– Вполне правдоподобная версия, – согласился Ооя.
– По одежде видно, что женщина из деревенских – возможно, из этих краев. Движение тут не особенно оживленное, люди из других мест появляются нечасто. Послушай, – обратился Тономура к другу, – попытайся припомнить, может, ты когда-нибудь видел эту женщину? Не из твоей ли деревни она?
– Как тут вспомнишь, ведь вместо лица сплошное месиво.
– А кимоно? Или пояс?
– Нет, ничего похожего не помню. Я вообще не обращаю внимания на одежду.
– Попробуем тогда порасспросить дядю Нихэя. Он и не подозревает о том, что происходит совсем рядом.
Они подбежали к сторожке, вызвали Нихэя и втроем вернулись к трупу.
– Ох-ох-ох, страсти какие! – Старик забормотал молитву.
– До того как собаки принялись за тело этой несчастной, кто-то убил ее и не придумал ничего лучше, как бросить труп здесь. Может быть, ты, дядя Нихэй, что-нибудь знаешь? – спросил Тономура.
– Нет, – покачал головой Нихэй, – ничего не знаю. Коли б знал, не дал бы собакам так измываться. Слышь, господин, я думаю, в прошлую ночь все это случилось. А знаешь, почему я так думаю? Вчера еще ходил я тут много, потерял кое-что и долго искал, как раз в месте этом самом. Ежели б на труп набрел, заметил бы непременно. Так что появился он тут не иначе как в эту темную ночь.
– Что ж, может быть. Хоть и безлюдно здесь, такую свору копошащихся целый день собак невозможно не заметить. Послушай, дядя Нихэй, а это кимоно ты не припомнишь? Думаю, деревенская девушка была в нем.
– Дак в деревне такие нежные одежды и носят-то девушек пять, не боле. А не поспрашивать ли мою О-Хану? Она девица молодая, следит небось, какие у подруг наряды. Эй, О-Хана! – позвал старик дочь.
– Что, отец? – Девушка прибежала, но, увидев труп, рванулась прочь.
Отец остановил ее.
Боязливо взглянув на подол кимоно, О-Хана сразу определила:
– Ой, это же Цуруко Ямакита! Такой рисунок только на ее кимоно, ни у кого больше в деревне такого нет.
При этих словах Кокити Ооя переменился в лице. И было отчего. Цуруко Ямакита – та самая девушка, с которой он был помолвлен еще в детстве. Недавно зашла речь о свадьбе, вокруг этого события разгорелись страсти – и вдруг такая странная, жестокая смерть. Да, Оое было от чего побелеть.
– Ты говоришь-то верно? Хорошенько подумай сначала, потом уж говори, – сказал Нихэй.
Девушка осмелела и принялась внимательно осматривать труп.
– Да точно, это точно Цуруко. И пояс ее я помню. И заколка с камешком ее, ни у кого больше такой нет, – настойчиво утверждала О-Хана.
Алиби
Как только стало известно, что О-Хана опознала труп дочери здешнего богача Ямакиты, все кругом забурлило: в дом покойной понеслись посыльные, на работу к хозяину покатились велосипеды, телефон в полиции трезвонил не умолкая, люди с озабоченными лицами выходили из дома Ямакиты и нескончаемой чередой тянулись к сторожке, в деревню прибыла набитая полицейскими патрульная машина.
Был произведен тщательный осмотр места происшествия, труп отправили в больницу города N. на вскрытие, в деревенской школе группе расследования выделили специальное помещение (исключительный случай!). Прежде всего туда пригласили родителей Цуруко, слуг семьи Ямакита, затем обнаруживших труп Оою и Тономуру, а также Нихэя с дочерью.
Немало времени ушло на расследование, но, кроме письма, представленного матерью пострадавшей, не обнаружили ничего, что пролило бы свет на происшедшее.
Протягивая полицейским конверт, мать несчастной Цуруко объясняла:
– У дочери в столе я нашла вот этот конверт, он лежал в бумагах на самом верху – не иначе дочь получила его перед последним уходом из дома. Записка от какого-то мужчины, просьба встретиться.
– Судя по всему, записка была доставлена через посыльного. Вы не спрашивали у слуг, кто принес ее? – мягко спросил у г-жи Ямакиты прокурор Куниэда.
– Пыталась выяснить, но, странное дело, никто ничего не знает. Может быть, дочь сама вышла за запиской к воротам?
