Он сидел, бездумно глядя на старые сломанные часы с выпрыгнувшей и не успевшей спрятаться кукушкой, и мелкими глотками пил кофе.
* * *
Шашлык жарили прямо у реки. Рядом с мостками, к которым был пришвартован катер.
Шашлык жарили Гена Мусатов и шофер.
Михаил Кириллович и двое гостей сидели в пестрых легких креслах.
Дым от мангала низко стелился по земле и уходил вверх, в сторону дачи, стоящей у обрыва.
– Хочу здесь беседку поставить, да боюсь, начнутся разговоры: мол, нескромно. – Михаил Кириллович встал, потянулся. – А почему, собственно, нескромно? Батька мой, Кирилл Петрович Мусатов, сапоги надел впервые на военной службе. Нас у матери пятеро было, так мы не то что сахара – хлеба вдоволь не видели. На поле работали с утра до вечера не хуже взрослых. Думаю, что теперь и пришло наше время. Мой батька с винтовкой бегал, чтобы его сын жил как подобает.
– Прав ты, Михаил Кириллович, ох как прав, – сказал один из гостей.
Он тоже встал. Но в отличие от крупного, барственно-породистого Мусатова был небольшого роста, кругленький, лысый.
– Вот тебе, мне, Леониду Федоровичу, – он кивнул в сторону третьего гостя, – страна поручила руководить крупнейшими отраслями хозяйства. Просто так кому попадя не поручат? Конечно, нам за это блага всякие. Сознательные люди, настоящие партийцы, это понимают. А населению мы ничего объяснять не обязаны.
– Прав ты, Леонид Федорович, – Мусатов опять опустился в кресло, – я что, сразу здесь очутился? Нет. Крестьянскую долю познал. Деревенским комсомолом руководил. Потом учился. Потом был в штате Днепропетровского обкома ВЛКСМ. В войну снабжением Ленинграда руководил. Ужасы блокады для меня не книжка. Потом в Молдавии, в Совмине. Теперь – в Москве…
Шофер и Гена поднесли стол, установили его так, чтобы из любого кресла было удобно дотянуться до закуски.
Расставили бутылки, блюдо с шашлыком. Леонид Федорович взял бокал, наполненный вином, отозвал Мусатова в сторону.
– Ну говори, – усмехнулся Михаил Кириллович.
– Три «Волги» нужно.
– Как нужно-то?
Леонид Федорович провел ребром ладони по горлу.
– Ну, если так… – Мусатов внимательно посмотрел на него.
– Деньги я привез.
– Хорошо. Мое слово – печать.
Они вернулись к столу, за которым Пал Палыч одиноко расправлялся с шашлыком.
– А Геннадий-то у тебя, Михаил Кириллович, орел.
– А что делать? Сын с супругой в Штатах, дочка с мужем в Швеции. Сестра, умирая, просила: не оставь Геннадия. Живет со мной. Парень хороший. Я его завлабом во ВНИИ автомобильном устроил. Работает. Устрой его в торгпредство куда-нибудь. В Норвегию или Данию.
– Женить его надо, – раздумчиво сказал Пал Палыч.
– Вези дочку, окрутим, – захохотал Мусатов-старший, – пора и нам свои роды да династии создавать, не все же другим.
Пал Палыч и Леонид Федорович чокнулись с Михаилом Кирилловичем.
– Значит, вас зовут Елена Семеновна Лужина? А Алена – это, как я понимаю, имя для интимных друзей.
– Каких друзей? – переспросила Алена-Лена.
Голос у нее был хриплым, словно простуженным.
– Для интимных, – повторил Корнеев.
– Алена, удобнее так.
– Вы где работаете?
– Я поступаю на курсы стюардесс.
– Как я понял из рассказа вашего участкового, поступаете вы уже пять лет на эти курсы.
– Ну и что? Мое дело, чем я занимаюсь. Не ворую.
– Ну, оставим эту сложную тему в покое. Откуда вы знаете Тохадзе?
– Мы с ним в «Интерконтинентале» познакомились.
– При каких обстоятельствах?
– Я в баре сидела, а он подошел. Вот и все обстоятельства.
– А вам известно, чем он занимается?
– Солидный, деловой парень. Он сказал, что в торговле работает.
– Вы часто виделись?
– Вчера второй раз.
– Ну что ж, идите.
– Куда?
– Вы свободны.
Алена поднялась, взяла со стола пропуск.
Вошел Боря Логунов:
– Ну что?
– Она видела его второй раз. А что Тохадзе?