Страж водопоя

– Примитивный подход! – Светка пнула меня в спину через сиденье. – Как и ты сам – примитив и варвар…

– Ну конечно, не Некит…

Светка пнула посильнее.

– Хватит спорить, – отец затормозил. – Кажется, приехали.

Дорога расходилась вилкой. Отец остановился у знака, направо через двести сорок километров было Знобищево, налево была просто стрелка, без Знобищева.

– Давайте направо, – тут же сказала Светка. – Туда дорога разъезженнее – шанс найти нормальную гостиницу выше. Я не хочу в мотеле опять ночевать и в сапогах ходить.

– А я не хочу ночевать в Знобищеве, – сказал я.

– А вдруг тебе понравится?

Знобищево. Кто эти названия придумывает? Куда ни приедь – содрогнёшься.

Отец достал путеводитель, полистал.

– В Знобищево завод по производству пластиковой упаковки, – сказал он. – Средняя школа, пекарня, грибоварный цех, углежогные ямы. Всё.

– Я же говорю, в Знобищеве тебе понравится, – хихикала Светка. – Едем в Знобищево! Осмотрим углежогные ямы!

– А налево что? – спросил я.

Не хочу в Знобищево, что я, углежогных ям не видел, что ли?

– Налево у нас… – отец опять полистал путеводитель. – Налево у нас…

– Ну конечно же, Трупылёво! – перебила Светка.

Она не выспалась, и поэтому зла и капризна. В Трупылёве мы были две недели назад, чудесный тихий городок, не имеющий ничего общего со своим названием. Мне там понравилось, я ловил карпов в прудах и осваивал квадрокоптер. Отец писал днём отчёты, а по вечерам книгу, щёлкая по клавишам машинки одним пальцем, а вот Светка страдала с первого дня – в магазине, куда Светка отправилась за апельсиновым соком, её беспричинно стукнула старушка. Это повергло Светку в странное и смятённое состояние – она то собиралась найти старушку и выяснить, что же она ей сделала, то придумывала, как ловчее испепелить Трупылёво вместе с его бессовестными обитателями. Ни на первое, ни на второе Светка так и не решилась, зато Трупылёво стало частью нашего обиходного лексикона.

Почему выбор всегда между Трупылёвом и Знобищевом?

– Направо Холмы, – прочитал отец в путеводителе. – Город основан… ого, еще в девятнадцатом веке. Основан артелью бродячих мастеров, центр лесной и пеньковой промышленности на северо-востоке, приготовляли избы, сплавляли их до Волги… Искусные плотники…

– Большой выбор гробов, – прокомментировала Светка.

– Трехэтажное здание пенькового техникума… – читал отец.

– Пеньковый техникум! – хлопнула в ладоши Светка. – Брат, тебе надо непременно туда поступить. Научишься наконец плести лапти!

– Лучше плести лапти, чем плести чушь, – ответил я.

– Лапти плетут из лыка, – поправил отец. – Из пеньки плетут верёвки. Кстати, до сих пор плетут именно из пеньки, отличные верёвки получаются.

– Могу поспорить – там проводится праздник самой крепкой в мире верёвки. День Висельника. Нет, не так, Висельник Дэй…

– Нет, – возразил отец. – Ежегодный фестиваль плотницкого искусства «В чашу». Помимо этого фестиваля Холмы известны самой толстой в мире сосной.

– Я за Холмы, – сказал я.

Не то что я уж такой поклонник самых неохватных в мире сосен, но явно интересней, чем в Знобищеве. Углежогные ямы.

– Я тоже за Холмы, – сказал отец. – Мне кажется, там будет интересно.

Мы выехали из-под знака и повернули налево. Хотя указателя в сторону непосредственно Холмов не было.

– Но почему мы едем всё-таки в эти Холмы? – спросила Светка уже без ёрничанья. – Что вам там показалось? Пеньковый техникум? Это, конечно, оригинально, кто-то же должен и пенькой заниматься. А нам-то что? Сколько, кстати, до Холмов?

– Триста тридцать, – ответил отец. – К обеду будем.

– Это если повезёт.

Триста тридцать километров меня несколько опечалили, ну да ладно. Кто-то же должен и всё такое прочее.

Хорошая дорога от отворота не продержалась долго, километров через двадцать её раскатали встречные лесовозы, и началась уже обычная трясина – с ямами, колдобинами и неровными заплатами из свежего чёрного асфальта. Отец поворачивал налево и направо, я перестал следить, куда мы ехали, иногда только сверялся с солнцем, убеждался, что едем мы всё-таки на север.

После очередного поворота дорога стала получше, правда, асфальт кончился совсем, вместо него началась бетонка, и теперь мы ехали как по рельсам и медленно. Светка переобувалась – вместо мягких розовых тапочек натягивала на ноги кеды на толстой резиновой подошве. А я и так всегда в кроссовках хожу.

Я опустил стекло и почувствовал реку.

– Река скоро, – сказал я.

– Да нет никакой реки, – возразила Светка.

– Река есть.

Поспорили немного, я выиграл, мимо реки я не проскочу, любую чую – дорога ушла книзу, остановились на берегу.

Отец изучал карту, Светка в планшете проверяла. А я смотрел на воду.

– Нам туда, – отец указал на другой берег.

Через реку был перекинут понтонный мост, уже старый, проржавевший и чуть снесённый течением в сторону.

– Понтон? – Светка посмотрела на отца.

– Бывает, – зевнул отец. – Возможно, почвы заболочены – капитальный мост ставить нельзя, а деревянные каждую весну сносит. Так что понтон – лучший здесь вариант. Не надо искать ужаса там, где его нет.

– А зимой как они ездят? – приставала Светка.

– Зимой по зимнику, – ответил уже я.

– Как у тебя всё легко, – рассердилась Светка. – Зимой – по зимнику, летом – по летнику. Красота. Меня твой примитивный взгляд на мир поражает…

– Соберитесь, – сказал отец.