Час охоты

Пошли.

Она, как всегда, щелкнула меня по носу, и мы направились к воротам. Ли шагала впереди, а я сзади, как самая настоящая телохранительская собака – прикрывал спину. Возле ворот нас догнал на машине Па, затормозил и опустил стекло.

– Гулять идете? – спросил.

– Ага, – ответила Ли. – К озеру спустимся.

– Понятно… – Па почесал подбородок. – Вы там повнимательнее смотрите, как пойдете.

– А что?

– Кики потерялся, – сказал Па. – Вчера с утра куда-то ушел – и все, больше нет. Мать вся расстроена. Плачет.

– Может, погулять отправился, – предположила Ли.

– Он раньше никогда на ночь не задерживался.

– А может, он на чердак залез? – еще предположила Ли.

– Чердак я еще тем летом забил, забыли, что ли?

– Он все-таки кот…

Па покачал головой, открыл ворота и поехал в город.

Из окошка задней двери высунулась счастливая морда Айка. Гордый тем, что его везут на машине, Айк показал мне язык.

– Кики пропал, – задумчиво сказала Ли.

Так все это и началось.

Глава 4

Затишье

Да, кстати, сразу хочу сказать – я тогда был не один. Мне помогал Айк, братец мой ненаглядный. Я завидую ему, он сейчас уже всё, отбегался, могу поспорить. Я слышал, как хрустнул позвоночник, после такого хруста во фрисби не играют. Мне немного его жаль. И немного стыдно. Это ведь я подставил его, я. А по-другому было нельзя, по-другому я бы не справился. И выбора у меня не оставалось – или Айк, или Ли. Да я и не выбирал. Но я думаю, Айк на меня не обижается. Он смотрит на меня с богатых дичью лугов и не обижается. Он выполнил свой долг, оправдал свое предназначение и существование, по-другому он поступить просто не мог. Он сделал лучшую для любого пса карьеру – пал в бою, защищая свою семью. Слава тебе, мой скудоумный братец, мне тебя не хватает.

Забавно, сегодня прочитал в газете интервью Селедки. Читать вверх ногами все-таки тяжело, голова кружится. Так вот. Селедка там на целую полосу разразилась рассказом о том, как она спасла Ли, «этого несчастного ребенка», от «кровожадного чудовища», то есть от меня. Как она героически выскочила из дома, как, орудуя граблями, отогнала меня прочь и грудью защитила Ли. Как вызвала полицию… Ну, и так далее. Кажется, ей собираются вручить орден за личное мужество. И в журнал поместят, на обложку, с граблями.

Хотя на самом деле все было не так. Едва Селедка выкатилась на полянку, как сразу же завопила, как сирена на пароме. И вопила, наверное, целую минуту, и только потом уже героически спряталась в будке для садовых инструментов. Я, когда уходил, ее слышал. Из будки разило страхом.

Ладно с ней, с Селедкой. На нее я не в обиде. Сейчас в меня только ленивый не плюет. Вчера по телевизору была передача, в основу которой лег «Пригородный инцидент». То есть моя история. Вернее, ее финал. Кажется, каша заваривается нешуточная. По всей стране заваривается. За последние две недели активные группы граждан бессудно расправились с двенадцатью ротвейлерами и семью доберманами. Под горячую руку попал даже один черный русский фокс, зверюшка уж вполне безобидная. Хозяева боятся выгуливать своих собак, а некоторые просто выгоняют их на улицы. Где полиция их успешно отстреливает. И действительно, Клипер – Фаренгейт был прав – через парламент собираются провести закон, запрещающий домашнее содержание служебных собак, собак бойцовых пород и собак, чей рост превышает сорок сантиметров в холке. Все те, кто попадает под этот закон, должны быть уничтожены. Пусть меня они простят, мои братья, по-другому я поступить не мог.

Клипер, кстати, еще раз приходил, вчера. В этот раз один. Молчал, смотрел на меня не мигая. Я был в дурном расположении духа и тоже стал смотреть на него не мигая, и я пересмотрел. Он покачал головой и удалился, а «Клипер» висел еще до вечера, и только потом окончательно перебился чесноком.

