Полицейский [Архив сыскной полиции]

– Осторожно, бревно! Новенький он, из пораненных солдат.

Но ни Дергаусов, ни его компаньоны совершенно не обратили внимания на Мишку. Их ждала парилка. Мишка аккуратно сложил в мешки одежду и обувь. Тюк с мундирами и пиджаками отнес в гладильню. Сапоги в маленькую конурку под лестницей, где беспощадно воняло гуталином.

Через несколько минут к нему заглянул надзиратель Соловьев. – Есть? – Бери.

Он вернул сапог Дергаусова через полчаса. А через час вычищенная до блеска обувь стояла в номере.

– Господин Бахтин, – сказала Крылова, – я не знала, что пища отравлена.

– Охотно верю, мадам, – Бахтин встал, прошелся по кабинету. – Охотно верю, но поверят ли присяжные. Только ваша искренность может отвести от вас обвинение в отравлении. – Я готова рассказать все. – Я слушаю.

– Рано утром того дня ко мне пришел Станислав Пашковский… – Кто это?

– Я была знакома с ним по Варшаве. О нем говорили разное. Потом он появился в Москве. – Как вы попали в зависимость от него?

– Я крупно проигралась, и он за разные услуги списывал часть долга. – У него была ваша расписка? – Да. – Какая сумма? – Пятнадцать тысяч. – Какого рода услуги вы оказывали ему?

– Обычные. По его просьбе знакомилась с мужчинами, приглашала к себе. – Но в этом нет криминала.

– В общем, пока мы были в спальне, Стась осматривал карманы, снимал слепки с ключей.

– Понятно. А не было ли у вас в гостях подполковника Княжина? – Был. – Что делал Пашковский, что-то искал? – Не знаю. – Верю. Вернемся к передаче.

– Он привез продукты и сказал: «Отвези в участок нашему парню, скажи, что ты его сестра». – И вы отвезли. – Да.

Бахтин ей поверил сразу и безоговорочно. Сколько за службу он видел таких красиво-праздных идиоток, которые были готовы на все ради собственного комфорта. Только потом, в полиции или камере судебного следователя, до них начинало доходить, что прятать краденое, опаивать людей снотворным и обирать или воровать драгоценности дело подсудное. – Мадам Крылова, кто такой Пашковский?

– Стась? Я с ним познакомилась в Варшаве, он игрок. Позвольте папиросу? Крылова затянулась. Помолчала. – Он страшный человек. – Ой ли? – засмеялся Бахтин.

– Да, представьте себе. Он несколько лет шантажировал меня. – Но вы же проигрались недавно. – В мае. – Значит, было что-то другое?

– Господин Бахтин, мало ли что случается с одинокой, свободной женщиной. – Где живет Пашковский? – Я не знаю.

– Мадам, вы находитесь в сыскной полиции, подозреваетесь в умышленном отравлении человека. Думаю, что для вас, мадам Крылова, есть один лишь выход – полная откровенность. Поэтому сейчас чиновник для поручений Валентин Яковлевич Кулик поможет вам оформить показания. Ждите.

Значит, Пашковский. Залетный из Варшавы. Наверняка прибыл в Москву вместе с польскими беженцами. Беженцев из Польши в Москву приехало видимо-невидимо. Но и администрация в Москву прибыла. На Тверской расположилась канцелярия варшавского генерал-губернатора. А на Спиридоньевской, 12 разместилось сыскное отделение, начальником которого был душевный приятель Бахтина, надворный советник Курантовский Людвиг Анатольевич. Бахтин связался с ним по телефону и через пять минут знал о Пашковском все. Но знание это не принесло ему острой радости. Оказывается, у Пашковского была другая фамилия и, в довершение всего, кличка. По учету варшавских сыщиков он проходил, как Казимир Калецкий, кличка Нож, и был он не игроком, а бандитом и убийцей. Курантовский знал, что Нож в Москве, искал его, но пока выйти на него не мог. Кроме налетов и грабежей, за ним числилось несколько заказных убийств в Австрии и Чехии. Но это были ничем не подтвержденные агентурные данные. Короче, более близкое знакомство с биографией поляка позволяло считать его противником вполне профессиональным и опасным. Бахтин вызвал заведующего летучим отрядом и приказал повесить наружку за Дергаусовым.

