Эротика.Iz

– Нет, – признался он. – Просто я учился на истфаке. Но это было давно, я уже многое забыл.

– Ой, я тоже на истфаке! – обрадовалась она, но тут же огорченно сообщила: – Но я ужасно тупая! Я не помню даже дат партийных съездов.

– Это ужасно! – в тон ей сокрушился Рубинчик, и она засмеялась.

– Нет, правда! Мне нужно развивать память, но я не знаю как. – Она посмотрела на часики и вздохнула: – Нет, я не дождусь персиков – на работу опоздаю.

– Сейчас я выясню, в чем там дело, мне тоже некогда, – решительно сказал Рубинчик. – Только вы не уходите, ладно?

Она кивнула, и он, окрыленный, разом забыв обо всех своих страхах и даже о том, что он уже подал документы на эмиграцию, ринулся внутрь магазина. И тут же увидел, в чем дело: молодая толстая продавщица в грязном халате стояла за прилавком меж деревянных ящиков с персиками, но не продавала их и не взвешивала, а, повернувшись к очереди спиной, трепалась с кем-то по телефону.

– А он чего?.. Не может быть! Нет, ты врешь! Так и сказал? Ой, я не могу! А она? Нет, я ее знаю – она будет ему ноги мыть и воду пить…

Очередь – все сорок человек, выстроившиеся вдоль стены и прилавка – стоически слушала эту болтовню, спрятав лица в газеты и журналы. Но Рубинчик не мог этого вынести.

– Послушайте, девушка! – постучал он по прилавку. – Тут же люди стоят, очередь! Вы собираетесь работать?

Но продавщица, даже не повернувшись, лениво отмахнулась от него рукой, как от мухи. И продолжала:

– Сочи? Нет, в Сочах я была, мы с Сашком думаем на Рижское взморье… А чё нам литовцы? Ну, или латыши – мне один черт, я с ними и по-русски не собираюсь разговаривать!..

– А ну, позовите заведующего! – возмутился Рубинчик, по инерции последних лет еще ощущая себя всесильным журналистом.

Однако вместо заведующего продавщица вдруг поставила на прилавок табличку «ПЕРЕРЫВ» и продолжила свою болтовню.

– Потрясающе! – сказал Рубинчик. – Девять утра, люди стоят в очереди, а у нее перерыв! Но ничего! Сейчас я…

И он уже шагнул искать заведующего магазином, как вдруг из той самой очереди, за которую он так активно вступился, раздался громкий мужской голос:

– Не нравится – езжай в свой Израиль!

Рубинчик в изумлении повернулся.

Половина очереди, двадцать, если не больше, мужчин и женщин, стоявших вдоль стены и прилавка в ожидании персиков, смотрела на него с откровенной ненавистью.

– Очередь ему наша не подходит! – сказала какая-то тетка.

– Умный больно! Книжки наизусть шпарит! – прозвучало с другого конца.

– Гитлер их не дорезал…

– Ничего, арабы дорежут!

Рубинчик в ужасе озирался по сторонам, словно зверь, загнанный егерями в кольцо красных флажков.

Со всех сторон на него смотрели злые, враждебные лица. А вторая половина очереди индифферентно прикрылась газетами и журналами, делая вид, что ничего не слышит.

«Если люди их страны видят человека, обладающего подвижностью и знанием вещей, они говорят: «Этот более всего достоин служить нашему Господу». И они берут его, накладывают ему на шею веревку и вешают на дерево…»

Рубинчик повернулся и, чувствуя гул в затылке и в ушах, слепо вышел из магазина к своему «Москвичу». Долой! Все – долой! Ну их к еб… матери со всеми их персиками и дивами! Рабы! Да, он уедет из этой страны, он увезет отсюда своих детей, а эти гнусные рабы КПСС пусть стоят тут в очередях и терпят своих наглых продавщиц и свой хамский режим – они его заслужили!

Он плюхнулся за руль и нервно завел мотор. Чья-то фигура мелькнула перед капотом, он автоматически нажал на тормоз.

– Подождите! – возникло в боковом окне юное лицо его соседки по очереди. – Стойте! Я слышала, что они вам сказали. Это мерзко. Пожалуйста, извините нас.

– Вы тут ни при чем! – резко ответил он.

– При чем. Я тоже русская. Но не в этом дело. Вы не расстраивайтесь! Просто не обращайте внимания, пожалуйста! Удачи вам!

Она вернулась на тротуар и быстро пошла прочь, в сторону метро, держа под мышкой том Валишевского, наклонив голову вперед и уже стесняясь, наверно, своего порыва.

Он смотрел ей вслед, не трогая машину. Она уходила от него. Уходила. Утренний ветер облепил ее фигуру серым платьем-балахоном, разом очертив грудь и плавный изгиб высоких бедер.

Он отпустил сцепление, дал газ и догнал ее на углу, у перехода. Здесь выскочил из машины и, невзирая на возмущенные гудки за спиной, шагнул к тротуару, крикнул:

– Девушка!

Она оглянулась.

– Идите сюда! – позвал он. – Я подвезу вас.

Она отрицательно покачала головой, но тут длинный милицейский свисток прервал их разговор, это постовой-орудовец шел к ним с перекрестка, недвусмысленно доставая из кармана книжку со штрафными квитанциями.

– Быстрей! – сказал ей Рубинчик, открывая правую дверцу машины. – А то меня оштрафуют!

Она быстро села в машину, но верзила орудовец уже стоял перед капотом.

– Штраф будем платить или как? – сказал он сурово.

Рубинчик вытащил из кармана пиджака красное удостоверение.

– «Рабочая газета», старшина, – сказал он орудовцу.

– Но нельзя ж по тротуарам ездить! – укорил его орудовец, тут же теряя свою суровость. – Между прочим, пора написать, чтобы нам летнюю форму сделали. А то преем в этой кирзухе!

– Заметано, старшина! Заходи в редакцию – напишем!

– Ладно, езжай!

Рубинчик тронул машину, спросил у девушки:

– Вам куда?

Она улыбнулась:

– Нет, мне далеко, я сейчас выйду. Я просто села, чтобы вас от штрафа спасти.

В ее лице было столько простоты и обаяния, что у Рубинчика подвело диафрагму.