Перевернуть мандалу

Проводив взглядом святого отца, Марк вышел на улицу, где нетерпеливо перетаптывался с ноги на ногу Модест Аркадьевич.

– Странный у Вас священник. Бойкотирует фестивали, – сказал Марк риторически и добавил, обращаюсь к Модесту, – а Вы зря его причастием донимаете.

– Не зря, не зря, – весело ответил Модест, – не желаете ли повторить тот чудесный вечер?

– Нет, спасибо, Модест. Лучше расскажите мне, что за птица постоянно кружит над городом. Вы же здесь живете давно, – попросил Марк.

Модест серьезно посмотрел на Марка, после чего, взяв какую-то неимоверно длинную паузу, начал прохаживаться взад-вперед рядом с Марком, потирая рукой подбородок.

– Присядем на скамеечку, – предложил он Марку, и они направились к пустующим скамейкам в скверике рядом с церковью.

Удобно устроившись на скамейке, Модест Аркадьевич, на удивление Марка, сбросил с себя весь напыщенный вид. Еще больше Марка удивляло, а главное, устраивало, что тот не предложил посиделки совместить с очередным распитием алкоголя. Марк приготовился внимательно слушать.

– Давным-давно, когда я еще был мальчишкой, отец перед сном рассказывал мне историю одного народа. Для меня тогдашнего это было как сказка на ночь. Каждый вечер, когда у него была возможность, отец садился у кровати и начинал повествование о том, как появился некий народ на этой земле. И каждый вечер он рассказывал продолжение. По его словам, эту историю ему рассказал его дед, а тому – его дед, ну и так далее, – начал Модест повествование.

После такого вступления, словно в Тридевятом царстве, Тридесятом государстве, Марк немного даже загрустил, чувствуя, что сейчас будет какая-то банальная банальщина. Но делать было нечего, сам попросил – теперь слушай. «Может, тоже детям буду рассказывать», – подумал он.

– Но всю историю я не буду повествовать, а поведаю тебе самый важный момент, – продолжал Модест.

Марк где-то внутри себя облегченно вздохнул.

– Долго, долго, долго, в этих местах жили племена. Они основали поселение и придумали себе Бога, придумали себе существо, от которого они произошли. Например, кто-то считает, что они – потомки волков, кто-то – медведей. Так вот, эти ребята считали себя потомками птиц. С детства я задавал себе вопросы: почему? какая связь? ведь летать-то они вряд ли могли. Но факт остается фактом, – рассказывал Модест, добавляя свои комментарии.

При этом Марк обратил внимание, что все взгляды и жесты Модеста связаны с поиском чего-то недостающего. Марк догадался, что это был рефлекторный поиск бутылки и стакана, которые по непонятным для тела Модеста причинам здесь отсутствовали. Хорошо, что мозг был занят рассказом. Но мышечная память была, прям память с большой буквы.

– Вождь и жрецы, как водится, умело манипулировал людьми. В середине поселения стояла птица, выполненная из дерева. Тут же приносились жертвы, устраивались праздники. Ну, как у всех примитивных племен. Естественно, эти руководители купались в благах, устраивали пиры, завидовали друг другу, боролись за власть. И наконец жрец взял власть в свои руки. Убив вождя, он провозгласил себя Богом-птицей. Алчности и амбициям, граничащим с сумасшествием, не было границ. И однажды, находясь в трансе, или угаре, или психическом обострении он облил статую птицы какой-то жидкостью и поджег. Та мгновенно вспыхнула и яркое пламя осветило всех жителей на площади. Они с ужасом смотрели на гибель своего божества. Жрец провозгласил себя Богом. И когда дело было сделано, и он начал подниматься в свой дом, позади него рухнула горящая статуя птицы. К небу взмыл поток ярких искр. Жрец обернулся. Люди с ужасом смотрели на происходящее. И вдруг из огня вырвалась огромная птица, разбрасывая крыльями искры на сухие крыши домов. Город объял огонь. Птица поднималась выше, и с ее крыльев сыпались искры. Люди в панике бежали, кто-то сгорел в своих домах. На следующий день на месте поселения остались только угли. Люди ушли. А в небе, над сгоревшим поселением, кружил большой орел, – Модест выдохнул и замолчал.

Марк, понимая, что в целом-то это весьма банальный рассказ, сидел, как завороженный, живо представляя себе эту фантасмагорическую картину.

