Тайна булгаковского «Мастера…»

Жизнь страны

На протяжении почти всего 1923 года, то есть именно тогда, когда Булгаков задумывал и создавал «Дьяволиаду», советские газеты с ликованием трубили о том, что земной шар вот-вот охватит грандиозный пожар мировой революции. Его собирался разжечь, не жалея на то ни времени, ни средств и ни сил, передовой отряд пролетариев планеты – ВКП(б) или Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков).

По планам Кремля революционный огонь сначала должен был заполыхать в самом центре Европы. Поэтому созданный Лениным ещё в 1919 году Коммунистический Интернационал (Коминтерн) наводнил своими агентами всю Германию. Они-то и готовили немецкий пролетариат к вооружённому выходу на баррикады.

А к западным границам СССР были стянуты полки Красной армии, готовые по первому сигналу броситься на помощь германской революции.

В это время внутри самой республики Советов шёл ожесточённый (и, как многим казалось, последний) бой с недобитой контрреволюцией. Его вели люди из ведомства Феликса Дзержинского. Их по привычке продолжали называть чекистами, хотя они уже стали гепеушниками, поскольку ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем) совсем недавно была переименована в ГПУ (Главное Политическое Управление).

За событиями, происходившими в стране и за рубежом, советская общественность следила очень внимательно. Их обсуждали на собраниях, в магазинных очередях, в переполненных трамваях и на коммунальных кухнях. То, что мирная жизнь может в любую минуту прерваться, пугало всех. И потому с такой тревогой из уст в уста передавались слова Троцкого:

«Мы просто солдаты в походе. Мы расположились на отдых только на день».

Воинственному наркому вторил другой большевистский вождь – Пятаков:

«Установившийся мир – это опасная передышка между двумя битвами».

Новости, волновавшие всех и каждого, оставили след и в дневнике Михаила Булгакова. Вот запись от 18 сентября 1923 года:

«Компартия из кожи вон лезет, чтобы поднять в Германии революцию… Радек на больших партийных собраниях категорически заявляет, что революция в Германии уже началась».

25 сентября:

«Вчера узнал, что в Москве раскрыт заговор…, как мне сообщила одна к[оммунистка], заговор „левый“ (!) – против НЭПа».

18 октября:

«Теперь нет уже никаких сомнений в том, что мы накануне грандиозных и, по всей вероятности, тяжких событий. В воздухе висит слово „война“. Второй день, как по Москве расклеен приказ о призыве молодых годов (последний – 1898 г.). Речь идёт о так называемом „территориальном сборе “.

… в Петроградском округе призван весь командный состав 1890 года! В Твери и Клину расклеены приказы о территориальном обучении. Сегодня мне передавал <…>, что есть ещё более веские причины войны. Будто бы журн[ал] „Крок[одил]“ собирается на фронт».

22 октября:

«„Территориальные сборы“, похоже, смахивают на обыкновеннейшую мобилизацию… 1903-й год пошёл в казармы на 1,5 года».

Особый драматизм сложившейся ситуации придавала затянувшаяся болезнь Ленина.

О состоянии здоровья высокопоставленного больного советская печать продолжала хранить глубокое молчание. В Кремле по-прежнему считали, что поводов для волнения нет никаких, поскольку бразды правления первым в мире государством рабочих и крестьян находятся в надёжных руках: заболевшего вождя подменили его ближайшие сподвижники: Лев Каменев и Григорий Зиновьев.

Всё бы ничего, но октябрьский переворот, а затем и гражданская война выдвинули и поставили рядом с Лениным другого вождя (как бы под номером вторым) – Льва Троцкого. Именно он в 1918 году создал и возглавил Красную армию, так блистательно победившую белогвардейцев и Антанту. Именно он в начале 20-х занимал два ключевых поста в кремлёвском руководстве: стоял во главе наркомата по военным и морским делам (наркомвоенмор) и был председателем Реввоенсовета Республики.

