в пыльный сонный посёлок,
пить с корешами «бормотуху»,
устраиваться на завод,
потом идти в армию,
тогда как раз брали в Афган…
Можно было наврать самому себе,
отпустив всё на самотёк,
проболтаться в общаге до конца экзаменов,
не найти себя в списке —
ах, как неожиданно! —
и вернуться к родителям,
обманув себя и других имитацией
честно выполненного долга.
Но как было бы потом жить с этим дальше?
…Они были похожи в тот день
на героев индийского кино.
Белые брючки, цветные батники,
кожаные туфли на каблуках,
маслянистые глаза с поволокой —
весь вид Оганесянов показывал:
«Жизнь удалась!»
Они кокетничали с девушками,
громко смеялись, показывая всем,
какие они храбрые и весёлые парняги.
О, если они были чуть поскромнее,
если бы не так беззастенчиво
показывали своё превосходство!
Как только Степанов увидел их,
в его больной голове взорвался
холодный обречённый,
но очень яростный огонь,
настоящий пламень гнева.
Кто-то неведомый внутри него —
не иначе как сам дьявол, конечно! —
утробно и страшно захохотал.
Наверное, именно так панфиловцы
бесстрашно бросались под танки…
«Брат, памагы!» —
да, Степанов сделал за них контрольные,
но решил при этом их задачи так,
чтобы не оставить этим «танцорам диско»
никаких шансов даже на несчастные «тройки»!
И через пару дней
он с великим наслаждением
увидел у списка с оценками
расстроенные лица футболистов.
Оганесянам очень хотелось тогда
изрядно поколотить очкастого недотёпу,
они прыгали вокруг скамейки,
как будто два злобных павиана,