– Н-да, возможно, возможно… Ну а относительно того, кто написал ее, у вас есть какие-нибудь догадки?
– Нет… Не мне об этом говорить, но никогда дочь не позволяла себе таких неприличных поступков. Но, видно, хитро она была составлена, и девочка поддалась уговорам…
Незатейливая записка гласила:
Сегодня в 7 часов вечера жду Вас у каменного фонаря во дворе храма. Приходите непременно. О встрече никому ни слова. Дело очень, чрезвычайно важное.
– Почерк вам не знаком?
– Нет, совершенно не знаком.
– Я слышал, Цуруко-сан была помолвлена с Кокити, сыном старосты, господина Оои. Это так? – как бы ненароком поинтересовался Куниэда. Он обратил внимание на то, что подпись в записке совпадает с первой буквой имени Кокити, и, кроме того, вполне логична была бы реакция Цуруко на подобную просьбу жениха.
– Мы тоже сразу подумали, не от Кокити ли эта записка, и спросили его. Он ответил, что не мог ее написать, поскольку был в это время в городе N. «И потом, – сказал он, – вы же знаете, у меня почерк гораздо лучше. Кроме того, если бы мне понадобилось срочно увидеться с Цуруко-сан, я не стал бы вызывать ее запиской, а просто пришел бы в гости». Господин прокурор, может быть, это какой-нибудь негодяй, прикрываясь его именем, выманил Цуруко из дома?
Разговор с матерью пострадавшей ничего более не дал. Но прокурору представлялось необходимым еще раз побеседовать с самим Кокити. Того же мнения были коллеги, и в первую очередь начальник полицейского участка. Кокити Оою вызвали, показали записку и пересказали разговор с матерью Цуруко.
– Вы утверждаете, что вчера вечером ездили в город N.? Это, конечно, алиби. Вы были у кого-нибудь в гостях? Спрашиваем не потому, что подозреваем вас. Как видите, происшествие чрезвычайное, и мы вынуждены все досконально проверить, допросить всех сколько-нибудь причастных.
– Был ли в гостях? Да нет, я, вообще-то, специально никуда не ходил, ни с кем не встречался… – Чувствовалось, ответы даются Оое нелегко.
– Должно быть, ездили за покупками? В таком случае, наверное, помните магазин, хозяина?
– Нет, покупок тоже не делал. Просто… захотелось прогуляться, и я… немного побродил по центру города… А покупки… Ну, вот по дороге купил в табачной лавке пачку сигарет. Пожалуй, и все…
– Хм, не много для алиби… – Некоторое время Куниэда недоверчиво глядел на юношу, молча размышляя. Потом бодро сказал: – Ладно. Покупки оставим в покое. Подойдем с другой стороны. До города и обратно вы ведь на чем-то добирались? Возможно, водитель запомнил вас. Будем вызывать на беседу.
На лице Кокити проступила растерянность, он побледнел и от волнения утратил дар речи.
В уголках губ прокурора промелькнула усмешка; сверлящим взглядом он внимательно смотрел на Кокити.
Наконец Ооя не выдержал.
– Это произошло случайно… кошмарная случайность, – забормотал он и просительно, словно ища защиты, посмотрел на полицейских, стоявших позади Куниэды. Среди присутствовавших был и его друг – автор детективных историй Сёити Тономура, лицо которого выражало в этот момент величайшую досаду.
Как оказался здесь, вместе со следственной группой Сёити Тономура? Да все очень просто: некогда Тономура учился вместе с прокурором Куниэдой, они до сих пор переписываются. Но, дабы не уводить читателей в сторону от главного, не будем подробно говорить о прошлом, связывающем этих людей, скажем лишь, что прокурор и писатель были закадычными друзьями.
Куниэда полагал полезным участие Тономуры в расследовании, и для писателя присутствовать при раскрытии преступления было чрезвычайно интересно. Прокурор Куниэда сначала допросил Тономуру как свидетеля происшествия, затем, при молчаливом согласии группы детективов, позволил остаться наблюдать за ходом расследования.
И сейчас, видя, как Кокити Ооя переменился в лице, услышав, что он пробормотал в ответ, Тономура почувствовал острую досаду. Хотя и хорошо представлял себе всю сложность положения Оои. Конечно же, тот ездил вчера вечером в N. к своей тайной возлюбленной и, желая утаить этот факт, принес в жертву собственное алиби.
– Неужели вы не воспользовались автобусом? – ехидно переспросил Куниэда, не вполне веря перепуганному Оое.