– Бога побойтесь, Александр Петрович, он же везде на авто ездит, – развел руками Скоморохов. – Даже если мы наймем авто, то он нас срисует на втором повороте.

– Хорошо, Петр Нилыч, прикройте его квартиру, службу и ресторан «Мавритания». И пусть наружники, если надо, нанимают лихачей и моторы. – Траты большие.

– Это всего дня на четыре. А сейчас пошлите людей, пусть ко мне приведут Андрея Дранкова, оператора из кинофабрики, адрес я им дам.

Почти неделю Андрей Дранков жил вместе с Натальей Вылетаевой. Они утром уходили на съемку, потом возвращались домой. Странное ощущение испытывал Дранков все эти дни. Он словно заново узнавал хорошо знакомого человека. Впрочем, что он раньше знал о Наташе? Только то, что говорили о ней в коридорах киноателье и за столиками кафе «Око». Другой, совсем другой человек был рядом с ним. Заботливая, тихая, добрая женщина, погруженная в их жизнь и отношения. Случилось чудо, Наташа, словно грим с лица, смыла с себя всю прежнюю жизнь, полностью отдавшись своему чувству и тихому женскому счастью. Это радовало и пугало Андрея. Радовало, что он наконец встретил женщину, о которой думал всегда, а пугало то, что с каждым днем он все больше прикипал к Наташе. Семейную идиллию немного портили сыщики, охранявшие их круглые сутки. Одного из них Андрей даже приспособил таскать аппарат, навинчивать объективы, управляться с пленкой при перезарядке. Все ограничения, которые он оговорил с Бахтиным, почему-то совершенно не угнетали его. Он не боялся встречи с Дергаусовым или его людьми. Был Дранков человеком крепким, кроме того, он постоянно носил с собой браунинг. Как все самоуверенные люди, которым многое легко удается, он считал себя безусловно храбрым человеком. Он был единственным оператором, поставившим камеру на бруствер окопа во время боя и снимавшим под пулями противника. Тогда ему повезло. И разговоры о его необычайной храбрости по сей день ходили в кинокругах. Но это была прилюдная храбрость, свойственная многим нервным натурам. Подлинно мужественным становится человек только тогда, когда встречается с опасностью один на один, без зрителей. Только ты и враг. Только жизнь и смерть. И если человек проходит через это, он может называться храбрым. Дранков не прошел этого испытания. Он всегда был на людях, и в смелости его прочитывалась явная театральщина. С Бахтиным они встречались на явочной квартире у Покровских ворот. Разговор был недолгим, и Дранков согласился сразу. Врожденный авантюризм его натуры требовал постоянного выхода. Прощаясь, Бахтин сказал:

– Ну вот, Андрей Васильевич, только вы видели эти документы. Значит, только вы сможете рассказать о них Дергаусову. Не продешевите, но и не назначайте немыслимых сумм. А главное, помните, что я втравливаю вас в весьма опасное дело. Правда, если вы нам поможете, то мы возьмем эту шайку через два-три дня. Но эти три дня…

– Милый Александр Петрович, еще десять дней назад, сделай вы подобное предложение, я отверг бы его с возмущением. Но нынче у меня появились собственные счеты к этому деляге, посему делаю я это не для вас, а для другого человека.

– Ну что ж, Андрей Васильевич, я не хочу выяснять первоистоки вашей неприязни, я прошу только об одном. Будьте предельно осторожны.

Дранков посмотрел на Бахтина, усмехнулся, как-то странно кивнул головой и вышел. Хлопнула дверь. Бахтин подошел к окну и увидел, как Дранков осторожно перескакивает через лужи. В его походке было столько веселой уверенности, что Бахтин поверил – с этим человеком ничего плохого не случится.

