Такой же маленький, как ваш

Тут все сообразили, что вторым участником делегации предстоит ехать мне, и засмеялись. Не засмеялся, я заметил, только майор Новиков. Ему в конце концов и предложили отправиться на встречу в качестве уполномоченного лица.

Мы с Новиковым снова отправились к Сурену и, источая на него, а ещё более друг на друга спокойствие и уверенность, озвучили решение командования. После однодневных консультаций Сурен сообщил, что наша замена принята.

В оговорённый день и час на краю села нас ожидала машина. Это был УАЗ-буханка, салон в котором не имел окон и был отделён от передних сидений листами фанеры, так что пассажиры в салоне не могли видеть дорогу. Кроме водителя на переднем месте располагался сопровождавший нас Сурен. Машина ехала более двух часов, и когда мы вышли, взору нашему открылись горы с несколькими примостившимися между ними домиками. От одного из домов на нас сурово взирали человек пятнадцать вооружённых мужчин.

Я почувствовал озноб: то ли от горного холода, то ли от неприветливого вида встречающих. Майор Новиков тоже был напряжён.

– Надо сказать что-нибудь по-армянски,– зашептал я ему, косясь на людей. – Ты знаешь армянское приветствие?

Новиков отрицательно покачал головой.

– Как приеду, обязательно выучу, – пообещал он.

Но к нам обратились по-русски: поздоровались и провели в дом. Там навстречу нам поднялся мужчина с худощавым лицом, горбатым носом и цепким тяжёлым взглядом. На щеках и скулах его чернела щетина, одет он был в крупной вязки пуловер, камуфляжные брюки и высокие ботинки. Это и был, надо полагать, авторитетный человек. Представился он как Ваган. Мы представились также.

– Прошу, садитесь за стол, – показал Ваган на накрытый в комнате стол.

Мы сели.

– Давайте выпьем, – предложил Ваган, наливая себе и нам коньяка.

Мы выпили.

– Давайте покушаем.

Мы стали кушать.

Во время обеда Ваган стал говорить, что Арцах (так армяне называют Нагорный Карабах) это исконно армянская земля. Стал рассказывать, каким притеснениям подвергались здесь армяне во время правления азербайджанцев. Стал описывать ужасы, сотворённые азербайджанцами во время текущего конфликта.

– Мы не могли больше терпеть, – сказал Ваган, – и взялись за оружие. Пока мы ещё сдерживаемся, но скоро наши действия станут активнее. Я хотел поговорить с вашим командиром, чтобы предупредить, – Ваган поднял на Новикова пронизывающий тяжёлый взгляд: – не надо вам вмешиваться в наши дела. Мы сами между собой разберёмся. А иначе… погибнет много солдат. Вам это надо?

Повисла напряжённая тишина. Новиков отнял ото рта надкушенную лепёшку. От него ждали ответа.

– Конечно, нам не надо, чтобы кто-то погиб, – сказал Новиков. – Но мы люди военные и находимся здесь по приказу. – Он тоже сделался очень серьёзен. – Я передам ваши слова командиру, хотя знаю, что он ответит: перед нами стоит задача, которую мы будем выполнять.

Ваган продолжал смотреть на Новикова.

– Передайте всё-таки командиру, – наконец проговорил он. – А сейчас давайте ещё выпьем и покушаем.

Мы стали ещё пить и кушать. Стол обслуживали только мужчины, женщин в доме не было.

– Мне сказали, что вы журналист, – обратился Ваган ко мне. – В каком городе ваша газета?

– В Свердловске.

– Это большой город?

– Почти полтора миллиона жителей.

– О! – удивился Ваган. – Большой. А газета?

Я рассказал ему про газету и про тираж – не космический, конечно, но и не малый. Ваган удовлетворённо кивнул.

– Мы используем все возможности, чтобы разъяснять нашу борьбу. Напишите в своей в газете…

И далее Ваган вновь стал говорить, что Арцах это исконно армянская земля, стал рассказывать, каким притеснениям подвергались армяне, и описывать ужасы, сотворённые азербайджанцами.

– Чем они занимаются, знаете?

– По-моему, в основном торговлей, – сказал я и осёкся.

Враз замолчав, Ваган поднял на меня холодный взгляд, которым смотрел недавно на Новикова.

– А что плохого в торговле? – произнёс он.

– Да ничего, – немного смешался я. – Просто, если судить по азербайджанцам, которые живут у нас, они в основном занимаются торговлей.

– А что в этом плохого?

– Ничего плохого.

– Тогда почему торговля, это плохо?

– Никто не говорит, что плохо.

– Я, например, тоже занимаюсь торговлей. Это, что, плохо?

– Нет, конечно, хорошо.

– А почему тогда торговля это плохо?

Мы ещё ели, пили, разговаривали, но Ваган так и не мог успокоиться. Периодически он устремлял на меня пронизывающий взгляд и требовал ответить, почему я считаю, что торговля это плохо? Складывалось ощущение, что ответ на этот вопрос для него даже важнее, чем ответ, который он хотел услышать от Новикова.

Карабахский коньяк хороший коньяк, пить его было приятно. Поэтому, когда мы ехали в машине обратно, я уснул. Новиков бы тоже уснул, но не мог этого сделать из чувства долга: по прибытии ему нужно было отдать рапорт командиру.

– Ты слышал, когда мы ехали, выстрелы? – спросил меня Новиков на следующий день.

– Нет. Но я и не сомневался, что они будут.

В моём воображении рисовался Ваган, который стрелял нам вслед из пистолетов, требуя ответить: почему я считаю, что торговля это плохо?

И я подумал, вот ведь интересно: и Ваган, и азербайджанец из Физулей, понося другую сторону и отказывая ей в праве на совместное с собой проживание, одновременно защищали её право заниматься торговлей. И раз эта позиция единственное, что их объединяет, то, может быть, торговля и есть самая прочная основа для мирного существования народов?

Предлагаю в качестве всеобщей миротворческой идеи выдвинуть лозунг: «Торговля, что плохого?!» Предлагаю Организации Объединённых Наций в ближайшее время приступить к обсуждению данной инициативы. Только в рамках того же обсуждения нужно решить проблему, как сдерживать Китай? Иначе у всех народов окажется одинаковый китайский товар и в торговле просто не будет смысла.

Летел я в Свердловск самолётом из Баку. По прилёту ко мне подошёл (я его не видел, а он меня приметил) тот самый азербайджанец из Физулей: оказалось, мы летели с ним одним рейсом, и оказалось, что большую часть времени он живёт сейчас в Свердловске.

– Всё, дома? – спросил он.