Два героя

«Глупости, Кастанеда,? – говорил ему другой голос.? – Там, в Испании, смеются над бедными людьми. Несчастным беднякам там наступают ногой на горло. Сделайся богатым, и мир преклонится перед тобой!»

Он снова застучал молотком по скале, и удары эти отозвались в его сердце, которое забилось тревожно. «Ах, поскорей бы конец всему этому!» – вздохнул он.

Он сильнее застучал молотком и не замечал, как золото падало к его ногам, он работал как слепой, без мысли и цели. Скала прыгала и тряслась перед его глазами, голова кружилась, и сердце, казалось, хотело вырваться из груди.

Он не слыхал певшего над ним пересмешника.

«Гу, гу, гу, гу!» – раздались вдруг над ним дикие злорадные крики.

«Гу, гу, гу, гу!» – повторился над пропастью вой множества голосов.

Он опустил руку с молотком, не понимая, что творится там, наверху. Но крики росли и наконец разбудили его от тяжелого кошмара. То был воинственный крик индейцев!

Кастанеда взглянул вверх. Там, над самой пропастью, плясала толпа дикарей-индейцев в их воинственном наряде. Но что они бросили ему? Что-то тяжелое и холодное ударило его по лицу и упало к его ногам. Он посмотрел и задрожал… То были четыре окровавленные руки – те самые, которые он приказал вчера отрубить! Он побледнел как мертвец, и вся кровь отхлынула у него от сердца. Он бросил отчаянный взгляд на дерево, к которому была привязана веревка… Ее не было, ею злорадно махал наверху один из индейцев.

Крик безнадежного отчаяния вырвался из его груди. Он поднял руки вверх! И что же?… Индеец бросил ему веревку, и над ним снова раздался громкий, дикий, злобный смех.

Кастанеда задрожал всем телом и, прислонившись к скалистой стене, закрыл лицо руками. Сверху на него летели камни.

«Готовься к смерти! – кричал ему внутренний голос.? – Они забьют тебя камнями!»

Новый град камней полетел вниз, и он почувствовал страшную боль в ноге.

– Господи! Прости мне прегрешения мои, я сознаю их, я каюсь! – громко кричал Кастанеда в смертельном ужасе.

Наверху поднялись крики заспоривших о чем-то между собой индейцев. Он понял только слова: «Оставим его, пусть умрет голодной смертью!»

Еще раз раздался воинственный крик и язвительный смех индейцев, и над пропастью воцарилась опять мертвая тишина. Кастанеда не смел поднять головы. А время шло… Вот опять пересмешник завел свою песню, в которой мягкие звуки диких голубей перемешивались с криками хищных птиц.

Наконец Кастанеда поднял голову. Он посмотрел наверх, но фигуры краснокожих исчезли. То были не привидения: ужасные улики его собственной жестокости – окровавленные руки индейцев – валялись перед ним на выступе скалы, и у ног его лежала веревка, а нога страшно болела. Да, все это было ужасной действительностью. Палачи его удалились, и золотой рудник стал его могилой, в которой он был заживо похоронен.

Заживо похоронен! Кастанеда в отчаянии рвал на себе волосы. Но он скоро поднялся и, хромая, пошел вперед. В нем пробудилось чувство самосохранения, и все его думы и стремления сосредоточились на одной мысли – вырваться из этой могилы.

Он подошел к краю выступа скалы. Ведь индейцы бросили ему веревку, может быть, она была достаточно длинна, чтобы по ней спуститься вниз. Быть может, пропасть не так глубока, как это казалось сверху. Кастанеда лег на землю и подполз к краю выступа, но один взгляд вниз сразу уничтожил все его надежды. Веревка была длиной футов пятьдесят, а пропасть вчетверо больше, круто и гладко шла каменная стена вниз, туда, где шумел горный поток.

По этой дороге спасение было невозможно! Он отошел и осмотрел свою темницу, она состояла всего из сотни квадратных футов скалистой почвы, окруженной крутыми каменистыми стенами. Взгляд его упал на лежавшие на земле четыре руки. Ему невыносимо было видеть их, и он с ужасом поднял их и бросил в пропасть.

– Теперь моя могила чиста,? – прошептал он, садясь.

Собравшись несколько с духом, он стал ободрять себя. Ведь бывал же он в самых ужасных положениях и никогда не терял головы. Стены и скалы не Бог весть, как высоки, всего сорок футов! Надо попытаться выбраться отсюда. К тому же у него есть инструмент: стамеска и молоток, с помощью которых можно вырубить в скале ступени.

Он вскочил и выбрал для этой цели косо выдававшийся край утеса, широкий внизу и сужавшийся кверху, небольшая покатость в стене составляла для Кастанеды громадную выгоду и облегчала устройство ступенек.

Он тотчас же принялся за работу, но раненая камнем нога болела так сильно, что он вынужден был снять сапог. «Ах, если бы только у меня была вода!» – говорил он. То немногое, что оставалось у него в фляге, нужно было беречь. «Скорей за работу! Надо кончить ее, пока еще не наступили голод и жажда».

Кастанеда начал высекать первую ступень на высоте груди. Куски камня летели по сторонам, и, несмотря на палящее солнце, первая ступень была окончена в какой-нибудь час.

Он страшно устал, но с радостью смотрел на дело рук своих. Через двадцать четыре часа он надеялся быть наверху, а двадцать четыре часа он, конечно, свободно выдержит. С радостью смотрел он теперь на небо, видя, что солнце прячется за черное облако. Солнечные лучи не беспокоили его больше, он мог продолжать работать. Он влез на первую ступень, сел на нее верхом и начал высекать вторую. Неловкое положение затрудняло работу, но Кастанеда не унывал и работал до тех пор, пока ураган не заставил его на время приостановиться.

