Хранители. Часть 3 Сихиртя

Ему и самому очень хотелось эти дни до отъезда побыть с женой и сынишкой, но бросить Павла одного в незнакомом городе он, конечно же, не мог. Сейчас он был ему очень благодарен за понимание.

Закрыв борта трала, они передали его под охрану деду Кузьмичу, подкрепив благодарность за заботу об их имуществе пакетом с продуктами и тремя бутылками сухого красного, и поехали в город.

Глава 2 Ярцанги

«Мячик» почти без качки, мягко шёл вниз по течению. В салоне катера негромко играл блюз. Шум винтов, конечно, был слышен, но, по сравнению с другими СВП, на которых друзья немало поездили, это было ничто.

– Великолепная шумоизоляция, – оценил Дмитрий, удобно устроившись в просторном кожаном кресле рядом с водителем. – Так можно путешествовать.

– А то! – довольный похвалой друга, улыбнулся Костя. – Меня уже все знакомые замучили вопросами о том, что же это я такое задумал. Уволился вдруг с хорошей работы и такой пароход купил. Вон, глянь!

Навстречу им против течения поднимался катер «Вельбот» с тремя пассажирами. Когда они почти поравнялись, двое пассажиров «Вельбота» в знак приветствия подняли руки, а водитель в знак одобрения поднял вверх большой палец. Костя и Дмитрий помахали им в ответ, а Костя ещё и посигналил.

– Это же Олег с Ромкой. У них изба на Нерусовой. А третий кто? – спросил Дмитрий, глядя в боковое зеркало вслед удаляющейся лодке.

– Васька, Олега кум. Хорошие мужики. Мы с Пашкой пока «Мячиком» на берегу занимались, к нам, наверное, все рыбаки и охотники города успели наведаться, посмотреть на этакое диво. У нас же, кроме старых «Хивусов», других СВП не видели. Олег с Ромкой тоже подъезжали. Спрашивали, на кой чёрт я это чудо выкупил. Сказал, что буду путешествовать по Ямалу, катать туристов, снимать видеоролики и в Ютуб выкладывать.

Дмитрий рассмеялся.

– Поверили?

– А почему нет? Ну, поржали, конечно…

Держа среднюю скорость около пятидесяти километров в час, к устью Надыма друзья добрались меньше чем за три часа. Чтобы сократить путь на Сенные острова и скорее выйти в Обскую губу, как обычно, свернули в протоку под названием Инзета, и через двадцать минут перед ними открылся бескрайний водный простор.

Выйдя на большую воду, Костя проехал ещё метров пятьсот, сбросил обороты и заглушил двигатели. «Мячик» мягко просел и закачался на волнах. В губе было неспокойно. Прогноз обещал в районе Обской губы ясную погоду и южный ветер один – три метра в секунду, но, судя по волнам, ветер был значительно сильнее, а и без того хмурое небо ещё больше затягивало тучами.

Дмитрий открыл дверь, и в салон радостно ворвался порыв тёплого, но сильного ветра. Катер, всё больше раскачивая на волнах, быстро уносило от берега.

– Сдаётся мне, рыбалка сегодня отменяется, – глядя на небо, констатировал уже очевидный факт Дмитрий и, закрыв дверь, плюхнулся обратно в кресло. – Давай-ка к берегу, а то не ровён час в шторм попадём.

– Да уж, – мрачно проворчал Костя, запуская двигатели. – Сейчас вдоль берега до Святого мыса, там пообедаем и так же вдоль бережка потихоньку почапаем в Ярцанги.

Песчаные проплешины Сенных островов показались впереди к трём часам пополудни. Уровень воды в августе здесь всегда низкий, а сильный южный ветер угнал воду ещё больше. Если бы друзья сейчас были на обыкновенной лодке, им бы пришлось причалить к берегу и ждать, пока ветер не утихнет, потому что пройти этот участок Обской губы можно только по фарватеру, проходящему в нескольких километрах от берега. Но «Мячик» плавно перекатывался с острова на остров, скользил по мелям, и непроходимый для простых лодок участок скоро остался позади.

