Чеченские дороги

Объезжаем длинную очередь. Вояка, проверяющий документы, недовольно глянул в нашу сторону. Оно и понятно: мы в камуфляже, без знаков различия, повесили себе черные номера на «Волгу» и прем под самый шлагбаум. Ну и что, что номера военные, их любой может повесить. Цена номера в Чечне – 1 тысяча рублей. Дима выходит, показывают пропуск, ОМОНовцы быстро поднимают шлагбаум.

Прем по Самашкинскому лесу, вроде территория наша, но притопили. Хотя как притопили – везде ямы от вертолетных ракет, просто побыстрее начали их объезжать. Вертолетчики – милейшие ребята. Могут увидеть одинокую «Волгу» и зайти на боевой. В основном шутят. Но нам не до шуток и стреляем определенного цвета ракетой вверх – обозначаемся, что свои.

Впереди силуэт – кто-то стоит у дороги. Что-то сжалось в груди. Смотрю на незнакомца, взяв автомат в руки. Человек одет в черные лохмотья, голову покрывал старый платок. Женская или мужская эта фигура – разобрать невозможно. Снимаю автомат с предохранителя. Обошлось – проезжаем мимо. Выдохнув воздух, спрашиваю у Димы:

– Что это было? – и оглядываюсь назад, чуть не выворачивая шею.

– ХЗ, отголоски войны – сошедшие с ума, бродяги, – отвечает он. – Ты окно открывай в таких случаях, тем более что он с твоей стороны стоял, издалека видно.

– Кто нас поливать будет, того не увидим! – огрызаюсь я, ставя автомат на предохранитель.

Смотрю на мелькающие деревья и думаю, когда конец-то. Вторая кампания. Вторая война. Народы воюют и воюют, ожесточаясь и сатанея в обоюдной ненависти. Мертвеют людские души. Ни Коран, ни Библия, никакие кодексы не могли остановить тех, кто залил свое сердце кровью. Много тех, кто уже не мог остановиться – жег, разрушал, убивал напропалую, бессмысленно, без жалости, без счета. Я знаю таких несколько человек.

Очередной блокпост на территории Чечни. БТР теплый от вставшего солнца, пыльный, похож на сторожевого пса. КПВТ устало смотрит в сторону гор. Здесь не Дагестан – напряжения и осторожности побольше. У бойцов по два магазина «валетом», перемотанные изолентой. На малой скорости подъезжаем к посту, Дима аккуратно выходит и идет к ОМОНовцам, те приподняли автоматы – не в грудь, конечно, но обозначились.

Что-то не понравилось военным, и Диму отправляют к старшему, находящемуся в блиндаже. ОМОНовцы одеты во что попало: на ногах кеды, какие-то морские тельняшки – у кого черного, у кого синего цвета. Один в темно-синей майке «Адидас». Димы долго нет, выхожу из машины. Повсюду казалась угроза. Почему-то кругом не было видно ни птицы, ни зверя, ни даже мошки. Только ветер гулял между соснами, да пожухлая трава шепотом поведывала какую-то тайну. Возвращается Рыжков.

– Что? – и тушу бычок сигареты ногой.

– Да они неделю назад бойцов пропустили по поддельному пропуску, те на следующем посту перестрелку устроили. Вот теперь с лупой документы смотрят. Помолчав, продолжил: – Какая там лупа, капитан бухой, как бомж, просто понтуется. Он даже пропуск не посмотрел. Говорит, что кругом боевики, типа, куда вы претесь.

Достаю РПГ с разгрузки и кладу в бардачок. Изображая равнодушие, зевнул. «Волга» подпрыгнула на ухабе, я клацнул зубами – Джеймс Бонда изобразить не получилось.

Опять влетаем в какой-то густой лес. Деревья не подавали признаков жизни. Лес похож на здорового аллигатора, затаившегося в болоте и ожидающего неосторожную газель, чтобы схватить за горло и сожрать. Такой антилопой сегодня могли оказаться мы. Дима летит под 80 км – на скорости сложнее попасть в машину. Дорога на удивление ровная.

Через час подъезжаем к населенному пункту Серноводское. Казалось, вот она, мирная жизнь: по шоссе снуют автомобили, стараясь быстрее заехать в город, женщины с многочисленными детьми, придорожное кафе. Но спокойствие было обманчивым. Где-то рядом бахнул артиллерийский выстрел, и тут же замолкли птицы, и народ начал двигаться быстрее, оглядываясь по сторонам.

Встречаемся с источником – чеченцем. Вроде с нами, а вроде и с ними. Вижу его второй раз и удивляюсь: обычно он, даже уходя в себя, оставался чутким, как лесное животное. Обладает чудовищной силой: скручивает в узел гвоздь толщиной с палец. Немногословный, в глазах лед, непонятный, опасный. Вроде проверенный: давал серьезную информацию, которая находила свое подтверждение, а сегодня, фиг его знает, что у него на уме. Хорошо, что в городе встречаемся, хоть в заложники не возьмут. Доверия у меня к нему – как у кефира жирности.