Каменев и Зиновьев тоже являлись вождями. Но соратники по партии относились к ним как к руководителям второго сорта. Слишком многие знали о том, что в самые драматичные для советской власти моменты Каменев и Зиновьев предпочитали отходить в сторону, в тень. Поэтому их стремительное восхождение на кремлёвский Олимп было воспринято как вызов. В первую очередь, конечно же, лично Троцкому и всем его многочисленным сторонникам.

Не удивительно, что между прославленным главой Красной армии и вырвавшимися вперёд «второсортными» лидерами разгорелась ожесточённая борьба за власть. Центральные советские газеты ежедневно публиковали материалы, переполненные взаимными упрёками и обвинениями. В одних статьях поддерживался (и прославлялся) Троцкий, в других – его оппоненты. Мало этого, стараясь завоевать большинство, противоборствующие стороны всюду расставляли своих сторонников, отчего все мало-мальски значимые учреждения сотрясались от кадровой чехарды.

Каменеву и Зиновьеву удалось сделать несколько довольно сильных ходов. Например, провести решение о резком сокращении финансирования Красной армии – под благовидным предлогом реорганизации воинского контингента в виду победоносного завершения гражданской войны. Бойцам и командирам урезали жалование, начались задержки с его выдачей. Это был весьма болезненный щелчок по авторитету всесильного наркомвоенмора.

Троцкий и его сторонники выступили с громкими протестующими заявлениями. По стране прокатилась волна бурных партсобраний. Из уст в уста передавались самые невероятные слухи. И, конечно же, анекдоты – о Троцком, Каменеве, Зиновьеве и прочих большевистских вождях. Эти остроумные байки Булгаков заносил в свой дневник с особым удовольствием.

Вполне естественно, что и в сочинявшейся в тот момент сатирической повести писатель не мог не высказать своего отношения ко всему тому, что бушевало вокруг. Правда, впрямую называть вещи своими именами он не отважился и потому изложил всё в предельно завуалированной форме.

Но современникам Булгакова хватало и лёгкого намёка, чтобы понять, что именно хочет он им сказать.

Дьяволиадовский подтекст

Как и герои написанной во Владикавказе пьесы «Братья Турбины», все персонажи «Дьяволиады» наделены набором особых «масок». Неожиданных и очень «хитрых». Они позволяют действующим лицам исполнять сразу несколько «ролей».

Прежде всего, Булгаков облачил в «маску» место действия повести. В самом деле, вся сатанинская «каша» заваривается в конторе, на первый взгляд неприметной и малозначительной. Подумаешь – какая-то там «база». Пусть даже Главная и Центральная. Выпускает-то она (смешно сказать) всего лишь спички. Да и всё, что происходит в этой конторе, по-лилипутски крошечно и несерьёзно. Маленькие штормики в стаканчике воды. Подумаешь, уволили делопроизводителя – мелочь, обыденность. Уволенный безуспешно пытается восстановиться – тоже не мировая трагедия.

Однако «микроскопичность» событий, происходящих в булгаковском Главспимате, кажущаяся. При более внимательном рассмотрении сквозь изящную авторскую «упаковку» неожиданно начинают проступать совсем иные «.маски», разыгрываются совсем уж неожиданные «сюжеты». И сразу возникают сомнения в том, так ли уж незначительно это дьяволиадовское учреждение.

Современникам Булгакова сразу должна была броситься в глаза одна небольшая подробность: спичечная база располагается в помещении бывшего ресторана «Альпийская роза». В ту пору все ещё хорошо помнили, что в предреволюционные годы лидеры большевиков были завсегдатаями маленьких ресторанчиков, расположенных в предгорьях швейцарских Альп. Стало быть, Главцентрбазспимат – это место постоянного пребывания большевистских вождей.

И возглавляют спичечное учреждение люди весьма интересные. До Кальсонера базой руководил некто Чекушин, чья фамилия явно сложена из слов «Чека» и «уши». Получается, что во главе этой конторы стояли «уши ЧК». Как тут не вспомнить один из булгаковских псевдонимов в «Гудке» – Г.П.Ухов, то есть «ухо ГПУ».

