Бомба для дядюшки Джо

Вслед за ним… – крупнейшего теоретика Якова Ильича Френкеля…

Наконец, месяца через два… прислал физика-экспериментатора, которого мы хорошо знали по опубликованным работам в области физики диэлектриков, – Игоря Васильевича Курчатова

Это был наш ровесник, красивый парень, живой и умный… Мне он очень понравился, у него был широкий кругозор, довольно строгое мышление и в то же время, вероятно, из-за недостатка математической подготовки, отвращение к расчётам, при которых теряется физическая картина явлений, его интересующих».

Любопытная деталь. 26-летний Анатолий Александров уловил в 27-летнем Курчатове «отвращение к расчётам», которое, по мнению киевлянина, происходило «из-за недостатка математической подготовки». И это говорилось о выпускнике математического (!) отделения физико-математического факультета. То есть о человеке, который должен был быть больше математиком, чем физиком.

Впрочем, о факультете, который окончил Курчатов, Александров мог тогда и не знать. Но ведь свои воспоминания он наговаривал в 1978-ом. Значит, все те годы, которые Анатолий Петрович и Игорь Васильевич прошли вместе, находясь в тесных дружеских отношениях, только укрепили вывод, сделанный в Киеве: Курчатов питал «отвращение к расчётам». И это запало в память.

Но вернёмся в год 1930-ый.

Вскоре киевские физики познакомились с самим Абрамом Фёдоровичем Иоффе, и он пригласил некоторых из них (в том числе и Александрова) на работу в Ленинградский физтех. Молодые люди приехали…

Институт ошеломил киевлян своими демократичными принципами. Анатолий Александров рассказывал:

«Формальной жизни в институте, собственно, почти не было. Не было никаких отчётов формальных, ещё чего-то такого. Планы составлялись тоже очень странные. Тогда надо было написать очень коротко, чем хочешь заниматься, и кого это может заинтересовать. При этом тех, кого это может заинтересовать, не спрашивали, интересует это их или нет».

Первым делом, которое Иоффе поручил Александрову, была проверка результатов опытов с диэлектриками – тех, что проводились в лаборатории, которую возглавлял Курчатов.

Молодой напористый киевлянин стал проводить эксперимент за экспериментом, а Курчатов…

«Игорь Васильевич в это время ещё продолжал работы по диэлектрикам: пытался получить высокопрочные конденсаторы с органической изоляцией. Он заканчивал работу по разрядникам для высоковольтных линий электропередачи и начинал работу в области сегнетоэлектриков».

А Анатолий Александров.

«Я бился буквально с утра до ночи, чтобы на новых тогда полимерных материалах воспроизвести электрическую прочность тонких слоёв, которую наблюдали Иоффе, Курчатов, Синельников и др. на стёклах и слюде. У меня ничего не выходило.

Тогда я полностью воспроизвёл и их старую методику измерений. Эффект получился, но оказалось, что он был результатом погрешности старой методики!

У меня было тяжелейшее положение – мне, мальчишке, опровергнуть результаты Иоффе и его ближайших сотрудников!».

Но опровергнуть пришлось. В результате одну из основных (ведущих!) тем института, от которой ждали реального вклада в народное хозяйство страны, пришлось закрыть. Обычная проверочная работа, проведённая молодым физиком, приехавшим с берегов Днепра, перечеркнула многолетние усилия Курчатова и его коллег. И всё потому, что труд молодого киевлянина был построен на методичной скрупулёзности и точных математических расчётах.

«Курчатов, – вспоминал Александров, – долго сидел в моей лаборатории и измерял вместе со мной. До часу ночи просидел Иоффе.

И в результате совместно с ним была опубликована моя работа, в которой исправлялась ошибка его и его школы. Эта работа очень сильно ударила по Абраму Фёдоровичу лично, потому что именно это было его направление, и в этом направлении он прилагал большие силы».

В этом конфузе нет ничего из ряда вон выходящего. Потому как практически все научные исследования состоят из побед и поражений. Сами учёные при этом говорят, что отрицательный результат – это тоже своего рода достижение.

Видимо, поэтому, как полагал Александров…

«… всю жизнь Иоффе, Курчатов… ни в чём не проявляли какой-либо обиды. А Игорь, написавший к этому времени монографию о сегнетоэлектричестве, подарил её мне с надписью: "Как материал для опровержения"».

К случившемуся сбою в своей работе Курчатов отнёсся с юмором. Он и не мог поступить иначе, поскольку был весельчаком! Любил шутить, подтрунивать над сослуживцами, давать им смешные прозвища. Славился умением рассказывать анекдоты. В 1928 году в журнале «30 дней» начали печатать «Двенадцать стульев», и этот роман стал настольной книгой Игоря Курчатова. А великий комбинатор Остап Бендер – любимым героем!

И всё же досадный исследовательский «прокол» наглядно продемонстрировал молодому экспериментатору, какую важную роль в науке играют математические расчёты. Урок, полученный в 1930 году, Курчатов усвоил на всю оставшуюся жизнь. Анатолий Александров свидетельствовал:

«…это повлияло на то, что у него появилась такая страшная требовательность к обоснованию результатов».

