cнарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада

– Ладно, я пойду, прослежу, – Луценко указал на выход. – Последний дюйм, он трудный самый.

Луценко поспешил за заведующими, скоро я остался один в пустом зале.

Воздух постепенно успокаивался, пыль оседала на кресла, сами кресла поскрипывали, и за кулисами что-то скрипело, словно Милица Сергеевна продолжала там страстно душить долгорукую скандалистку. В театре в это время на сцену выходят сосредоточенные работники сцены, но у конференций своя специфика – на подмостки выбежала кошка. Села под микрофонной стойкой, стала было чистить шерсть, но электронный шар неожиданно подпрыгнул. И кошка подпрыгнула и шарахнулась прочь. Ладно.

Полдень. Цикады запускались на пик, разогретые улицы опустели и дышали битумом, пахло выгоревшей хвоей, хотелось к морю, в сторону Джугбы прошел вертолет.

Я вышел из конференц-зала.

Во внутреннем дворике вовсю шумела музыка, пахло кебабом, зеленью и печеным хлебом.

Банкетные столы размещались буквой «П», Уланов и долгорукая были рассажены на разные концы стола вне прямой видимости. Долгорукая успокоилась, но на всякий случай Милица Сергеевна держалась рядом с ней, а вот по правую руку от долгорукой сидела застрявшая в дольмене. Думаю, это устроил Луценко. Возможно, ему хотелось пошалить, впрочем, это могло получиться и не нарочно, я знаю, есть такие дни, когда все валится из рук и происходит не так, как надо.

Банкет развивался быстро и как полагается: заведующие пили коньяк, вино и водку, закусывали шашлыком, хлебом, жаловались на недостаточное финансирование и одновременно поднимали тосты за администрацию своих муниципальных образований. Долгорукая сидела смирно, скрипела вилкой по фарфору. Шашлыком она пренебрегала, однако водку приветствовала, закусывая огурцом и петрушкой, горько морщась после каждой рюмки. Девушка же, застрявшая в дольмене, разобравшись с горячим, захотела еще и духовной пищи – после очередного тоста объявила, что не разделяет столь критического подхода к современной детской поэзии, да что там, она сама немного детский поэт и уверена, что сейчас в этой сфере происходит много интересного. И что Уланов вполне себе ничего, не худший, в сущности, вариант.

Долгорукая на это ответила, что она сама доктор наук, а из-за таких стихов, как у Уланова, наши дети вырастают убийцами и извращенцами. Уланов на дальнем конце стола подавился водкой, на лбу у него проступила секундная решимость, отчего я испугался, что сейчас-то он прочитает свои известные и крамольные «Раскопки в Муми-доле». Но то ли Уланов смирился, то ли Милица Сергеевна в просьбе не раздувать была убедительна, то ли его действительно сморило разгулявшееся к полудню солнце, не знаю, но Уланов промолчал и стал обреченно есть.

Я добыл на тарелку замысловатый двухэтажный бутерброд и налил в фужер минералки. Аппетит не радовал. В обед я обычно беру барабулю, сладкую паровую кукурузу, печеные помидоры и перец гриль, мидий в сливках, иногда лаваш с кебабом, компот с мятой и льдом; сегодня – бутерброд с поплывшим сервелатом, мягким сыром и маринованными огурцами, какой уж тут аппетит.

Сам Луценко сидел напротив меня и громко рассказывал упругой норильской воспитательнице про свою тетку, которая в позапрошлом году получила грант на закупку специализированной мебели.

Я достал телефон.

«Бездна Эридана».

Обновлялась не чаще раза в неделю, чрезвычайно успокаивала нервы, на этой неделе, впрочем, не проверял. Путешествие по войду в реальном времени, двадцать световых лет в час, изображение на экране не менялось с самого запуска программы, звезды сквозь багровую муть просвечивались слабо, при полете с такой скоростью продолжительности жизни не хватит, ты будешь лететь тысячу жизней, но звезды так и не сдвинутся.

Все выпили еще, и застрявшая в дольмене уже громче повторила, что стихи современных детских поэтов отнюдь не плохи, на что долгорукая заметила, что это не стихи, а полуграмотное озвучание фантазий Смердякова.