– Ничего интересного вам не скажу… Все бойцы в горах. Пытаются уйти через Аргун в Грузию. А кто домой вернулся, прячутся, как мыши, никому не верят, только семье. И ваши здесь работают. Я смотрю на него долго и внимательно. По лицу понять ничего не могу. Ежедневно хитря, живя между двух огней, боясь быть обманутым, он научился убирать с лица малейшее отражение своих переживаний и мыслей.

– Так что зря приехали, – подытожил источник и крепко зевнул, прикрыв рот ладонью.

– Контрольная встреча, чтоб не забывал, – сказал Дима и встал из-за стола. Пожав руки, попрощались.

Выйдя на улицу, испытал облегчение – тяжелый человек. Как будто без воздуха в цементной бочке сидел.

– Что-то он мутит: то с ними, то с нами. Кто город держит, на того и работает, – говорю я Диме, рассматривая местные придорожные кафе, сколоченные на скорую руку из досок. Рыжков ничего не отвечает. Обедаем в одном из таких «заведений». Чеченки вежливо обслуживают, ведь деньги в основном только у федералов.

Заехали в местный отдел, который расположился в здании бывшей Администрации. Над дверью дырки от пуль, кирпичи побиты осколками. Начальник отдела – Владимир из Тулы, симпатичный, наверное, при нем женщины тают, как мед, рассказывает:

– Только прибыл, принимаю дела. Обстановка более-менее спокойная. Агентура пустая, информацию дают туфтовую, только чтобы 9-ку получить (денежное вознаграждение). Основная задача: чтобы опера не сперли на встрече с источником. Поговорив еще полчаса, выходим из Управления и едем в гостиницу. Служащие и гости гостиницы с интересом рассматривают заселяющихся зеленых человечков. Дверь припираем стульями, автоматы возле кровати.

Снится сон: иду я по неизвестному лесу. Воздух пахнет разнотравьем, спокойствие и нежное дыхание вечности. Неожиданно на тропинке стоит волк – крупный, матерый, с сединой на блестящей густой шерсти, толстой холкой и желтыми умными глазами. Долго смотрим друг другу в глаза, хищник резко скрывается в чаще…

V

Громкие призывы муэдзина выдергивают из липкого неспокойного сна. Выезжаем из города рано – делов по горло. Первый вопрос – это артиллерийская воинская часть в предгорном Шалинском районе. Там служит прапорщик или старший прапорщик Снопок Николай Иванович, который знает окружение полевого командира Бараева и готов оказать помощь в обмене заложников – тех вертолетчиков, о которых нам говорили на совещании. Три вертолетчика – на брата Бараева. Вот такой планируется расклад.

Арби Бараев прямо «карьерист»: из постового ГАИшника за пять лет – в генералы. Правда, в настоящее время он разжалован Масхадовым в рядовые, а его «Исламский полк особого назначения» распущен. Однако это не мешает отъявленному головорезу иметь свою банду, тюрьму и информаторов. Живет себе спокойно, вон шестой раз женился практически на глазах у федералов и коровников. Шикарная свадьба была в Алхан-Кале. Матерый, безжалостный, страшный волк.

Изначально все странно. Прапорщик этот, уроженец Белоруссии, живет в каком-то селе в Курской области. По информации, воевал в первую кампанию, награжден, знает чеченский язык. Выводил мирные колонны из-под обстрелов, на том и сблизился с чеченцами. Снопок водит знакомство с разными тейпами и имеет выходы на семью или окружение самого Бараева.

Мысли прерывает мчащаяся на встречу колонна БТРов. Водители чудом угадывают дорогу. Мы съехали на обочину – от греха подальше. Солдаты в бушлатах, стараются укрыть автоматы от грязи и дождя, затыкают стволы бумажными пробками.

Наконец-то добрались до части, где служит Снопок Николай Иванович. На въезде в подразделение бетонные плиты шашечками, между ними дорога змейкой. После серии терактов, когда начиненные взрывчаткой грузовики прорывались, вояки научились закрываться от смертников. Заезжаем внутрь, идем в штаб и ищем прапорщика Снопка.

Через несколько минут приходит прапорщик, кстати, старший прапорщик как будто нас ждал. Из особых примет ничего, кроме жидких усов, среднего роста, незапоминающееся лицо. Поздоровались, он по-армейски – «здравия желаю», понимает, что офицеры приехали, хоть и без знаков отличия. Разговаривать негде, штабной вагончик полный. Вышли на улицу. Задаем вопросы: откуда информация, что вертолетчики находятся у Бараева, степень ее надежности.

– На войне надежности нет. Но мои люди говорят, что готов Бараев своего брата Ваху на трех летчиков поменять. Брат-то его у вас? Вопрос игнорируем, продолжаем расспрос.

– С кем контактируешь из окружения Бараева? Где будет обмен? Какие гарантии, что это не засада? – наседаю я.

– С кем контактирую, вы их не знаете, – прапорщик замолчал, глядя на пролетающую ворону. – Вы даже не представляете, сколько я мирных чеченцев вывел и спас от наших срочников и вертолетчиков, – сотни! Меня до сих пор благодарят. Вот и есть небольшое доверие. А где обмен, чего и как, не говорил. Брата-то Бараева я не видел. Че попусту языком трепать!