Через четверть часа слева показался высокий, не менее пятнадцати метров обрыв с широким песчаным берегом. Там, наверху, невидимый с воды, и находился посёлок Ярцанги. Обрыв тянулся метров двести. Из года в год вода потихоньку подмывала его, обрушивая вниз сотни тонн песчаника и куски ледяных линз, поэтому лодки обитатели посёлка оставляли у пологих склонов по обеим сторонам обрыва.

Подойдя ближе, друзья увидели наверху одинокую человеческую фигуру.

– Бдительные, уже заметили! – улыбнулся Костя и, посигналив, повернул к берегу.

Когда катер выехал на поросший травой и занесённый водорослями берег, наверху виднелось уже четыре фигуры, а вниз по склону с громким лаем бежали две лохматые собаки.

Захватив пакеты с гостинцами, Дмитрий и Костя, не обращая внимания на собак, которые, как все ненецкие оленегонные лайки, подбежав, сразу замолкли и стали ластиться, начали подниматься по хорошо утоптанной тропинке.

Поднявшись наверх, они увидели, что их встречают постоянные жители посёлка – Геннадий Васильевич Яптик и Владимир Мэйкович Харючи, которых друзья знали почти всю свою жизнь. С ними были два уже совсем глубоких незнакомых старика.

– Здорово, молодёжь! – весело крикнул Костя, подходя ближе. – Как живы-здоровы?!

– Здорово, баламут! – рассмеялся Яптик, идя навстречу. – Привет, Димка! – он махнул рукой идущему позади Дмитрию. – А Серёжка-то где?

Друзья поставили на землю пакеты и обнялись со старыми знакомыми, которых с детства называли просто дядя Гена и дядя Володя.

– У Серёги дела, не смог с нами сейчас приехать. Мы с ним позже встретимся, – объяснил Дмитрий. – Через недельку будем обратно уже все вместе возвращаться, ещё к вам заглянем.

Костя и Дмитрий подошли поздороваться к стоявшим чуть поодаль незнакомым старикам и, пожав костлявые мозолистые руки, какие бывают у кочевников тундры, представились.

– Совсем, видать, я старый стал, не узнают! – прошамкал беззубым ртом один из стариков, одетый в чёрную, наглухо застёгнутую фуфайку и тёплые стёганые штаны. На шее у него висел мощный морской бинокль.

– Димка, Костя, да вы что, деда Пырю не узнали, что ли?! – рассмеялся Харючи. – А это Антя Ламдо. Они с женой недавно приехали. Трудно каслать[2 - Каслать – кочевать с оленьим стадом.] уже, а дома сидеть не могут – мошкара сейчас ест сильно.

Костя присмотрелся внимательнее в тёмно-коричневое, сморщенное, как сушёное яблоко, лицо старика и узнал изорванный огрызок носа. Это был дед Пыря, старый знакомый оленевод, стойбище которого часто стояло неподалёку от Надыма.

Будучи ещё мальчишкой, Пыря затеял играть с пойманной щукой, и та вцепилась ему в нос. Пока бедолагу освобождали из острых, как бритва, зубов, нос был изрезан в лохмотья. Так и прилепилась к нему на всю жизнь кличка Пыря, что по-ненецки означает щука. А настоящего его имени уже никто и не помнил.

Костя с Дмитрием по очереди нежно обняли старика, который вырезал им из дерева луки со стрелами и учил кидать тынзян[3 - Тынзян – плетённый из кожи аркан для ловли оленей.], когда они ещё детьми прибегали к нему в стойбище.

– Прости, деда Пыря, давно не виделись, вот и не признали тебя сразу, – виновато улыбнулся Костя. – Ты же в Ярцанги, наверное, лет семь не показывался. Говорили, в Яр-Салях[4 - Яр-Сале – национальный посёлок на территории Ямало-Ненецкого автономного округа.] у родственников живёшь.

– Надоело в посёлке, – отмахнулся старик. – Как в тюрьме сидишь в квартире. Воздуха не хватает. Сюда на лето удрал. А вы куда на подушке бежите? – он кивнул в сторону катера.