О том, как отнёсся к краху «тонкослойной» теории Абрам Фёдорович Иоффе, к великому сожалению, каких-либо свидетельств до нас не дошло. Известно лишь, что Курчатов вскоре оставил пост заведующего лабораторией, в которой проводились исследования свойств диэлектриков.

Почему?

Для многих это был необъяснимый поступок. Годы спустя Анатолий Александров говорил с недоумением:

«Около трёх лет Игорь Васильевич работал в этом направлении и заложил основы этого направления физики твёрдого тела. И меня удивило, что он практически ушёл от этого направления, хотя очень много вложил в него».

О том, добровольно ли «ушёл» Курчатов от диэлектрической темы или его «ушли», отстранили, можно только гадать. Но вполне вероятно, что «папа Иоффе» просто разочаровался в исследователе, который так его подвёл. Разочаровался и перестал видеть в нём перспективного учёного.

В те годы рабоче-крестьянская страна считала, что наука для того и существует, чтобы приносить пользу народному хозяйству. А также технике, которая (согласно популярному тогда лозунгу) «решала всё». Полезной отдачи ждали, по словам Анатолия Александрова, и от Ленинградского физтеха:

«Ведь недаром он назывался "Физико-технический институт". Это было первое название, которое придумал именно Абрам Фёдорович для этого института. Это указывало на техническую направленность, которую должен был иметь институт».

Вот почему срыв широко разрекламированного направления, произошедший по вине Курчатова, не мог пройти незамеченным. Александров говорил:

«… по линии тонкослойной изоляции вышла некоторая осечка, и так как это повисло довольно тяжёлым грузом на институте, то всем нам казалось очень важным сделать какие-то работы такие, которые бы именно по техническим направлениям были, так сказать, отвечали бы наиболее серьёзным требованиям, которые можно было к институту предъявить».

Одним словом, ситуация в ЛФТИ складывалась непростая. По свидетельству Анатолия Александрова:

«Тут была довольно сложная обстановка. Надо сказать, что Абрам Фёдорович Иоффе – в нём как-то противоречивые стороны удивительно сочетались. Он был очень крупный учёный, великолепно, очень тонко понимавший наиболее сложные вещи в физике… С другой стороны, его всегда интересовали какие-то практические использования физики…

Вот тогда, часто бывало, что некоторых из нас он приглашал к себе домной. Часто у него бывали Шальников, Дорфмаи, Кобеко, я, реже – Игорь Васильевич. И всегда у него дома выдвигались идеи практического использования всех физических соображений, которые есть».

Интересное замечание! Ведь из него следует, что Иоффе настолько разочаровался в способностях Курчатова разбираться в «физических соображениях», что не очень жаждал видеть его у себя дома! Даже когда там обсуждались вопросы «практического использования» физики. Хотя, по словам всё того же Александрова, идеи, выдвигавшиеся Абрамом Фёдоровичем, не содержали в себе ничего особо сложного:

«… та физика, которая в них заключалась, она была всегда очень проста и верна».

Вскоре в ЛФТИ появилось новое главное направление, верное и, как многим казалось, очень простое. Но, главное, занявшись этим новым делом, учёные получали вполне реальный шанс существенно помочь народному хозяйству страны и восстановить пошатнувшееся к ним доверие.

На новом направлении

Какую же задачу поставили перед собой ленинградские физики в начале 30-х годов? Чего и как хотели они достичь?

Главным объектом научных исследований стали полупроводники. Об этом – Анатолий Александров:

«Абрам Фёдорович… быстро начал развивать физику полупроводников. Его увлекала тогда идея строить дома с крышами из фотоэлементов с таким расчётом, чтобы эта крыша снабжала дом необходимым количеством электроэнергии. В общем, много было таких идей.

Так или иначе, но это на всех нас оказало довольно существенное влияние. Например, Пал Палыч Кобеко, и я, и Игорь Васильевич Курчатов – мы как-то всегда интересовались инженерной стороной тех или других работ и обдумывали, а нельзя ли из этого дела получить какой-то сухой остаток, а не только публикацию. Получить либо какой-то новый материал, либо какой-то новый процесс».

Новое (полупроводниковое) направление увлекло бывшего завлаба Курчатова, с некоторых пор вновь переквалифицировавшегося в рядового сотрудника. Его брат, Борис Курчатов, писал:

«В 1931–1932 годах Игорь Васильевич отдаёт дань новой зародившейся тогда области физики твёрдого тела – физике полупроводников. Он проводит (совместно с К.Д. Синельниковым) подробные и изящные исследования…».

Здесь, на новом поприще, впервые проявил себя главный талант Игоря Курчатова.

Как известно, в освоении любой новой идеи важную, если не наиглавнейшую роль играют организация дела, правильная его постановка, а также наличие в коллективе тех, кто способен увлечь и повести за собой. Именно таким «увлекающим организатором» и показал себя Курчатов. На особые качества его характера (на те самые – «генеральские») обратил внимание и Анатолий Александров:

«Курчатов всегда славился среди нас своими организаторскими талантами. Мы называли его "генералом". Как только была какая-либо возможность, он начинал что-то организовывать, требовал, чтобы выполняли всё, что обещали, и т. д…».