Кремлевская жена

ВОПРОС: А он не удивился вашему визиту?

ГОРЯЧЕВА: Еще как удивился! У вас, когда я вошла, было, извините, лицо идиотки, а у него и вовсе – столбняк. Три часа ночи все-таки… Но он быстро взял себя в руки – что правда, то правда… И тут же вышел из кочегарки, весь квартал обошел – проверил, нет ли за мной хвоста. Но все было чисто, и мы с ним хорошо поговорили. Собственно, разговор был короткий: я показала ему эту газету, и он тут же все понял. «Вы меня отпустите на Запад, если я тайно свяжусь с этой гадалкой, верно?» – сказал он. И мы тут же обо всем договорились. И уже через неделю он выехал в Вену, а оттуда – в США…

ВОПРОС: Один или с семьей? Сколько ему лет?

ГОРЯЧЕВА: Ему сорок шесть лет, у него жена и трехлетняя дочка.

ВОПРОС: Как вы устроили ему разрешение на выезд?

ГОРЯЧЕВА: Вы, Анечка, молодец, ничего не пропускаете. Но и я тоже, наверное, могла бы быть следователем – я учла все, что вы имеете в виду. Конечно, если бы Михаил Сергеевич вдруг дал указание отпустить одного Бутмана, это могло бы насторожить КГБ. Поэтому мой муж просто передал Чебрикову весь список отказников, который накануне прислал ему канадский премьер, и сказал: «Выпустите первые десять человек». А Бутман был в этой десятке…

ВОПРОС: Значит, к этому времени ваш муж уже был в курсе этих предсказаний?

ГОРЯЧЕВА: И да, и нет… То есть я сказала ему, что пара предсказаний флоридской гадалки совпала с событиями в Армении и на Кипре, и я хочу с ней связаться, но неофициально…

ВОПРОС: И как он к этому отнесся?

ГОРЯЧЕВА: Ну как! Конечно, назвал меня второй Нэнси Рейган. Но в эти дни все равно нужно было сделать какой-то жест для канадского премьера – черт, все время забываю его фамилию!

ВОПРОС: Малруни?

ГОРЯЧЕВА: Правильно! Малруни! Мы же пробуем отколоть Канаду от Штатов, поэтому мы им все время делаем маленькие уступки. Так и с этим списком отказников…

ВОПРОС: Итак, этот Бутман с семьей выехал в Вену – какого это было числа?

ГОРЯЧЕВА: Пятнадцатого июля. А уже 18-го он был в США, в Белом доме по личному приглашению Рейгана! Эта Нэнси любит устраивать такие спектакли для прессы. То Щаранского они приглашали, то этого пианиста Фельдмана, а теперь вот Бутмана…

ВОПРОС: А вы не думали, что этот Бутман может рассказать о вашем поручении тому же Рейгану или в ЦРУ?

ГОРЯЧЕВА: Конечно, думала! Но у него здесь остались мать и сын от первого брака. И я его предупредила, что они получат разрешение на выезд, только если я буду жива после сентября. Как вы думаете, мог он продать меня ЦРУ или Рейгану при таких условиях?

ВОПРОС: Не знаю. Но – вряд ли… Итак, он поехал во Флориду, нашел эту гадалку. А она сказала, что на таком большом расстоянии от места будущего покушения никаких подробностей увидеть не может. Но как она могла тайно выехать из Америки в СССР, если она такая известная предсказательница? Ведь за ней, наверное, каждый день журналисты бегают. Да и ЦРУ, я думаю…

ГОРЯЧЕВА: Во-первых, она никакая не известная гадалка, а простая воспитательница в детском саду. Перед Новым годом, когда у них все газеты печатают всякие идиотские предсказания, она, курнув марихуаны, ради шутки составила список своих пророчеств и послала в местную газету. А там, тоже ради шутки, напечатали. Может, они тоже накуренные были, не знаю. Но назавтра, конечно, все об этих пророчествах забыли, даже сама Стефания. Потому что ни до, ни после этого она никакими предсказаниями не занималась. И только когда Бутман к ней явился и показал ей газету с ее же предсказаниями – ну, вы представляете, как она испугалась! Она решила, что он из FBI…

ВОПРОС: Откуда вы знаете эти подробности? Как Бутман сообщил вам все это?

ГОРЯЧЕВА: По телефону – но эзоповым языком, конечно! И звонил он, как вы понимаете, не мне! А своей маме. А я в это время была у нее, так мы с ним договорились: каждый понедельник с 9 до 10 вечера. И я в эти дни полдня тратила, чтобы сбежать от охраны и слежки…

ВОПРОС: Значит, Бутман сказал вам по телефону, что гадалка не видит подробностей будущего на таком расстоянии от России, и вы приказали отправить ее сюда…

ГОРЯЧЕВА: Я не приказала. Как я могла приказать, что вы! Я умоляла. Ведь было уже 22 августа – пять дней после гибели пакистанского президента. Помните, она предсказала, что в августе в авиакатастрофе погибнет глава мусульманской страны? И пожалуйста, семнадцатого августа разбился этот пакистанец, как его… Зия! А следующие на очереди – мы! Я и муж! Да, я обещала любые деньги, лишь бы эта гадалка скорей сюда прилетела…

ВОПРОС: Но зачем она летела через Австралию и Токио?