Уланов это, разумеется, услышал. Нехорошо, Уланов все-таки смирный поэт, всегда готов приехать, выступить, подписать книги и провести творческий вечер в сельском клубе, я его ценю. Все за разумный прайс и никогда не нажирается, в отличие от предыдущего Шарикова, слабого по этой части.

– У меня тридцать лет стажа! – внезапно объявила долгорукая и вызывающе поднялась со стула. Милица Сергеевна предупредительно схватила ее за локоть.

– Как надоела эта старая сука! – достаточно громко и отчетливо сказал Уланов.

Уланов не только поэт, но еще и некоторый галант. И в съездах всегда участвует со всеобщей пользой, но в этот раз получилось иначе.

– У меня тридцать лет стажа! – снова воскликнула долгорукая, рывком высвободила локоть и, продолжая движение плечом, ударила застрявшую в дольмене локтем в лицо.

Я вспомнил, что долгорукая приехала, кажется, из Копейска.

Застрявшая в дольмене опрокинулась со стула и теперь лежала на бетоне, закрывшись ладонями. Из-под них текла кровь, и, когда она отняла ладони от лица, обнаружилось, что нос смотрит заметно в сторону. Для застрявшей в дольмене выдалась не лучшая поездка.

– Месть психопатки! – громко сказал Уланов.

– Прекратить! – закричала Милица Сергеевна. – Прекратить немедленно!

Долгорукая убежала.

– Убью, – отчетливо пообещала застрявшая в дольмене.

Она села, ошарашенно трогая сломанный нос. Банкет, впрочем, не прервался. Милица Сергеевна протерла лицо застрявшей в дольмене платком.

– Эту суку надо в дурдом, – снова сказал Уланов.

– Друзья! – Луценко постучал вилкой по фужеру. – Давайте продолжать!

Все стали продолжать. Минут через десять подъехала полиция. Долгорукую вывели под руки, она рыдала. Застрявшая в дольмене с лицом, превратившимся в синяк, писала заявление на краешке стола. Милица Качерян налила себе водки. А я думал, что все это на самом деле не есть хорошо, из-за этой сухопарой дуры следующие конференции могут оказаться под вопросом, понятно, что мы ни при чем, но общее впечатление…

К тому же человек десять все это успели заснять, и хотя Милица Сергеевна настоятельно просила не афишировать, я не сомневался, что уже афишировали.

Так оно и оказалось, ухмыляющийся Луценко подтвердил, что вовсю лежит, называется «Замес воспиталок» – неплохо получилось. Я смотреть не стал. Настроение испортилось. Хорошо, что к четырем приехал «Епископ Монк», слегка развеселил меня своими гуслями, и гостям, кажется, понравилось. Две молоденькие воспитательницы из Фурманова исполнили весьма пикантно ирландские танцы, а одна постарше из отдела комплектации подпевала. Остальные хлопали и смеялись.

Да, настроение слегка улучшилось, к тому же оказалось, что я ошибался – после окончания банкета и концерта за контактами ко мне обратились гораздо больше заведующих, чем я рассчитывал. Луценко, хихикая, отметил, что всем пришелся по вкусу наш праздник, и потом, согласись, приятно, когда в обезьянник отправляют не тебя, а ближнего. В гостевой дом я вернулся к семи.

Подумал, не окунуться ли в бассейн, но вспомнил про планы с блондинкой, принял душ и поспешил к ужину в главный корпус.

Блондинки в очках не было, на раздаче старалась вычурная девица с бугристыми коленками и недостаточной фигурой. Я опечалился и заказал пюре и рыбу, она без вдохновения принесла; пюре положила мало, а рыба оказалась минтаем, горек минтай, если не под маринадом, горек и пересушен, хвост пожелтел и впитал жженое масло. Минуты три я из принципа пытался расковырять рыбу ножом и частично преуспел, однако аппетит после этой борьбы окончательно утратил. Пюре оказалось неряшливо размазано по тарелке, и попробовать его я не решился, поскольку заметил, что скудная девица, подавая пюре за соседний стол, слишком уж нависает над тарелкой своим отталкивающим корпусом.

