Пока в гостиной совершался этот ритуал, Арчер усадил мистера Джексона в кресло у камина в готической библиотеке и вручил ему сигару. Мистер Джексон удовлетворенно погрузился в кресло. Поскольку сигары покупал сам Ньюланд и, следовательно, за качество можно было не опасаться, он с удовольствием раскурил ее, подтянув свои тощие лодыжки поближе к углям, и заметил:

– Так вы говорили, что секретарь только лишь помог ей бежать, мой юный друг? Но процесс помощи затянулся надолго – год спустя их видели в Лозанне. Они жили вместе.

Ньюланд покраснел:

– Ну и что такого? Она что, не имеет права начать все сначала? Меня тошнит от наших лицемерных обычаев, из-за которых молодая женщина должна похоронить себя заживо, в то время как ее муж предпочитает забавляться с проститутками.

Он сердито замолчал и отвернулся, чтобы раскурить свою сигару.

– Женщины должны обладать той же свободой, что и мы, – объявил он, сделав сенсационное открытие, и раздражение помешало ему понять все его значение и последствия.

Мистер Силлертон Джексон подвинул лодыжки поближе к огню и сардонически свистнул.

– Что ж, – сказал он после некоторой паузы, – я думаю, граф О ленский разделяет ваше мнение, поскольку, как мне известно, он и пальцем не пошевелил, чтобы вернуть жену.

Глава 6