Итак, завтра произойдет главное, через несколько минут Дранкову передадут отпечатанную полосу номера газеты, и его дело только описать документы и получить деньги.

Конечно, Дранков может сдать эту сумму в казну и тогда станет свидетелем.

Но Бахтин уже заранее услышал речь защитника, который обвинит перед присяжными полицию в провокации.

Поэтому гори они огнем, эти деньги, главное, чтобы Дранков сделал сегодня это дело, а там выведем его из следствия.

Нынче в полдень Дергаусов говорил с Коншиным. Начальник после завтрака в ресторане «Эрмитаж» был в состоянии некоей приподнятости, посему находился в настроении изумительном.

– Юрий Александрович, – засмеялся Коншин, – читал вашу бумагу, ну зачем вам, право, это нужно? Чем же первопрестольная не угодила?

– Иван Алексеевич, после всех скандалов и неприятностей хочу ближе к фронту.

– Мне жаль вас отпускать, Юрий Александрович. Сработались мы славно, подружились. Но вместе с тем, я вас понимаю, шепоток этот гнусный кого хочешь до исступления доведет. Прошение ваше я князю Львову отнес, он милостиво начертал на нем согласие и направляет вас в Персию, в экспедиционный корпус генерала Баратова, уполномоченным полевых санитарных отрядов. Так что, голубчик, надевайте новые погоны и собирайтесь в путь.

Вот это действительно была удача. Во-первых, Персия, где денежное содержание платилось в золотых рублях, во-вторых, чин, а в-третьих, огромные казенные суммы и полная бесконтрольность. Вот уж привалило, так привалило. Дергаусов, не заходя в отдел, поехал домой, надо было сосредоточиться, о делах подумать. Проживал он в Большом Николо-Песковском переулке, в доме Скворцова. Квартиру нанимал во втором этаже из трех комнат. Мебель своя. Да и не стал бы он никогда жить с хозяйской мебелью, изъеденной жучками. Элегантная квартира у Дергаусова. Обставленная современно и богато. Картины неплохие висели. Конечно, не из первого ряда, но вполне отвечавшие обстановке. Приходящая горничная уже ушла, в комнатах висела ничем не нарушаемая тишина. Прекрасная тишина начала московской зимы. Она словно снег – невесома и пушиста. На душе у Дергаусова стало спокойно и благостно. Он пошел в кабинет, достал из шкафа бутылку французского коньяка, налил высокий фужер. Ну что же, Юрий Александрович, можно и баланс подбить. Покойный Серегин. Наивный, романтический мальчик. Носил на шее медальон с Наташкиным портретом. Влюблен был. Казимир нашел специалиста, тот написал ему письмо. От Наташкиной руки не отличить. Она просила взять на себя поджог и убийство, всего на один день, пока не восторжествует правда. Просила об этом письме молчать. Дурачок согласился. Вот и все. Ищите, сыщики. Правда, документы куда-то делись. Из-за них пришлось подполковника убрать, а бумаг нет, как нет. Видно, сгинули они с концами. Да что о тех бумагах думать. Целый склад сгорел. Докажи теперь, что там гниль лежала! Попробуй, ну а бумаги те, даже если появятся, всегда можно подлогом назвать. Теперь с Казимиром. Он его, конечно, с собой возьмет. Тем более, что год уже Нож числится по Союзу городов и щеголяет по Москве в форме с серебряными погонами. Сегодня же напишет Дергаусов ему прогонную и в Персию. Квартиру эту он за собой оставит. Удобная. Арбат в двух шагах. Тем более, что она ему ни копейки не стоила. Привозил Дергаусов в магазин, который держал владелец дома, консервы, галеты, шоколад, коньяк со складов Земсоюза, да еще сам навар имел. Теперь все это будет поставлять Губер. Пока все складывалось неплохо. А мелочи… В неразберихе военного времени практически не важны. Ну что ж, сегодня он будет делать отвальную. Дергаусов поднял телефонную трубку и назвал номер «Мавритании». Ближе к вечеру пошел снег. Закрутил по горбатым переулкам ветер. Раньше времени опустилась на город вязкая мгла. Засветились радостно окна, фонари вступили в бессмысленный поединок с тьмой. Метель загуляла по городу. Первая декабрьская метель. Андрей Дранков вышел из парадного во двор. Здесь было тихо. Ветер даже не намел сугробы, и снег лежал, словно толстое одеяло. Он шел и думал о Дергаусове. За эти дни Наташа рассказала ему много об этом человеке. Конечно, если бы не любовь к помятой жизнью женщине и внезапно возникший инстинкт защитника, он ни за что бы не согласился на предложение Бахтина. Сыщик желал злаДергаусову, следовательно, их планы на данный момент совпадали. Перед аркой, ведущей на улицу, где его ждал экипаж, на козлах которого восседал сыщик из летучего отряда, Дранков достал браунинг, загнал патрон в патронник, поставил оружие на предохранитель. Конечно, сыщики, которые неделю как охраняют их с Натальей, хорошо, но он всю жизнь привык надеяться на себя. Ну, а теперь в «Мавританию». Война войной, а народ гулял, как перед страшным судом. Никогда еще рестораторы не получали таких барышей, как в конце шестнадцатого года. Неудачи на фронте. Нестабильность в тылу. Шальные деньги, которые сами плыли в карманы жуликов, оседали в многочисленных московских кабаках. Люди гуляли страшно и отрешенно, словно зная, что у них нет завтрашнего дня. Поставщики, сделавшие миллионы на гнилье, чиновники, берущие фантастические взятки, интендантские офицеры, забывшие свой долг, редкие фронтовики, попавшие в Москву на пару-тройку дней, пили, дрались, плакали и даже стрелялись. Конечно в «Эрмитаже» или «Метрополе» все было пристойнее. Там публика все больше солидная. А «Мавритания» – гавань, куда военный ветер загонял побитые страшным временем корабли. Швейцар почтительно принял у Дергаусова пальто.

