Копия

– Обещаю, мой ангел. Завтра обязательно посещу врача, – Джессика нежно поцеловала дочку в лобик, – а теперь кушай, и будем ложиться спать.

Доктор Рединг пристально изучал МРТ лёгких, а Джессика в это время пыталась прочитать его мысли, но на лице местного эскулапа, как у профессионального игрока в покер, ни один мускул не дрогнул. Просто маска с холодными глазами.

–Вы говорите, что около года назад обращались к нам, и вам, мисс Олсон, сказали, что ничего страшного? – отложив снимок, спросил врач.

– Да, только врач был другой, совсем молодой. Он прописал вот эти таблетки, – Джессика достала из сумочки упаковку, улыбнулась и продолжила, – его фамилия Томас. Я, почему запомнила, так звали кота, который жил у меня в детстве. У меня что-то серьёзное?

Доктор Рединг оторвал глаза от упаковки с таблетками и размеренно, не делая акцента ни на одном слове, приятным для слуха голосом, словно навигатор в автомобиле, начал рассказывать дальнейшие действия.

– Постарайтесь сегодня ничего ни есть, пейте сок. Завтра нам нужно произвести полное обследование, взять анализы, исходя из них, и составим план лечебного процесса. По всем признакам у вас аденома. В этом нет ничего страшного, правда потребуется хирургическое вмешательство. К этому и будем вас готовить. Извините, но я обязан это спросить. Что у вас со страховкой?

– У меня НМО, план серебряный.

– Эти ребята оплатят процентов 70, не больше.

– Я найду остальные, – сказала Джессика, жалея, что придется воспользоваться банковским счётом, на котором несколько лет копили деньги для будущей учёбы Линды в университете.

– Ну и замечательно, – сухо сказал доктор Рединг,– тогда, завтра в девять утра.

Она вышла из кабинета, не зная, что думать. Выражение “хирургическое вмешательство” ещё никому и никогда не придавало оптимизма, кроме тех, кого боль начинала доводить до безумия. Джессика была не в их числе, поэтому страх заглянул к ней. Она оглянулась по сторонам, стараясь чем-нибудь отвлечь себя, и прямо перед собой увидела школьную знакомую Мэри Холт в белом халате, спускающуюся по лестнице. Последний раз они виделись, вспомнила Джессика, когда в её животе стучала ножками Линда. Они посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.

– Джесс, как я рада тебя видеть. Сколько лет прошло, – Мэри подошла ближе и уже по-хозяйски продолжила, – так, нечего здесь стоять посреди коридора. Пошли ко мне в кабинет, там и поговорим. У меня на сегодня приём закончен.

Аромат заваренного кофе перебил запах медикаментов, предрасполагая к разговору. Две давние школьные подруги увлеченно рассказывали, перебивая друг друга, что происходило с ними в эти годы, не замечая, как вращаясь, минутная стрелка, передвинула часовую на две цифры дальше.

– Джессика, не волнуйся. Аденома – не саркома, – с присущим всем врачам толикой чёрного юмора пошутила Мэри, – а с таким специалистом, как доктор Рединг, тебе нечего боятся. Он врач от бога. Удалит опухоль, и будешь, как новенькая. Завтра, после обследования зайди ко мне. Расскажешь, как всё прошло.

Они попрощались, и Джессика направилась в сторону больничной стоянки, где её ожидал так полюбившийся светло зеленый большеглазый Ford Fiesta. Хоть и со спины, но доктора Рединга она узнала сразу, который что-то эмоционально объяснял другому врачу, стоя в проходе между машинами.

– Ты понимаешь, он её убил, – долетели до Джессики полные негодованием слова доктора, – помнишь, год назад я уезжал на Всеамериканскую медицинскую конференцию в Чикаго. Так вот в эти дни этот выскочка Томас был вместо меня. Я был против этого, но папины связи этого юнца сделали своё дело.

Джессика тихо открыла водительскую дверь и села на сиденье, ловя каждое слово доктора, при этом оставаясь незамеченной для него.

– Подожди, этот тот Томас, которого полгода назад отец перевел работать в центр по контролю и профилактике заболеваний? – прозвучал голос коллеги Рединга.