Я вышел из-за стола и направился к себе, намереваясь выпить в номере какао без сахара, и в лаундж-зоне близ своего корпуса увидел страшное: блондинка в очках переоделась в розовую футболку, короткие шортики и, как я люблю, заплела волосы в косу, сидела в шезлонге на берегу бассейна и тянула из пластикового стакана мутное пиво, рядом с ней в пластмассовом зеленом кресле раздувал кальян черноглазый Спартак. Блондинка вытянула ногу в шлепанце, потыкала пальцами в колено Спартака и сфотографировала себя на телефон, после чего мгновенно мне опротивела. Мне стало стыдно за себя и свой инфантильный романтизм, я мгновенно прозрел и увидел, что очкастая недостойна ни поездки к ключам, ни Черногории, ни приглашения в «Вердану», гнусная невыразительная хабалка, как я мог так ошибаться.

Я посмотрел на нее с презрением, после чего поднялся на третий этаж. Сучка. И уши не такие уж и приличные.

В оскорбленных чувствах я лег на диван в номере, достал телефон. Пожалуй, пожалуй, пожалуй…

«Водопады Нибиру».

«Современный Прометей».

«Водопады Нибиру» или «Современный Прометей»?

Решил с «Водопадов».

Вчерашний день был, как обычно, насыщен, сообщалось о массовой гибели невинных морских животных на Камчатке, о том, что термобелье наблюдает за своими владельцами, а над Челябинском замечены квадратные облака, Солнечная же система имеет форму круассана. Про Солнечную систему я на всякий случай посмотрел подробнее, оказалось правда. Я не знал, как к этому относиться, решил, что это к добру, и перешел к Прометею.

Прометей работал по Эквадору. Фирменно гундя в нос, сообщил, что наконец-то ему доставили долгожданный лот из Южной Америки: Бразилия, Аргентина, Эквадор, Перу, Чили. И сегодня зрители канала смогут оценить северный Эквадор.

Фабрика образована в конце девятнадцатого века, принадлежала сначала американцам, затем перешла во владение национального капитала. Традиционное производство сохранено, продукция выпускается на станках девятнадцатого века, разумеется, в соответствии с современными требованиями безопасности. Коробка стандартная, пять-четыре-один, этикетка не распечатана, а наклеена, что ценится гораздо выше. Абразивная часть сплошная, тактильно однородная, без посторонних вкраплений. Коробок с выраженной фанерной упругостью, картонная вялость практически отсутствует. Наполненность достаточная, визуальный осмотр предполагает классические четыре десятка. Процент инверсии невелик, не более трех. Качество высокое. Древесина ровная, головки стандартного размера, нет сдвоенных экземпляров, нет мегацефалов, нет непропитки. Первое впечатление положительное, приступаем к палу.

Прометей достал из коробка спичку, взял ее в щепоть, коротко чиркнул по абразиву.

Пламя оранжевое, чуть с зеленым оттенком, характерным для латиноамериканской школы. Горение равномерное, продвижение от головы к комлю последовательное, без рывков. Время горения под наклоном в сорок пять градусов порядка десяти секунд, что опять же характерно для Западного полушария.

Первый пал. Второй. Третий. Четвертый. Дилетанту доступно два основных способа запала: детский и способ курильщика. Дети, как правило, чиркают по коробку, взрослые и курильщики ударяют спичкой в абразивную полоску. Прометей использовал до десяти способов, впрочем, в своих роликах он предпочитал классику.

Мастерство Прометея заключалось в том, что он мог исполнять пал совершенно ловко, отчего спички в его пальцах чудесным образом горели не десять, а все тридцать секунд, давая при этом красивое культурное пламя. В отличие от конкурентов, добивавшихся эффекта долгого горения жалкими приемами вроде верчения спички или плавного ее колебания, Прометей формировал язычок, практически не двигая пальцами, на работу мастера такого уровня можно было смотреть часами.

Огонь то горел безмятежно, шевелясь лишь по краям, то вовсе замирал, словно замерзая и превращаясь в золотую драконью чешуйку, то вдруг оживал, извивался и двоился, как язык ящерицы. Огонь.