– Давно не заходили, Семен Семенович ждут.

Дверь в кабинет Семена была приоткрыта. Андрей услышал голос своего дружка, он кому-то втолковывал по аппарату, что омары над подвезти не позже завтрашнего дня. Дранков вошел в пахнущий хорошим табаком полумрак кабинета. Семен увидел его, махнул рукой.

– Значит, так, Самуил Наумович, завтра. У меня все. Семен положил трубку на рычаг.

– Андрюша! Здравствуй, милый. Ты, говорят, женился? – Вроде того, Сема.

Семен помолчал, достал из стола бутылку французского коньяка. Разлил по стаканам.

– Ну что ж. Дай Бог тебе счастья. Наташа дама видная.

Они выпили. И Андрей был благодарен другу за то, что не приставал он с расспросами, не пересказывал сплетни, которые окружали имя Наташи Вылетаевой. Женился, значит, так надо, – У тебя это серьезно? – Весьма. – Венчаться будете? – Через два дня, ты шафер. – Спасибо. Где свадьбу отгуляем? – В «Мавритании». – Гостей много? – Человек двадцать. – Все будет в лучшем виде. Как у тебя с деньгами? – Дергаусов гуляет? – В третьем кабинете.

– Вот сейчас мы денежки-то и получим. Дай мне пару твоих ребят для страховки. – Сделаем! Моя роль? – Безумно проста. Вызови Дергаусова. – Пошли в фонтанный кабинет, там нынче пусто.

В кабинете – огромной комнате, посередине которой был сооружен фонтан, Дранков уселся на вытертый плюшевый диван и приготовился ждать.

Но Дергаусов появился сразу. Он был в форме, с кобурой на поясе, голенища лакированных сапог нестерпимо блестели.

– Кажется, я имею честь видеть господина Дранкова? – нехорошо усмехнулся он. – Именно. – Вы принесли мне послание от Наташи! – Нет.

– Так чем же я могу быть вам полезен? Дранков полез в карман, достал сложенную газетную полосу.

– Это набор завтрашнего номера «Русского слова», не желаете ознакомиться?

Дергаусов взял газетный лист, присел на диван и начал читать.