– Прошли века, на это место пришли совсем другие люди и построили совсем другой город и другую жизнь. Но птица постоянно кружит над ним, как бы намекая на что-то или просто наблюдая за человеческими жизнями. Вот, как-то так, – закончил Модест свой рассказ и широко улыбнулся, – чистая правда. Так и есть.

– Пойдемте, я Вас провожу, – сказал Марк.

– Вижу скепсис в Ваших глазах, молодой человек. А зря, зря. Пойдемте, до центральной площади.

Они встали и отправились в путь, уже ничего не говоря друг другу. На площади Модест Аркадьевич привычным образом откланялся и под крик птицы с небес исчез в каком-то баре. Но перед тем как исчезнуть, он обернулся и указал пальцем в небо, откуда доносился крик:

– Зря, зря, это она.

Марк отправился к дому…

Он шел и размышлял, что написал уже три мандалы и одно странное, несвойственное его стилю изображение глаз, вернее взгляда. Марк думал о том, что он хочет продолжить творчество, продолжить делать мандалы для людей, которых он встречал и с которыми начинал общаться. В этом, пока небольшом списке были Модест Аркадьевич и священник, имени которого почему-то он еще не спросил. Марку пришла, как ему показалось, необычная идея – рисовать небольшие мандалы, наброски для мимолетных людей, этот процесс займет пару-тройку минут. Идея ему понравилась, и он подумал, что нужно зайти купить блокнот, легкую сумку, карандаши. Когда идея оформилась в небольшой план, он вспомнил, о поездке в горы. Марк понял, что в суете событий последних дней он совсем забыл, что собирался поехать в горы порисовать в одиночестве, в то место, где он был с Ирмой и которое видел во сне.

За такими размышлениями он не заметил, как подошел к дому. Зашел во внутренний дворик и не увидел совей машины. На месте ее парковки вальяжно разлегся рыжий кот, которого он видел, когда только приехал в город. Кот лениво посмотрел в сторону Марка и широко зевнул, мгновенно потеряв к нему интерес.

«Завтра заберу машину и на днях поеду в горы», – решил он и, заказав легкий ужин поднялся в номер. К его радости, по пути он никого не встретил и не ввалился опять в какую-нибудь авантюру Игрока. С большим наслаждением после длительной прогулки он завалился на диван и в ожидании ужина начал смотреть в потолок, разглядывая какой-то изъян в штукатурке, напоминающий то ли облака, то ли море, при этом предаваясь легким фантазиям. Марк совсем забыл про телефон, который он давно выключил. Находясь в фантазиях, строимых мозгом, вылепленных из обычного изъяна штукатурки на потолке, он, словно вспышки, видел силуэт женщины. Словно один и тот же сон, в котором он видит ее, но не видит лица, иногда видит мужчину рядом, но тоже не понимает, кто это. Видения то приближаются, то удаляются от раза к разу. Но только кажется, что вот-вот он увидит, кто эта женщина, картинка отдаляется или исчезает.

В дверь постучала горничная, которая принесла ужин. Марк с удовольствием поел. После чего достал очередной холст и сделал легкий набросок. Посмотрев на него, он понял, что впереди рождение мандалы Модеста и что на ней будет изображено дальше.

– Не сегодня, – вслух произнес.

Утро выдалось дождливым и безветренным. Моросил небольшой теплый дождик. Река тихо вбирала падающую с неба воду. Словно два водных мира соприкоснулись между собой. Изредка полуразмытые силуэты пароходов проходили куда-то своими маршрутами. Марк с порога балкона смотрел на эту картину, как на полотно Моне. По набережной проезжали машины, обдавая брызгами обочины. Дождь захватил все окрестности. Марк любил дождь, любил его тишину, его шум, его очищающее действие. Он всегда чувствовал, что вода смывает все, главное – видеть это, и тогда обновление войдет внутрь. Сейчас он чувствовал именно так и, вспомнив, что еще вчера выключил телефон и так и не включил его, ощутил, что не хочет его этого делать. Безусловно, он хотел увидеться с Ирмой, но дождь завораживал его, растворял в себе, Марк почти исчезал. И тогда он решил, что вновь оставит телефон дома. Марк быстро оделся, спустился вниз, спросил у Линды плащ. К счастью, в отеле были плащи на случай, если они понадобятся жильцам и натянул его на себя.