– Или ты спрыгиваешь? В следующую пятницу ты смертельно занят?
Я хотел сказать, что пока никуда еще не запрыгивал…
– Не разочаровывай меня, Виктуар, – опередил Жмуркин. – Мне кажется, это судьба.
– Что судьба?
– Судьба свела нас снова вместе. Впрочем, не будем о мистике. Видишь ли…
Жмуркин сощурился. Мимика у него стала богаче, и вообще, артистизм прорезался.
– Видишь ли, я с одаренной молодежью давно работаю, хорошо ее знаю… – Жмуркин нервно погрыз ноготь. – Одаренная молодежь – это, брат, ого, к ней в одиночку лучше не соваться, загрызет. Это не мы, однако… Короче, ты что, не можешь помочь своему старому другу?
– Я? Нет… То есть я не против помочь. Просто так… Неожиданно.
– Настоящее дело всегда начинается неожиданно. Вдруг. Внезапно.
Что-то ему надо, подумал я. Раньше Жмуркин бескорыстием ни разу не отличался, скорее, наоборот, задаром и не икнет, не то что о молодежи заботится. И вот этот корыстнелюбивейший Жмуркин вспомнил вдруг старую дружбу, живет-де в городе Г. Петр Иванович Добчинский, в детском саду на соседних горшках сидели, здравствуй, здравствуй, милый…
Что-то надо. Но, конечно, не скажет что. Ну ладно, здравствуй, милый.
– Счастье – оно как голубь, всегда капает неожиданно, – изрек Жмуркин. – Если оно, конечно, действительное. А вообще, юноша, от нашего путешествия тебе приключатся одни сплошные плюсы.
Тут я едва не поперхнулся. Вспомнил, что все наши прошлые невзгоды начинались как раз именно с такой же вот фразы – ну, про сплошные плюсы. Сейчас эти плюсы он живописует.
И Жмуркин немедленно живописал:
– Поход, свежий воздух, немка-флейтистка, кстати, весьма симпатичная. Опять же культурное развитие, Золотое кольцо, оно само по себе возвышает, одним своим воздухом. Комфортабельный немецкий автобус. В институт опять же немецкий пристроишься…
– Культурное развитие, говоришь?
Жмуркин кивнул.
– Ну, понятно, – сказал я. – Мне от этой затеи сплошные печеньки. Тебе… дружеская поддержка. А проекту? Зачем проекту нужен я?
– Проекту нужен летописец, – ответил Жмуркин.
– То есть?
– Вести блог, записывать путевые впечатления, мысли, происшествия. Как раз для тебя. Потом книгу издадут. В Германии, само собой.
Я почесал подбородок.
– Ну, вот и хорошо, значит, послезавтра отъезжаем, – сказал Жмуркин.
Он поднялся из-за стола.
– Уже послезавтра?
– Есть проблемы?
Есть. Сто двадцать тысяч разных проблем.
– Нет, – сказал я. – Хоть завтра.
– Вот и отлично. Ознакомься со списком участников, завтра в три организационное собрание в кинотеатре. Изволь. И еще вот.
Жмуркин извлек из портфеля лист бумаги, оставил его на столе.
– Изучи, – Жмуркин постучал по бумаге пальцем. – Табель о рангах с подробным именованием пристрастий. Может, кого-нибудь стоит вычеркнуть, погляди?
– Это одаренная молодежь? – поинтересовался я.
– Самая отборная. Лучшие люди. Можно сказать, элита.
Жмуркин цинически зевнул, почесал под мышкой и направился прочь, попрощаться со мной не удосужился.
Глава 5
Лучшие люди
Отец был «за».
Мать была «против». Но недолго.
Меня отпустили.
Я собрался за два часа. Взял тапочки, трусы, три майки, штаны. Камеру, ноутбук, блокнот, термос. Мать настояла на кипятильнике и теплых, невзирая на лето, носках. Отец не знал, что дать в дорогу, дал раскладной стульчик и родительское благословение.
– А кто еще едет? – спросил он. – Знакомые ребята?
– А как же. Лучшие люди, одаренная молодежь. Как один, сплошные дартаньяны. И парочка дартаньяниц.
– Лучшие люди? – насторожилась мать. – А именно?
Я передал ей список, она близоруко сощурилась, прочитала.
– Пятахин… Пятахин? С каких это пор он лучший? Да еще и поэт… Поэт?!
– Это правда, – сказал я. – Поэт. Знаешь, как там это… лишь солнце за рощу зайдет… Короче, он долго скрывал свой талант, и вот совсем недавно все счастливо обнаружилось. Пишет стихи. Публикуется. На семинары молодых авторов регулярно ездит. Одним словом, поэт.
– Смотри-ка ты, – удивилась мать. – А с виду дегенерат. А этот? Гаджиев Равиль… Он что, действительно на баяне играет?
– Не знаю… То есть да, конечно. Почти виртуоз. Он это… оригинальный аранжировщик.
– Да, интересно… – мать покачала головой и продолжила изучать список. – Интересно… Иустинья Жохова… Что за Иустинья?
– Устька Жохова, – пояснил отец. – В проруби два года назад топилась, не помнишь?