Такой же маленький, как ваш

– Ну, человеческая или другая?

– Человеческая.

– А у тёти Наташи, – переходит Полина на шёпот, – гусиная. Я сама слышала, как она говорила Фёдору: «Фёдор, отодвинься, у меня от тебя гусиная кожа», и ему показывала!

А у Ксении Оля недавно спросила:

– Ксюша, у вас учительница по географии беременна?

Ксюша после долгого раздумья:

– Вроде бы, нет.

– Ну как, у неё ведь животик?

Ксюша подумала ещё:

– Кажется, нет.

– А как её зовут?

– Александр Владимирович…

И опять же, везучий я. Это стало очевидным на рынке, куда я пришёл за картошкой. Там подвыпивший мужичок громко расхваливал свой товар:

– Картошка отборная! Крупная, сухая, экологически чистая! Бери, мужик, не пожалеешь.

Посмотрел я, картошка так себе, мелковатая, с точками, но у других ещё хуже.

– Ладно, – сказал, – давай килограммов шесть.

Продавец достал раздолбанный безмен, стрелка в котором уже находилась у отметки в один килограмм, а пружина болталась на полкило то в одну, то в другую сторону, и стал накладывать:

– Картошка у меня отличная, крупная… Вот смотри, сколько уже? Шесть, нет, это шесть двести. А я с тебя, так и быть, за шесть возьму! Понял? Здесь шесть двести, а я возьму за шесть! Вот просто понравился ты мне, и всё. Повезло тебе, везучий ты, мужик!

Посмеялся я, расплатился и пошёл по рядам дальше, лука там, укропчика купить. И пока ходил, слышал, как мой продавец на весь рынок кричал:

– Вот же повезло мужику! Картошки шесть двести, а я с него за шесть взял. Видать, везучий он!

Да, везучий. Однажды я перепутал автобусы междугородного рейса: оба они шли по одному маршруту, имели одинаковый цифровой номер и различались только буквой – мой рейс был дополнительный, и он уже ушёл.

– Так разрешите я поеду на основном, – попросил я контролёра.

– На него все билеты проданы, – сказал он.

Но на моё счастье одно место вдруг оказалось свободным – не пришёл пассажир. И сюрприз: это было то самое место, что значилось в моём билете!

Мне разрешили сесть, и мы поехали.

А через полтора часа нагнали дополнительный рейс с другой буквой в номере. Автобус стоял покалеченным на обочине шоссе: в него въехал грузовик – в ту часть, где должен был сидеть я.

…Также есть у меня дом, моя квартира, и в прошлом году мы в ней сделали ремонт.

…Ещё есть старинный город Сбоков-Бродинск, в котором я живу и иногда над нами обоими подшучиваю. Но оба мы всё более с ним связаны. И оба мы всё более мне дороги.

…Есть жители города Сбокова, мои новые земляки, люди в большинстве своём душевные, незлобивые и не жадные.

Как-то раз, заезжая в автосервис, я проткнул колесо. Мне его тут же и заменили.

– Сколько с меня? – спросил я.

– Нисколько. Ты же не специально. Вот если бы специально!

…Ещё у нас с Олей есть своя фирма, маленькая, но действующая. Послезавтра, я знаю, в офисе будут меня поздравлять. Возможно, подарят ежедневник. Все ведь мучаются, что подарить бизнесмену на день рождения? Однажды мне подарили четыре ежедневника.

И, возможно, закажут по радио песню. Я как-то слышал, коллектив организации поздравлял свою сотрудницу песней группы «Несчастный случай».

Надеюсь, у меня будет что поставить в день рождения на стол. Надеюсь, будет кому за стол сесть. А вдруг – почему бы и нет – за этим столом окажетесь вы? Рад буду увидеть вас и обнять. Если случится. А если не случится, буду писать вам письма. В частности, продолжение и этого, вновь незавершённого письма.

Ваш

Эдуард Сребницкий.

Глава 31

Здравствуйте, дорогие Григорьевы, здравствуйте, Гена и Таня!

Во время отпуска в Геленджике мы ещё полетали на парашюте. Мне очень хотелось полетать на парашюте. На том, который прицепляют тросом и возят по морю за катером. Соль аттракциона заключена в длине троса: если трос короткий, то парашют поднимается невысоко, и лететь нестрашно, а если длинный, то ощущения становятся острей, и зазывалам приходится либо расписывать дополнительные выгоды полёта (в нашем случае было: «Мгновенное и существенное улучшение работы желудочно-кишечного тракта!»), либо убеждать отдыхающих в безопасности предлагаемого мероприятия («За всё время полётов у нас разбилось только три человека!»).

Я предложил Оле подняться ввысь вдвоём на одном парашюте. Чтобы вдохнуть полной грудью воздух свободы (хоть и на привязи), ощутить незабываемую радость полёта («Ах, отчего люди не летают, как птицы!»), захлебнуться от радости… Про захлебнуться, конечно, я зря сказал, ибо в аттракционе, как только катер прекращает движение, парашютисты немедленно падают в море, а как известно, мы не только не летаем, как птицы, но и не плаваем, как рыбы. («Ах, отчего люди не метают, как рыбы!» – было в КВНе у пермской команды).

Я пробуждал в Оле тягу к новым ощущениям, а она слушала с недоверием и показывала мне, как время от времени какой-нибудь до сей поры беззаботный отдыхающий, также решивший испытать новые ощущения, не успевал при старте схватиться за стропы парашюта, и теперь, стремительно набирая высоту, болтался, махая руками, в воздухе ниже своей закреплённой ремнями попы, то есть просто-напросто вверх тормашками, безуспешно и уморительно пытаясь исправить это незавидное положение. Пляж извивался от хохота, а охваченный ужасом новоявленный парашютист испытывал, по-видимому, обещанное «улучшение работы желудочно-кишечного тракта».

Нахохотавшись вдоволь, я жену разубеждал. Я говорил, что это случайность, неловкость изнеженного курортника, и с нами такого, конечно же, не произойдёт.

– Никакой проблемы, – уверял я, – ты прицепись, да лети.

– Сам ты «прицеписьда», – нервно отвечала Оля.

Наконец, я использовал последний аргумент. Я сказал, что слетав на парашюте, мы будем иметь с ней право носить тельняшку и голубой берет. Мы будем пить водку в День Воздушно-десантных войск, материться на улице, ходить в обнимку с другими «голубыми беретами» и вместе с ними задирать прохожих и милицию. Видимо, такая перспектива показалась жене привлекательной, ибо она неожиданно согласилась.

Несколько раз наш полёт откладывался: то погода была не та, то настроение. И даже когда мы подошли к парашюту, я подумал, что подвиг и на этот раз не состоится: инструктор предложил даме снять серьги, ибо, как он сказал, «стропами уши может оторвать», чем, безусловно, придал даме заряд оптимизма.

И всё же мы полетели! Мы сделали это! Мы поднялись ввысь и вдыхали там полной грудью воздух свободы, ощущали незабываемую радость полёта, захлёбывались… Хотя, вполне допускаю, что вдыхал и ощущал исключительно я один, поскольку, повернувшись к жене, всегда наблюдал единственную картину: бледная, с закрытыми глазами, она держалась белыми пальцами за стропы и повторяла:

– Пошёл к чёрту!

Разве что захлёбывались после падения мы вместе.