А сегодня никого, только Чеснок.

Я поднимаюсь с подстилки. Мне не очень нравится эта подстилка, дома у меня была лучше. Мягкая, набитая вкусно пахнущей кокосовой стружкой. А братец Айк инфантильно спал в большой плетеной корзинке и от этого был похож на кошку.

Я поднимаюсь с подстилки и делаю три шага вперед, затем три шага назад. Если сделать четыре шага – упрешься носом в решетку, а это нам ни к чему. Потому что когда я упираюсь в решетку, Чеснок нервничает. Он откладывает газету, озирается и осторожно перемещается к двери. Вообще, я стал замечать, что сторож мне начинает постепенно нравиться. Может быть, это оттого, что я почти никого не вижу, кроме этого сторожа. Мы целыми днями сидим вдвоем в этой небольшой комнатке, где из мебели диван, ветеринарный стол и стулья. И холодильник, старый, в облезлых пятнах.

После того раза, ну, когда я напугал его и его сынишку, сторож дулся на меня дня два. И молчал. Потом оттаял и снова стал со мной разговаривать. Разговаривает он со мной, кстати, очень необычно – он меня ругает.

– Что, – говорит он, – черная свинья, скоро тебя шлепнут! Пух – и все.

Сторожа я понимаю. Работа у него нервная и опасная.

– Всех вас скоро перебьют, – обещает он. – Под корень изведут. И по лесам тоже пройдутся, а то куда ни сунься – везде бешеные лисы…

Тут я с ним, кстати, согласен. Всех этих медведей-волков-барсуков и прочее нецивилизованное зверье давно пора окоротить. А то развелось их стараньями зеленых, шагу сделать некуда.

Скучно. Хоть бы Клипер еще, что ли, пришел?

Скучно. Затишье.

Глава 5

Ненавижу кошек

Вы любите кошек? Если вы любите кошек, значит, я не из вашей компании. Я кошек не люблю. Я их просто ненавижу. Видимо, это наследственное или там генетическое. Когда я вижу кошку, во мне просто все переворачивается. Приходится себя все время контролировать. Потому что в наше время принято с кошками дружить. И если ты вдруг рявкнешь на какого-нибудь котеночка, тебя сразу же одернут и скажут, что так поступать нехорошо. Что ты плохая собака. Но это в глубинке. Если подобный инцидент произойдет с тобой в столице, то тебя сразу же отправят на прием к специальному ветеринарному психологу, а он уж промоет твои несчастные мозги как следует. И в итоге ты не то что тявкнуть на кошку не осмелишься, ты смотреть на нее без содрогания не сможешь. Будешь каждый раз вздрагивать при одном только кошачьем виде, в обморок падать.

Я не люблю кошек. И с кошки, в общем-то, все это и началось.

С Кики. С этой мерзкой блохастой твари, которую почему-то так любила Ма. Сначала я даже обрадовался, что он пропал. Этот жирный котяра нам всем давно уже надоел. В смысле нам с Айком. Я бы даже отступился от своих принципов и придушил бы его потихонечку, но было жалко Ма, она его отчего-то жаловала, и это несмотря на то, что Кики обладал целым набором на редкость отвратительных качеств. Более противного существа я не встречал в своей жизни и думаю, что больше и не встречу. Кики был неприятен внешне, и его внутренний мир вполне соответствовал его экстерьеру.

Кики был огромен. Это был исполин среди котов, я думаю, он весил никак не меньше двадцати килограммов, вероятно, в его роду присутствовали злобные камышовые крысодавы, или секретные кошки сибирских шаманов, или и то и другое вместе. Масса. Причем это был не только чистый жир, но еще и весьма злобные мускулы – Кики с легкостью сиамца взбирался в случае опасности на любой столб, что свидетельствовало о его хорошей физической подготовке.

