На улице их ждал большой, покрытый маскировочной сеткой «опель-капитан». За рулем сидел солдат в полевой форме с буквами СС в петлицах. Он выскочил из машины и распахнул дверцу. Когда «опель» двинулся, из-за угла вслед за ним выехал грузовик и пристроился сзади.
Машины подрулили к зданию бывшей ссудной кассы, стоявшему в глубине березового парка. Из дверей, поправляя ремень, выбежал фельдфебель.
– Все в порядке, Кестер, – сказал майор, – снимайте караул.
– Распорядитесь, – приказал Колецки, – чтобы солдаты помогли разгрузить машину!
* * *
В комнате, куда сразу прошел Колецки, находилось пятнадцать человек.
Лейтенант и четырнадцать солдат.
– Приветствую вас, Поль. Не будем терять ни минуты. Немедленно переодеться в польскую форму, взять рацию и документы.
Увидев поляков, комендант схватился за кобуру.
– Вы слишком нервный, майор, – усмехнулся Колецки, – зовите ваших людей и постройте в коридоре.
– Кестер!
Стуча сапогами, прибежал фельдфебель.
– Вам надо будет помочь кое-что погрузить, положите пока оружие, – сказал Колецки.
Солдаты построились в коридоре.
– Пойдемте со мной и вы, майор. Сюда, в эту комнату.
Последнее, что увидел майор, – польского офицера и сноп огня, огромный и желтый, выбивающийся из автоматного ствола. В коридоре люди в польской форме расстреливали немцев.
– Скорее в лес, – крикнул Поль.
…Колецки остановил машину на городской площади, улицы были пусты, только у костела покосился подбитый вездеход. Он закурил. Прислушался к канонаде, достал пистолет, обошел машину и выстрелил шоферу в голову.
Открыл дверцу, и труп вывалился на мостовую. Колецки сел за руль и развернул машину.
* * *
Старшина Гусев прощался с заставой. Везде, начиная от свежевыкрашенного зеленой краской дома и кончая посыпанными речным песком дорожками, чувствовалась заботливая рука старшины. Он огляделся. Сопки, поросшие дальневосточной елью, кедрачи у ворот. Медленно шел по двору, привычно фиксируя наметанным глазом мелкие недостатки и упущения.
– Дежурный! – крикнул Гусев.
К нему подбежал сержант с красной повязкой на руке.
– Слушаю вас, товарищ старшина.
– Почему пустые бочки от солярки не убраны?
– Не успели.
– Надо успевать, служба короткая, а дел много.
– Слушаю. – Дежурный повернулся и пошел выполнять приказание, думая о том, что старшина остается старшиной даже в день отъезда с заставы.
Гусев отправился на конюшню. Высокий, туго затянутый ремнем, не старшина, а картинка из строевого устава.
В тридцать шестом на плацу вручили ему петлицы с одним треугольником, так стал он отделенным командиром. А через год, в тридцать седьмом, за лучшие показатели в службе и учебе прибавил Гусев на зеленые петлицы еще один треугольник. Потом стал старшим сержантом. А на сверхсрочную остался уже старшиной. Десять лет накрепко связали его с заставой. Здесь был его дом, все личные и служебные устремления. Началась война, и граница, и до этих дней неспокойная, полыхнула прорывами банд, диверсантов-одиночек, контрабандистов.