Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века

О том, что классический образ демократии – «индивидуалистический, эгалитаристский образ прямого народного контроля на основе рационального соглашения и действия»[327 - Chambers W and Salisbury R. The Democratic Issue: Values and Structures // Democracy in the Mid-Century: Problems and Prospects. St. Louis, MO, 1960. P. 2.], уже не соответствует реальности, говорили в своих выступлениях и другие участники Вашингтонской конференции. Признавая, что классические теории демократии были мощным оружием в борьбе против феодализма и монархии, они сходились в том, что «демократия, фактически существующая в массовых обществах, не может выполнить обещаний, содержавшихся в прежнем образе [демократии]»[328 - Chambers W and Salisbury R. The Democratic Issue: Values and Structures // Democracy in the Mid-Century: Problems and Prospects. St. Louis, MO, 1960. P. 2–3.]. Поэтому требуется создать «новый образ» демократического общества, отвечающий реальностям новой эпохи. Это тем более важно, настаивали участники конференции, в условиях борьбы «против мирового коммунизма с его революционным elan и утопическими обещаниями»[329 - Chambers W and Salisbury R. The Democratic Issue: Values and Structures // Democracy in the Mid-Century: Problems and Prospects. St. Louis, MO, 1960. P. 2–3.].

«Ревизионисты» полагали, что современная теория демократии должна являть собой систему эмпирически верифицируемых пропозиций, имеющих целью предсказание поведения операционально определяемых переменных и быть свободна от ценностных суждений. Это была типично бихевиоралистская позиция, чего «ревизионисты», собственно, и не скрывали и что отражало дух времени.

Как и следовало ожидать, «ревизионисты» попали под огонь критики – причем сразу с двух сторон: со стороны приверженцев «классической теории демократии» (они не переводились в Америке никогда) и со стороны сторонников так называемой партиципаторной демократии, ратовавшей, о чем свидетельствует ее название, за активное и широкое участие граждан в политико-властном процессе. «Ревизионистов» упрекали – и не без оснований – в редукции демократического процесса до верифицируемых переменных, которая уничтожала демократический идеал как таковой, а значит, устраняла и горизонт развития демократии; пессимистическом и статичном взгляде на человеческую природу; необоснованном отождествлении демократии с одним – а именно процедурным – ее элементом, презрительном отношении к основной массе граждан и т. п.

Но были и чисто политические – и тоже не лишенные оснований – упреки. Критики «ревизионистов», конечно же, разглядели трюк (мы говорили о нем выше), с помощью которого те спасали существующий строй, отождествляя демократию со сложившейся в Соединенных Штатах системой политических отношений. А поскольку, по мнению этих критиков, реальная власть в Америке находится в руках элиты, то «ревизионистские» концепции демократии квалифицировалась одновременно и как апология демократии для элиты. Апология скрытая, ибо в отличие от некоторых стран Европы, где еще в первой половине XX века проповедовались (и принимались частью общества) откровенно элитистские теории власти (Моска, Парето, Михельс, Ортега-и-Гассет), открыто пропагандировать власть элиты (пусть и элиты «из народа») в Америке было труднее, хотя и в США, как увидим далее, имелись свои элитисты.

Если верить Хантингтону, дебаты между «ревизионистами» и их критиками «к 1970-м гг… закончились и Шумпетер победил. Теоретики все чаще стали проводить различие между рационалистическими, утопическими и идеалистическими определениями демократии, с одной стороны, и эмпирическими, дескриптивными, институциональными, процедурными – с другой, приходя к выводу, что лишь второй тип определений обеспечивает аналитическую точность и эмпирическую референтность, делающие понятие пригодным к использованию. Широкие дискуссии о нормативной теории резко сократились, по крайней мере, в американских научных кругах, и на смену им пришли попытки понять природу демократических институтов, механизм их функционирования, причины их расцвета и гибели. Стало превалировать стремление к тому, чтобы в слове “демократия” было меньше лозунговости и больше здравого смысла»[330 - Хантингтон С. Третья волна. С. 16–17.].

Хантигтон прав лишь отчасти. За тридцать лет, минувших с тех пор, как знаменитый австроамериканец обнародовал свою теорию, ряды тех – в них оказался и сам автор «Третьей волны»[331 - «Следуя традиции Шумпетера, в настоящем исследовании, – писал Хантингтон в 1991 году, – политическая система какого-либо государства в ХХ в. определяется как демократическая в той мере, в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, беспристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирателей, а голосовать имеет право практически все взрослое население. Определенное таким образом понятие демократии включает два аспекта – соревновательность и участие, – которые Роберт Даль считал жизненно важными для своей реалистической демократии или полиархии» (Хантингтон С. Третья волна. С. 17).], – кто стал ориентироваться на предложенную Шумпетером методологию исследования феномена демократии, расширились. Однако разногласия между спорящими сторонами, как и сами стороны, остались, что достаточно отчетливо прослеживалось в демократологической литературе. Как констатировал – не без сарказма – Пэтрик Нил в своей обзорной статье, и в 80-х, и в начале 90-х годов «демократическая теория продолжала колебаться между тем, что Джон Данн называет “унылым идеологическим” голосом позднейшей версии ревизионистской теории, и “тупым утопическим” голосом позднейшей версии партиципаторной теории»[332 - Neal P. Theory, Postwar Anglo-American //The Encyclopedia of Democracy. S. M. Lipset Ed. in chief. P. 1252.].

При этом важно иметь в виду, что отмеченные «колебания» происходили на фоне кризиса, охватившего американскую (но не только американскую) демократию в конце 60-х – начале 70-х годов и продолжавшегося, пусть и с меньшей остротой, в 80-е годы. «Переживает ли демократия кризис? Этот вопрос все более настоятельно ставят некоторые ведущие государственные деятели Запада, журналисты, ученые и даже – если верить результатам опросов общественного мнения – общественность. В некоторых отношениях нынешние настроения напоминают настроения начала 20-х, когда широкую популярность обрели представления Освальда Шпенглера о “закате Запада”»[333 - Brzezinsky Z. Introductory Note // Crosier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of Democracy. Report on the Governability of Democracies to the Trilateral Comission. N., Y., 1975. P. I.]. Такими словами открывается предисловие директора Трехсторонней комиссии Збигнева Бжезинского к представленному в 1975 году этой комиссией докладу, название которого говорит само за себя: «Кризис демократии».