«Стрижи» на льду

А Ткаченко, как ни в чём не бывало, опять переставил костыли Егора от стула к окну, а потом сел на стул и сказал:

– Привет! Ну, что? Начнём тренировку?

Егор потрясённо молчал.

– Не понял, – сказал Ткаченко. – Я же тебе объяснял: это никакой не сон. Ты хочешь играть в хоккей, так?

– Д-да… – запнувшись, произнёс Егор.

– Очень хочешь?

– Д-да…

– Больше всего на свете?

– Да…

– Громче! Не слышу.

– Но это… Витя спит…

– Не бойся. Он не услышит. Встань и скажи: больше всего в жизни я хочу играть в хоккей! Ну? Встаёшь? Или я ухожу. – И Ткаченко сделал движение в сторону окна.

– Нет! – испуганно выдохнул Егор. – Не уходите! Встаю.

И он действительно сел на постели, двумя руками взял свою мёртвую левую ногу и спустил её на пол вслед за правой ногой.

– Ну! – нетерпеливо сказал Иван Леонидович. – Вставай же!

Но костыли, передвинутые Ткаченко, были теперь далеко, у окна, и Егор протянул к ним руки.

– Мои костыли…

– Нет, костыли не нужны, – заявил Ткаченко. – Так вставай! Сам!

– Но я не могу…

– Что значит, не можешь? Если веришь – можешь! Мы же договорись: через боль, через кровь, через «не могу» верить и побеждать себя. Вставай! Ну!

Отжимаясь руками о край кровати, Егор стал осторожно подниматься, по привычке перенеся весь свой вес на здоровую правую ногу.

– Стоп! – категорически сказал Ткаченко. – Вес на обе ноги! Вот так! Да!

И Егор действительно встал на обе ноги.

– Вот видишь! – удовлетворённо сказал Ткаченко. – А теперь скажи: я буду играть в хоккей, потому что хочу этого больше всего на свете! Ну! Я слушаю.

– Я это… – неуверенно произнёс Егор и сглотнул, поражаясь тому, что стоит на обеих ногах. – Я буду играть в хоккей…

– Нет! – перебил Ткаченко. – Так ты никогда не будешь играть в хоккей. Ты же не веришь в то, что говоришь. Но сможешь играть, если скажешь это уверенно, как клятву. Ну, говори!

Егор оглянулся на спящего брата и сказал негромко:

– Да, я буду играть в хоккей, потому что…

– Нет! – рассердившись, снова перебил Ткаченко и даже встал. – Громче! Говори: клянусь, я буду играть в хоккей!..

И вдруг словно что-то проснулось в Егоре, словно выпрямилась какая-то пружина – он сказал твёрдо и даже ожесточённо:

– Да! Да, Иван Леонидович! Я буду играть в хоккей! Буду! Клянусь, я хочу этого больше всего на свете!

– Вот, это другое дело, – удовлетворённо улыбнулся Ткаченко. – Клятва принята. А теперь присядь. До пола присядь, не бойся, у тебя живые ноги.

Егор, уже поверив в волшебство ситуации, начал приседать и… присел! Присел на обе ноги!

– Вот! Молодец! Видишь? – сказал Ткаченко. – Ты поверил, что присядешь – и присел! А теперь встань и иди!

Егор, как зачарованный, выпрямился во весь рост.

– Шагай! – приказал Ткаченко.

Егор, покачнувшись, двинул вперёд здоровую правую ногу.

– Нет! С левой ноги! С левой! – приказал Ткаченко.

И Егор – пошёл! Неуверенно, качаясь, но сделал четыре шага, а когда радостно оглянулся на Ткаченко, того уже не было в комнате. Только голос долетел из окна:

– Запомни: «По вере вашей и будет вам»!..

* * *

Утром Виктор, как всегда по выходным, проснулся ни свет, ни заря, живо спрыгнул с верхней полки и ушёл в ванную.

А Егор, услышав шум воды, открыл глаза. Был тут ночью Ткаченко или всё-таки не был?

Он мысленно дёрнул левую ногу – нет, не поднимается. Он ещё раз приказал ей шевельнуться и спуститься с кровати – бесполезно! Но как же так? Этого не может быть! Ведь ночью он ходил на ней!

Егор снова напрягся весь, каждым живым мускулом своего тела приказывая левой ноге шевельнуться. Даже спину выгнул вверх…

Ничего не вышло!

Значит, Ткаченко – это сон, только сон.

Егор обессилено распластался в постели и опустошённо закрыл глаза.

Тут в комнату вошёл Виктор:

– Егор, ты чего? – сказал в недоумении. – Ты вставал ночью?