– Да, тот самый, там он хоть никого не похоронит. Я продолжу. Тогда на приём к нему пришла некая Джессика Олсон с жалобами на постоянный кашель, и этот урод, другого слова я не могу подобрать, не удосужился провести обследование. Он только посмотрел на снимок, и ничего не обнаружив, просто выписал ей таблетки от кашля. Его даже не затронуло то, что она работает на химическом производстве. И вот сегодня она пришла снова. У неё уже началось развитие метастаз. Что я ей скажу?

– А как Томас не увидел опухоль?

– Очаг был расположен под костной тканью грудной клетки, а этот недоумок, наверно, прогулял ту лекцию, где рассказывали о сложностях выявления рака лёгких на начальной стадии.

– Подожди, Рединг, может, ты ошибаешься и опухоль доброкачественная? Ты уверен в метастазах? Проведешь полное обследование и тогда уже делай выводы.

– Я стал бы самым счастливым человеком, если действительно заблуждался, но мой опыт и знания подсказывают, что я прав. Доброкачественные опухоли легких чаще развиваются из главных и долевых бронхов. Эта опухоль из сегментарных, 99 процентов, что это рак. И самое страшное, время упущено.

Руки Джессики нервно стучали по рулевому колесу. Понимая, что надо ехать домой, она пыталась успокоиться и сконцентрироваться на дороге. Это получалось с большим трудом, поэтому обратный путь Джесс ехала очень медленно и осторожно. Она не хотела, чтобы Линда увидела её в таком состоянии, и была рада, обнаружив записку на столе, что дочка с подругами ушла в кино. В её распоряжении было два часа привести себя в порядок.

За ужином, на вопрос Линды, что сказали в больницы, Джессика сумела сдержаться, чтоб не расплакаться и рассказала ей о своей встрече со школьной подругой Мэри Холт. Волю слезам она дала уже ночью, уткнувшись в подушку и мучая себя вопросами: “Почему с ней, и что дальше?”.

Джессика не ожидала от себя такого. Проснувшись утром, она была полна решимости бороться до конца, даже не представляя, как именно. Посмотрев в зеркало, Джесс не узнала свой взгляд. Из доброго, напоминающего глаза месячного котёнка, он превратился в цепкий взор львицы, готовой вступить в смертельную схватку. Никаких сомнений, чего бы это ни стоило.

Проводив Линду до остановки школьного автобуса, она вернулась домой, села за компьютер и в поисковике набрала два слова – “рак лёгких”. Джессика сопоставляла то, что услышала на стоянке с данными, выдаваемые мировой сетью. Ответ на один из вопросов, терзавших её вчера, она нашла наполовину. “Что”, так и осталось неизвестным, а вот “дальше” получило свою единицу измерения – год или немного больше.

В девять утра Джесс открывала дверь докторского кабинета. Она поздоровалась, но улыбку пришлось выдавить. От её глаз не скрылось, что то же самое получилось и у Рединга. Решив не мучить их обоих, она спокойно сказала, смотря прямо на него:

– Вчера случайно подслушала ваш разговор с другим врачом около машины.

От неожиданности доктор Рединг отвел глаза и опустил голову. Его память не нашла ту дату, когда в последний раз он не знал, что ответить. Джессика не стала выдерживать театральную паузу и продолжила:

– Я знаю, у меня есть год. Вы на стоянке упомянули мою работу на химической фабрике, и у меня возник вопрос. Мою болезнь можно квалифицировать, как профессиональное заболевание?

– Вы хотите судиться? Вам нужны деньги?

– Доктор Рединг, у меня 15-летняя дочь, которая скоро войдет во взрослую жизнь, а я этого не увижу. Поэтому, после себя хочу оставить то, что ей понадобится в первую очередь. Вы сможете мне помочь с медицинским заключением?

– Извините, мисс Олсон, не обижайтесь, но вы рассуждаете очень примитивно. Причина возникновения рака легких, конечно же, может быть профессиональной, но доказать это практически невозможно. Ваш бывший муж курил? – Джессика еле кивнула головой, – так вот пассивное курение также причина рака легких. Я уже не говорю о генетической предрасположенности и экологии. Факторов много. Я думаю у вас ничего не получиться.

– А если подам в суд на вашу клинику? Вы же, извините, доктор Рединг, я не имею в виду лично вас, год назад ошиблись, – в голосе Джессики появилась резкость.