Ветер свистел вверху, но, к счастью, буря шла не с той стороны, с которой площадка была открыта, гора защищала Кастанеду, и в ущелье было сравнительно тихо. Поэтому Кастанеда обрадовался грозе – она несла ему воду и поспешно принялся высекать цистерну около самой стены. Во время дождя, длившегося всего полчаса, Кастанеда собрал в ямке до двух футов воды, сам напился досыта и наполнил свою фляжку.

Затем он снова принялся за работу и до наступления темноты окончил уже третью ступеньку, еще шесть-семь ступеней – и он спасен! Но он сильно устал и должен был лечь отдохнуть.

Незадолго до рассвета выглянула луна и застала его вновь за работой. Но как медленно продвигалось теперь дело: стамеска искривилась, и силы Кастанеды убывали.

Наконец четвертая ступень была окончена, и неутомимый работник спустился вниз отдохнуть, напиться и поесть. В сумке лежал последний кусок хлеба, а ему оставалось еще много работы. При этом он заметил, что его запас воды, испаряясь, сильно уменьшился, и в довершение всего его угнетала новая забота. Ушибленная камнем нога сильно распухла и болела, мешая ему работать, он должен был употребить страшные усилия, чтобы окончить пятую ступень. Стамеска совсем искривилась и оказалась никуда не годной. Он хотел было выправить ее молотком, но она переломилась, древко молотка тоже расшаталось.

Уже наступил полдень, когда он принялся за шестую ступень. Но силы его ослабели, такого напряжения не могло выдержать даже железное здоровье Кастанеды. Голова его кружилась.

Язык его прилипал к небу, в висках стучало, а в глазах сверкали искры.

С трудом дополз он до ямки с водой, но запас ее исчез. Дрожащими руками брал он оставшийся тут сырой ил, но жгучая жажда не утолялась этим. Пришлось начать запас из фляжки и съесть последний кусок хлеба.

Он взглянул наверх на ступени. Ему предстояла еще гигантская работа, а силы его иссякли; нога пухла все более, и Кастанеда потерял почти всякую надежду.

Между тем над вершинами гор медленно поднимался огромный огненный шар солнца. Лучи его касались уже края площадки, на которой находился Кастанеда, и все меньше и меньше становилась тень, бросаемая на нее скалами.

Прошел еще час, и палящие лучи солнца превратили ущелье в пылающую печь!

Страх смерти заставил Кастанеду снова взяться за работу. Но тщетно: он был слишком слаб и со стоном упал на землю. Солнце касалось уже его ног, он прижался к стене и несколько времени еще оставался в тени.

Мысленно перенесся он в свою усадьбу. Быть может, там уже заметили его отсутствие, вероятно, поселенцы приходили и спрашивали о нем, быть может, его искали уже в лесу, но Бесцерилло, который один мог найти его след, погиб.

Может быть, они открыли его сундуки и нашли в них самородки золота, но знали ли они, где находятся золотые руды? Ах, только один человек знал это и при виде золота тотчас догадался бы, где искать Кастанеду. Но этого человечка, который мог бы спасти его, он сам же отравил. Маркена лежит теперь, как и он, на смертном одре, если милосердный Бог не освободил его раньше от страданий. Милосердный Бог! Мысли Кастанеды приняли другое направление. Он стал вспоминать свое прошлое. Жизнь его была полна неправды и грехов,? – и им овладели угрызения совести и страх перед смертью и страшным судом. Он стал искать спасения в молитве, каялся в грехах своих, молил Пресвятую Богоматерь спасти его и давал обет оставить нечестивую жизнь, поступить в монастырь Ла-Рабида и посвятить остаток своих дней добрым делам. Он давал обет вернуться на Эспаньолу для проповеди слова Божия и обращения индейцев в христианскую веру, хотел делать добро тем, которых до сих пор преследовал, и любить врагов своих.

Но мысли его стали путаться. Солнце клонилось к западу, и палящие лучи его падали прямо на голову Кастанеды. Его томила смертельная жажда, и он выпил всю оставшуюся воду. Эти последние капли могли только на одно мгновение смягчить влияние зноя.

Кастанеда громко читал молитву. Голос его хрипел, слова замирали на губах, а глаза ничего не видели. Душа его погружалась в страшный глубокий мрак, он слышал еще над своей головой пение пересмешника, громкие сладкие звуки которого напоминали пение соловья в рощах Испании.

Затем он потерял сознание.

Месть индейцев

Тотчас по уходе Кастанеды из дверей вышел Маркена. Он был здоров и весел, потому что не коснулся отравленной постели.

– Он приходил и справлялся о твоем здоровье! – сказала Ара.

Горькая улыбка показалась на губах Маркены.

– Пойдем, Ара,? – ответил он,? – будем собираться в дорогу.

В этих приготовлениях прошел день.

На следующее утро Маркена намеревался отправиться в путь в Сан-Доминго. После полудня он принес скрытые в лесу образцы золота и мысленно простился с местами, на которые некогда возлагал столько радужных надежд. Королевская область! Какая прекрасная страна и как опозорила ее алчность испанцев!

Он решил взять с собой самых преданных слуг своих, пожелавших остаться при нем, и основать близ Сан-Доминго новую колонию под покровительством адмирала.

Последний вечер в Лигурии прошел тихо, и еще до рассвета Маркена был уже на ногах.