– На Сядэйто в экспедицию. Сергею помогать изучать какое-то старинное место.

Пыря посмотрел на стоявшего рядом очень низкого сутулого старика в новенькой энцефалитке, которого дядя Володя представил как Антю Ламдо.

– Слышь, к тебе едут, – и сразу пояснил: – Сядэйто – это их, Ламдо, урочище.

Антя кивнул, внимательно посмотрел на друзей и улыбнулся.

– Не забыл нас Серёжа, стало быть? А мы всегда его ждём. Как вертолёт пролетает, всё смотрим, не повернёт ли к нам.

– Вот Сергей через два дня на вертолёте и прилетит, а мы на катере пойдём. Обратно вместе будем возвращаться, заедем сюда обязательно.

– Ну, идёмте ко мне в дом. Чего тут на ветру? За столом поговорим, – засуетился Яптик. Повернувшись, он всплеснул руками и кинулся отгонять собак, которые уже совали морды в оставленные на земле пакеты. – А ну пошли прочь! Прочь!

Друзья взяли пакеты и пошли за стариками.

– Мы тут немного гостинцев вам привезли, – сказал Костя, – а на обратном пути, сколько останется бензина, вам сольём. Сейчас пока не знаем, сколько самим понадобится.

– Спасибо, ребятки. Да что нам тут надо, – отмахнулся Харючи. – Сетку и на вёслах кинуть можно. Вы своё делайте, а мы и так будем.

В таком глухом месте, как Ярцанги, где нет даже электричества и проживают всего несколько человек, всегда рады гостям, и, пока шли, старики наперебой благодарили друзей за то, что заехали, и расспрашивали, как дела в городе и про общих знакомых.

Дом Геннадия Яптика представлял собой просторный четырехкомнатный одноэтажный сруб постройки тридцатых – сороковых годов. Во время Великой Отечественной войны в Ярцанги стояла фактория, где у рыбаков принимали добытую для фронта рыбу, и в этом доме располагалась заготконтора. А в срубе, где сейчас проживала семья Харючи, в те же годы был клуб. Отец Владимира Мэйковича немного его перестроил и разделил перегородками на четыре комнаты. Проезжающие зимой на нартах и снегоходах путники или пережидающие шторм рыбаки всегда могли укрыться у гостеприимных ненцев и найти здесь ночлег и пищу. Во времена существования фактории на краю посёлка был вырублен ледник для хранения рыбы, который был и сейчас в рабочем состоянии. Только теперь в нём хранили не только рыбу, но и оленину с лосятиной, которую родственники и просто гости оставляли старикам.

Метрах в трёхстах за посёлком начиналась священная роща – участок лиственничного леса размером с полтора футбольных поля. Ещё издали были видны разноцветные ленточки и цветастые женские платки, повязанные на деревьях. Обращаясь к своим богам и духам, ненцы с давних времён приносили в священную рощу кто что мог и, завернув свой дар в тряпицу, ленту или платок, привязывали к ветке какой-нибудь лиственницы или просто клали под дерево. Здесь можно было увидеть прибитые к деревьям медные и деревянные иконки разного времени, валяющиеся на земле старинные полусгнившие самовары и позеленевшие от времени медные чайники и кружки. Вперемешку с лентами на ветках висели полусгнившие оленьи, песцовые, лисьи шкуры и выбеленные ветром старые лосиные и медвежьи черепа. То здесь, то там под ногами поблёскивали кружки серебряных и биллонных монет, осколки кузнецовского фарфора и детали самой разной бижутерии. Тут же в траве можно было увидеть советский алюминиевый портсигар, сломанные солнцезащитные очки или ржавые детали от снегохода «Буран».

Слева от рощи, если смотреть со стороны посёлка, находилось ненецкое кладбище. Количество захоронений посчитать здесь было трудно. Среди полусгнивших, разваленных ящиков первой половины двадцатого века стояли и совсем свежие, поставленные на уже полностью сгнившие, более ранние захоронения. Из-под них среди багульника и ягеля виднелись предметы, которые когда-то клали в ящик с покойником или покойницей. И можно было только догадываться, сколько всего было уже скрыто под землёй.