Такую значительную массу Кики приобрел благодаря пристрастию к одному пикантному блюду. С утра Ма готовила Кики еду – открывала две банки тунца, запускала их в блендер, добавляла туда пяток бананов и взбивала до получения однородной серой массы. После чего Ма вываливала все это в небольшой тазик и звала Кики. Кики появлялся и сжирал бадью за минуту. После чего отправлялся спать на шкаф, чтобы мы с Айком не могли его достать. Кстати, на этот шкаф тоже опирался сам Мессинг. Но Селедка за это неуваженье к шкафу Кики не гоняла, видимо, она ощущала с ним тайную духовную близость.

Кики процветал. Мне все время казалось, что Кики вот-вот должен окочуриться от ожирения сердца, но Кики жил, на радость Ма и на скорбь нам с Айком, и становился все матерее и матерее.

Кики был вреден. Настоящий монстр, разрушитель и враг всего живого, Кики с упорством терминатора уничтожал в округе всякую мелкую живность. Мышей, кротов, воробьев, ласточек, навозных жуков, летучих мышей, морских свинок, других кошек, попугаев, список его жертв можно продолжать бесконечно. Однажды я видел, как Кики, укрывшись в засаде, охотился даже на бабочек – созданий безвредных и прекрасных. Причем свою добычу Кики не поедал, а закапывал в дальнем углу сада, отчего у него там образовалось целое маленькое кладбище, этакий смрадный уголок, милый сердцу.

Пытался Кики одержать триумф и над нашим собачьим племенем. Он брал, к примеру, добытую в зоомагазине морскую свинку, душил ее и выкладывал на дорогу. Через минуту появлялся соседский абрикосовый пудель и принимался со свинкой играть. И тут из кустов прядал Кики. Глупый пудель с визгом несся прочь, и только чудо порой спасало этого розового доходягу от позорной смерти. Представляю, с каким триумфом поместил бы Кики трупик несчастного пуделька на свое кладбище! Еще бы – он одолел собаку!

Мы с Айком пытались его отучить от этих манер, но неудачно. Нам удалось спасти лишь семейство кроликов, обитавших в южном углу сада, да и то случайно. Как-то в пятницу Айк отправился посмотреть на кроликов и их детенышей и застал там бесчинствующего Кики. Кики увлеченно, с омерзительным громким урчанием раскапывал нору и не заметил, как сзади подкрался Айк. Почуял опасность Кики в последний момент – он рванулся прочь, и в зубах Айка остался лишь самый кончик его хвоста. С тех пор Кики к кроликам не лез.

Впрочем, вредил Кики не только маленьким и беззащитным, он вредил всем, кому в силах был навредить. Кики прятался на яблоне, под которой любил отдыхать Айк. Айк приходил, ложился спать – и тут на него с мявом обрушивался этот блохастер! Удовольствие, прямо скажем, небольшое, можно разрыв сердца поймать.

Или еще. Братец Айк не всегда все сразу съедал из своей миски, оставлял. Барская привычка, но что поделаешь – все-таки Айк был аристократом. Коварный же Кики никогда не упускал случая в эту миску нагадить, делая еду непригодной к потреблению.

Но больше всего пострадал от Кики, конечно, Па.

Однажды Па шел по коридору, а Кики шел навстречу. Конечно же, Кики и не думал уступать Па дорогу. И совершенно заслуженно получил ногой под брюхо. С тех пор Кики затаил на Па обиду и вынашивал планы мести, ждал подходящего случая. И случай скоро представился. На сорокалетие сотрудники фирмы, где Па состоял начальником, скинулись и купили боссу дорогие швейцарские часы. Па их очень любил и всегда носил. Как-то раз после работы он совершенно случайно положил хронометр не в комод, а в хрустальную конфетницу. И вышел. В окно тут же проник Кики, он залез в конфетницу, помочился в нее и утопил часы Па.

Тогда Па хотел застрелить Кики из пистолета и уже загнал его в уборную, но мать Кики отбила. И нам запретила Кики наказывать. С тех пор Кики совсем распустился и бесчинствовал уже совершенно безнаказанно.

И теперь он пропал.