на неправильный размер земельного участка,
доказывал, что сад у него не так и велик,
просил выделить медицинскому коню сена —
фельдшеру полагался гужевой транспорт,
на котором малолетний Степанов в детстве
объехал все местные хутора и деревни.
Конечно, жалеть после такого Сыродеева
было бы как-то совсем уже странно,
вскоре узнал Степанов, что старик спятил,
начал прятаться от сына с невесткой,
залезая под кровать или забиваясь в чулан,
взахлёб разговаривал с призраками,
о чём-то просил и умолял невидимых чертей,
потом начал убегать из дому —
находили его то в лесу, то у реки,
старик плакал, в чём-то каялся,
но идти домой не хотел ни в какую.
Случилось как-то и Степанову встретить его
на лугу неподалёку от старой школы,
где когда-то учился в пятом классе Степанов —
бывший сельсоветчик выглядел неважно,
но внука друга Лёньки узнал и обрадовался,
полез обниматься, дыша гнилым ртом,
потом поутих и начал вдруг рассказывать такое,
от чего Степанов словно прирос к земле.
Он не знал, что безумие заразительно —
сумасшедшие видят мир совсем иначе,
им открывается невидимая сторона Бытия,
они пытаются рассказать нам об этом,
воображение слушателя вспыхивает…
Со слов Сыродеева выходило так,
что деревня переполнена призраками,
давно умершие люди живут бок о бок с живыми,
захотят – помогают, а обидятся – пакостят.
Встречал сельсоветчик призраков и в городе,
куда сын отвозил его на обследование,
там оказалось их куда больше, и все незнакомые.
Сыродеев сидел у врачей, боясь слово сказать —
опасался, что признают психически больным,
в момент определят в какой-нибудь интернат.
А приехал назад – по дому бродит умершая Маруся,
двойник его появился – моложавый такой,
в сапогах, в галифе, с политическим зачёсом.
Это что ж выходит – умер он, получается?
Степанов осторожно выспрашивал про деда своего,
умершего дурной смертью лет семь тому назад,
но трясущийся от страха Сыродеев его не услышал,
с ужасом провожая взглядом кого-то невидимого,
пересекавшего луг по направлению к реке:
– Видал? Видал? Петька с Васькой прошли.