В финале повести на глазах обезумевшего от бюрократической чертовщины Короткова преследуемый им Кальсонер неожиданно превращается в чёрного кота. Чёрный кот. Всё та же зловещая аббревиатура: ЧК.

Вот так (аккуратно и неназойливо) Михаил Булгаков подсказывал читателям, что всеми делами на Главной Спичечной Базе заправляют не просто большевики, а ещё и чекисты.

Сегодня сыскное лубянское ведомство вставляют в то или иное произведение в качестве пикантного штришка для придания повествованию дополнительной остроты. А в начале 20-х годов ГПУ боялись. У всех на устах была крылатая ленинская фраза о том, что настоящий коммунист не только должен, но и обязан быть примерным чекистом, регулярно доносящим начальству обо всём подозрительном.

И ещё одно обстоятельство не могло не привлечь внимания современников Булгакова: Главцентрбазспимат выпускал спички. В стране, которая готовилась разжечь мировой пожар, подобному учреждению надлежало быть одним из самых главных, наиважнейших.

Вот и новый руководитель этого ответственейшего стратегического Главка, хоть и служил он раньше в каком-то печатном органе (то ли в газете, то ли в журнале), с боевыми «спичечными» делами был знаком не понаслышке. Даже от слов, произносимых Кальсонером, несло горелым. Про них в «Дьяволиаде» сообщается следующее:

«… Короткову показалось, что слова неизвестного пахнут спичками».

Внешность Кальсонера тоже довольно примечательна: небольшого роста, лысый, носит серый френч и фуражку.

Не правда ли, удивительно знакомые черты?

По ним в булгаковском герое просто невозможно было не узнать самого… главу советского правительства. Ведь все приметы – ленинские. Включая даже литературную «жилку»: Владимир Ильич в широко публиковавшихся тогда анкетах неизменно называл себя профессиональным литератором.

Добавим к этому и неожиданное прозвище, которым своего нового шефа награждает секретарша: «Подштанники лысые!». Как известно, подштанники носят пациенты больничных палат, где подобное одеяние считается нормой. А вот про того, кто рискнёт появиться в нижнем белье в учреждении, наверняка скажут, что у него что-то не в порядке с головой. В 1923 году вся страна знала, у кого «не в порядке» с «лысой» головой: у больного главы советского правительства В.И.Ульянова-Ленина.

И нерусскую фамилию (Кальсонер) Булгаков дал своему герою, надо полагать, тоже неслучайно, а для того, чтобы особо подчеркнуть не совсем славянское происхождение Владимира Ильича (девичья фамилия его матери была Бланк).

Эти незначительные «штрихи» и «штришки» призваны были наводить читателей и слушателей на мысль, что всеми делами на «спичечной базе» заправляет человек, прототипом которого является Владимир Ильич Ленин.

Ещё один нюанс к образу главы Главцентрбазспимата – Коротков с изумлением обнаруживает:

«Он с маленькой буквы пишет фамилию!»

Для современного читателя в этом нет ничего необычного: не всё ли равно, с какой буквы пишет свою фамилию чудак Кальсонер – с большой или маленькой? Но в 20-е годы разница между «большим» и «маленьким» была огромная. Этой малоприметным штрихом Булгаков указывал на то, что там, где следует писать букву большую (то есть поступать по-большевистски), его герой пишет маленькую (то есть является, в сущности, самым обыкновенным меньшевиком).

Подобные намёки в 20-е годы расшифровывались мгновенно и вызывали у слушателей и читателей не просто смех, а гомерический хохот.

На этом забавные неожиданности «Дьяволиады» не заканчиваются. По ходу повествования автор незаметно меняет «маски» у своих героев. И вот уже Кальсонер предстаёт перед нами совсем в иной роли: он как бы раздваивается, появляясь перед подчинёнными то самолично, то вместе со своим двойником.