– Ошибка доктора Томаса была вызвана только его квалификацией. На снимке действительно всё было чисто. Джессика, поймите, хорошие специалисты уходят работать в более современные и дорогие клиники. Ваша страховка, а она одна из самых дешевых, не позволяет обращаться туда. Какая страховка, такие и врачи, такое и лечение. Это я из тех динозавров, которых всё устраивает и здесь. Честно скажу, больше шансов у вас будет в тяжбе с фабрикой.

– Значит всё бессмысленно, – тихо проговорила Джессика.

– Мисс Олсон, у меня есть хороший знакомый – адвокат, который, кстати, утверждает, что у всего есть свой смысл. Я могу поговорить с ним. Он любит браться за дело, которое все вокруг считают однозначно проигранным. Его зовут Джеффри Родман.

Джессика слышала о нём по местному телевидению. Он считался если не лучшим в городе, то одним из них.

– Спасибо, доктор Рединг, но я не потяну такого адвоката. Будет тот, которого выделит профсоюз.

– Эти студенты, проходящие практику, точно вам не смогут помочь, а вот Джеффри мне обязан. Сказать честно, я просто делал своё дело, но он так не считает. Лет семь назад вытащил его с того света, о чём Родман не устаёт постоянно мне напоминать. Говорит, не люблю быть должником и всё. Такой вот человек. Думаю, настал этот момент.

Доктор Рединг договорился о встрече с Джеффри Родманом сегодня вечером в ресторане итальянской кухни Strada Mia 313. Перевод названия заведения Джессика восприняла, как знак – “Моя дорога”. После полного обследования (Рединг не ошибся, хотя он очень желал этого) был составлен курс химиотерапии, и около 12 часов пополудни Джесс покинула больницу. Утро было насыщенным, и она просто забыла про Мэри Холт. Мысли были заняты другим.

Если ресторан снаружи по стилю напоминал средневековую гостиницу, то интерьер говорил только о современности. Такой красивый прыжок во времени. Джессика поняла, почему Джеффри Родман выбрал именно это заведение. По поведению и манере разговора он напоминал английского лорда – аристократа, но в руках, вместо трости, держал кейс с ноутбуком. Он тоже совмещал в себе века.

– В своё время, Рональд, ты выполнил свою работу по высшему разряду, и я рад, что есть возможность ответить тем же. Не предлагал тебе деньги, всё равно не взял бы. Я знаю, эти бумажки для тебя не больше, чем таблетки от бедности, – после приветствия и знакомство с Джессикой, Родман обратился к доктору Редингу.

– Ты абсолютно прав, Джефф. Их должно быть в меру. Большое количество денег, как и таблеток, приводит к передозировке. А это смерть. Физическая или душевная – это уже без разницы.

– Не спорю. Но в этом мире, который как губка впитывает только низменные чувства, место, таким как ты, становится с каждым годом всё меньше и меньше. Людей, в своём подавляющем большинстве, уже давно не волнует душевная смерть, поэтому твоя философия, mon ami, уходит в небытие, как честность политиков и совесть олигархов. Всё поглотил прагматизм и люди, исповедующие его, сами становятся рабами созданной ими же системы, не замечая этого. А вот это уже страшно, когда во главе целого народа стоит раб.

“Как он красиво говорит. Тембр, выставление акцентов, полная уверенность в правоте каждого сказанного слова – дар убеждения, наверно, у него с рождения”, – подумала Джессика. Доктор Рединг, словно читая её мысли, улыбнувшись, сказал:

– Джеффри, бросай свои адвокатские фокусы. Давай к делу.

– Извини, Рональд, конечно. Просто я сейчас, так сказать, в творческом отпуске. Никаких дел, поэтому иногда разминаюсь.

Адвокат Родман внимательно слушал историю, которую начала рассказывать Джесс, иногда перебивая, что бы уточнить некоторые детали. Его больше всего интересовало специфика работы на химической фабрике, и какое внимание уделялось средствам индивидуальной защиты. Рональд не сводил взгляд от Джеффри, пытаясь определить его выводы. За столом наступила тишина. Уткнувшись взглядом в одну точку на столе, лицо адвоката надело маску задумчивости. Казалось, было слышно, как мощный процессор в его голове заработал на полную катушку. Спустя минуты две он поднял голову и посмотрел на Рональда.