Рядом охнуло так, что я присел. Казалось, взорвалась авиабомба. Воздух стал, как темный мед. Холодная пудра испуга покрыла мое лицо. Прапорщик стоял как ни в чем не бывало и с невидимой усмешкой смотрел на мое лицо.

– Тяжелая артиллерия за горкой бьет, – спокойно говорит он и закуривает. В душе он явно издевался над моим испугом. Вон на танк залезь, всю батарею будет видно!

Залезаю на стальную громадину, посмотреть, откуда бьют пушки. Орудия совсем близко, они судорожно подпрыгивали, с болью оглушающе харкали и плевались длинными кусками огня и раскаленными воющими сгустками стали. Неумело спускаюсь вниз, опять вижу насмешливый взгляд прапорщика.

– Пошли, где потише, чаю попьем! – предложил Дима. Снопок повел нас в свой вагончик. По-хозяйски зашел и попросил всех выйти. Встали и вышли даже младшие офицеры – в авторитете наш прапор. За чаем Рыжков рассуждал и философствовал:

– По Корану, чеченцы освобождаются от моральной ответственности за обман “неверных”. Например, попав в трудное положение после поражения от русской армии, Шамиль Басаев поклялся на Коране, что прекращает борьбу. Но Шамиль не только пренебрег своей клятвой, но продолжил войну и грабежи. Так и нас могут вжарить. Что думаете, товарищ старший прапорщик?

– Мне на Коране никто не клялся и на Библии тоже, но этим людям я верю, хоть они и чеченцы, – спокойно возразил Снопок, грызя бублик. Где брат Басаева? Что-то настораживало в этом прапорщике: то ли его постоянные вопросы о брате полевого командира, то ли его дружеские контакты с боевиками.

– Брат в тюрьме в Нальчике, за ним еще ехать надо, мы его без проверки не привезли бы, – ответил Рыжков и посмотрел в мутное окно вагончика, обделанное мухами. За окном кипела военная жизнь: офицер материл срочников, которые таскали ящики со снарядами.

– Ну проверяйте, привезете – поменяем! – каким-то игрушечным голосом закончил беседу Снопок. Там ребята мерзнут на улице. Мы дружно встали из-за стола и попрощались.

Едем, точнее, идем в нашу военную контрразведку, которая расположена тут же. Военная контрразведка выявляет предателей и прочие преступления в ВС. Ее не любят и боятся. Если не боятся, то остерегаются. Снопок, видя, как мы заходим в вагончик контрразведчиков, сплюнул и пошел по своим делам.

Хотим мы поспрашивать насчет нашего героического прапорщика. В вагончике на стенах карты, наглядный плакат с разобранным АК, на видном месте портрет Верховного Главнокомандующего с пронизывающим взглядом. Опера опрашивают мохору (пехоту). Нам машут рукой, садитесь, мол, секретов нет. Садимся на ящики из-под снарядов. По ходу допроса понимаю, что пехота дня три назад обнаружили снайперскую лежку, по всем признакам – женщины. Рядом нашли спрятанную СВД. День бойцы в засаде прождали, не шевелясь. Дождались. Что там было – никому не известно, но чеченка вылетела с крыши девятиэтажного дома. Боец клялся, что сама сиганула, чтоб в плен не попасть. Опера особо не свирепствовали, зная, что вытворяют снайперы-женщины. Стреляют нашим бойцам в пах и не подпускают его вытащить.

Офицеры, отпустив мохру, представляются. Один, по имени Сергей, плотный, с красным лицом, предложил чаю или чего покрепче. Останавливаемся на чае.

– Звонили насчет вас, предупреждали, – заваривая чай, говорит Сергей. – Чтобы с материалами вас ознакомил по Снопоку Николаю. Достает две распухшие папки из сейфа. Тут вся его история с первой войны – знакомьтесь…

– Мы это пару суток читать будем, – говорю я, взвешивая папки, – можно своими словами охарактеризовать этого вояку, мы через него хотим серьезный обмен провести?

– Характеризую своими словами – он и нашим, и вашим. Выводил мирное население под обстрелами, жизнью рисковал. Но то, что с мирными и бойки вышли, тоже факт. Имеет обширные контакты с чеченцами, было пару обменов. Оружием, конечно, он не торгует, но и себя не забывает. Доплачивают ему чеченцы за помощь всякую. То в комендатуре кого-то ищет, то в Чернокозово. От артобстрелов иногда отговаривает. Мол, село там и мирное население. А что там в горах – пойди разбери, никто толком ничего не знает.

– Да, интересный тип, – задумчиво проговорил Рыжков, забыв о чае. – А что его не уволят?

– Да полезный он, ходит на переговоры в села, если о чем-то договориться надо с боевиками или старейшинами. Надо отдать должное – ничего не боится. Так что думайте, чтоб он вас не обмахорил, страхуйтесь! – закончил Сергей. В задумчивости выходим из вагончика.

– Какие мысли? – и вступаю в грязь чистыми берцами.