ГОРЯЧЕВА: О, это не ради маскировки от КГБ! Это ради маскировки от FBI! Она не хотела, чтобы кто-нибудь в Америке знал о ее поездке в Россию. С чего это какая-то воспитательница детского сада вдруг поехала в Москву? На какие деньги? Там, знаете, хоть и свобода, а налоговое управление сравнивает твои доходы и расходы и спрашивает, откуда лишние деньги. Поэтому она полетела в Австралию, якобы ее бывший любовник прислал ей билет. А уже оттуда – через Токио – в Москву.

ВОПРОС: Когда она прилетела? Какой авиакомпанией?

ГОРЯЧЕВА: Она прилетела из Токио в Москву 6 сентября в девять вечера самолетом компании «Бритиш Аэрвей».

ВОПРОС: И вам удалось уйти от охраны и тайно встретить ее в аэропорту?

ГОРЯЧЕВА: О нет! Такое было бы невозможно, что вы! Я встречала ее открыто и официально. Дело в том, что она прилетела не как простая туристка, а якобы представитель международной Лиги женской моды. Ведь всюду считают, что я безумная модница и дружу со всеми модельерами мира – от Кардена до Зайцева! Вот я и воспользовалась этим. Оставила мужа в Крыму, он там в отпуске, я вам говорила? А сама прилетела и встретила эту Грилл…

ВОПРОС: Кто был при том, когда она сказала вам о своем ощущении опасности вокруг вас?

ГОРЯЧЕВА: Абсолютно никого. В том-то и дело! Никто не мог это услышать, потому что она не говорила об этом вслух. Она написала это в своем блокноте по дороге из аэропорта в гостиницу, когда мы говорили с ней о новых модах. Эту бумажку я у нее взяла и тут же сожгла.

ВОПРОС: Разве она говорит по-русски?

ГОРЯЧЕВА: Нет. Но я уже год учу английский по болгарскому методу. «Погружение» называется, может, слышали?

ВОПРОС: Кто еще был с вами в машине, когда вы ехали с ней из аэропорта?

ГОРЯЧЕВА: Кроме шофера – никого. Но он сидел впереди, а мы сзади, и он не мог нас видеть – это правительственный лимузин, между сиденьем шофера и нами – перегородка, толстое затемненное стекло…

ВОПРОС: Насколько точно вы знаете дату запуска израильтянами их спутника?

ГОРЯЧЕВА: Совершенно точно. Насчет этого урагана в Мексиканском заливе у нас нет, конечно, разведданных. А вот по израильским космическим разработкам… Они запустят свой спутник ровно через неделю. А покушение на нас стоит в газете сразу после этого. Значит, в нашем распоряжении только семь дней!..

ВОПРОС: Последний вопрос, Лариса Максимовна. Этот плащ на вас – он ваш или нет?

ОТВЕТ: Конечно, нет! Я же не идиотка носить такое! Нет, это вещи жены Курлацкого: и плащ, и сарафан, и шляпа, и даже очки. Я на ее машине смылась в аэропорт и по ее паспорту купила себе билет до Полтавы. Только туфли тут мои, у нее нога на три номера больше…

Я выключила магнитофон и откинулась на стуле. Рука устала писать протокол, а голова отказывалась верить тому, что я только что записала. Жена главы государства легко уходит от своей охраны, тайно посещает диссидента и его мать, а теперь – меня…

Но все выглядело правдоподобно – во всяком случае, она так думала. Я взглянула на нее.

Поняв, что допрос окончен, она расслабилась на стуле, вытянула вперед ноги с красивыми ляжками и снова сняла запыленные туфли-лодочки, давая отдых своим подагрическим косточкам.

Я встала, включила электроплитку и заварила в джезве ячменный кофе. Кофе я обожаю, но достать в Полтаве настоящий кофе просто невозможно. А ячменный кофе – это почти помои, одно название. Но если я возьмусь за дело, которое предлагает мне Горячева…

– Ну? Что вы думаете? – нетерпеливо сказала Лариса.

– Хотите кофе? – спросила я. – Правда, это ячменный эрзац, но…

Я сняла с электроплитки джезву, пошла с ней к своему импровизированному письменному столу и по дороге… По дороге, посреди комнаты я как бы случайно споткнулась и опрокинула джезву с горячим кофе прямо на туфли Горячевой. Она успела рефлекторно поджать ноги, чтобы уберечься от брызг, но ее туфли, ее красивые туфли-лодочки были залиты кофе. А я воскликнула в притворном ужасе:

– Ой! Что я наделала! Простите!..

Схватив эти туфли, я отошла к окну, к свету и стала вытирать их посудной тряпкой, громко ругая себя без остановки:

– Господи! Как же я споткнулась на ровном месте, идиотка такая! Но я вам другие куплю, честное слово!.. Черт, не оттирается! – Тут я что есть сил нажала на каблук – якобы для того, чтобы стереть с него кофейное пятно.

Каблук отошел от подошвы, точнее выдвинулся с негромким скрипом, словно сидел в потайных пазах. Конечно, этот каблук был пустотелый, как я и подозревала. А в нем… В нем была маленькая пластмассовая капсула-радиомикрофон, и я тут же «закрыла» каблук, задвинула его на место. При этом я все время говорила громко, не останавливаясь:

– Господи, какая я неумеха! Этот ячменный кофе не оттирается! «Made in Italy» – такие туфли я вам, конечно, нигде не достану, но деньгами…