ЧЯП

И монету тоже проверит.

Интересно, сколько здесь модем стоит? Вряд ли сильно дороже, но канал наверняка тормознутый, только почту проверить…

Синцов представил, как он будет два месяца гонять в «Зомби Ап» на заикающемся нетбуке. Тяжело. Практически невыносимо. Но надо стиснуть зубы, взять себя в руки и терпеть. В конце концов, он мужественный человек, он обещал отцу, что не упадет духом, не запросится назад и перенесет все трудности с достоинством, как и подобает настоящему Синцову. Осталось только модем найти, всего лишь модем, что может быть проще? Он пожелал бабушке приятного просмотра и крепкого здоровья, после чего отправился в свою комнату за деньгами.

Рюкзак висел на стене, Синцов сунул руку в тайный карман, вытянул деньги, документы и два рубля, они вывалились на койку совершенно случайно. Вот только что он их туда убрал, а теперь они снова выпали. Как нарочно.

Два рубля играли на солнце тусклым серебром, Синцов взял их и принялся в очередной раз разглядывать. Монета как монета, чуть потусклее, чем обычные, и да, две тысячи третий…

Развод, снова подумал Синцов. Какой-то хитрый развод, этот Грошев реально опознал во мне лопуха и попытался развести. Только как? Ага, понятно. Он предлагает за рубль полторы, я торгуюсь, он поднимается до двух, но говорит, что пятисот у него с собой нет. Полторы дает сразу, а за пятисоткой бежит якобы домой. И тут же ко мне подходит следующий герой, который предлагает уже пять, но через час. Тот, который за пять, уходит, возвращается Грошев, а я, чтобы откупиться, отдаю ему три тысячи. Итого – полторы штуки на ровном месте, и никаких особых усилий, ровненько и чистенько. А тетки в магазине «Светлана Мэ» с ним в сговоре, специально мне эту монету подсунули…

Синцов поморщился. История с драгоценными рублями все-таки выглядела слишком странно, но убедиться, на самом ли деле рубль такой ценный, возможности не имелось – как проверишь без Интернета? Значит, за свистком.

Он прихватил деньги и направился к выходу. Заглянул к бабушке, та все еще смотрела про укрепление здоровья, Синцов решил на всякий случай спросить:

– Ба, а вот я тут познакомился с одним типом… Грошев у него фамилия, ты их не знаешь случайно?

– Знаю, – ответила бабушка, не отрываясь от экрана, – по телевизору объясняли народные методы избавления от целлюлита. – Грошевых знаю, за линией раньше жили, потом переехали на Диановых. Это рядом тут. Кажется, в котельной работает, отец то есть. А мать в школе, в Липовке начальными классами… Дочка у них в Ленинград уехала работать, а парнишка учится вроде. Они раньше корову держали, молоко продавали, сейчас не знаю. Как зовут, не помню.

– Кого? – не понял Синцов.

– Корову, кого еще? Пятно такое на морде еще. Я тогда корову уже не держала, козу только, а они долго держали еще, все никак не могли отказаться. Мы за Пустынью их пасли.

– Спасибо, – сказал Синцов и удалился. – А где тут магазины у вас?

– Да в центре. Где рынок, помнишь? Вот там все вокруг теперь и есть.

До центра, где собирались торговые точки, по словам бабушки, было минут тридцать хода, подумав, Синцов в этот раз решил воспользоваться автобусом, мало ли кто еще пристанет? Он вышел к остановке, стал ждать и честно прождал почти полчаса, изучая историю города и судьбы его жителей по надписям на стенах. Автобус так и не показался, а местные опять смотрели на него с подозрением. На тридцать седьмой минуте Синцов решил не искушать долготерпение аборигенов – а то еще сообщат в милицию – и отправиться в центр пешком.

Гривск неожиданно произвел на него приятное впечатление. Наличием урн с трогательными табличками типа «состоит на балансе ЗАО «Эпсилион Форте», «установлена на пожертвования ИП Бричкин», «частная инициатива УГА», «от коллектива пекарни № 2». Обилием самодеятельной скульптуры, составленной из покрышек, пластиковых бутылок, крашеных коленвалов и ржавых шестеренок и других сильно подручных материалов. Скамейками, оформленными в цвета и символику районов области. Непонятными памятниками, которые возникали то тут, то там в совершенно неожиданных местах.

Памятников действительно было много, и все они оказались по делу.

Вот на небольшой площади у городского суда сосредотачивалась стайка станков непонятного назначения. Приблизившись, Синцов прочитал, что это оборудование льнопрядильного и швейного цехов, закрытых за ненадобностью, а сейчас представлявшее художественную экспозицию. Несомненная близость суда создавала напряженное культурное поле.

У почты кучковалась целая композиция из старых телефонных будок, будки были художественно оформлены в разных исторических стилях, Синцову больше всего понравилась викторианская будка и будка, вкопанная в землю, стиль он определить затруднился, но на ней было выведено белой краской «позвони мне, позвони».

Вокзальная площадь оригинально себя не проявила, но совсем без художественного воплощения не осталась – на ней чернел традиционный для старых станций Северной железной дороги паровоз ИС. Синцов осмотрел паровоз и по мемориальной табличке убедился, что именно на этом паровозе были установлены многие рекорды скорости и грузоподъемности, что именно этот паровоз во время войны водил в бой бронепоезд «Ворошиловский удар», что именно он участвовал в освоении целины и в строительстве космодрома Байконур, что паровоз не на вечной стоянке, а на консервации и в любой момент готов еще послужить.

Кроме этой информации паровоз был щедро оклеен объявлениями, афишами и социальной рекламой, призывающей граждан активнее сдавать кровь и пристегивать ремни безопасности. Синцов любил читать объявления, среди них иногда попадались забавные, но на паровозе таковых не нашлось, местные жители уныло продавали навоз, пергу, подержанные «Нивы», польский конфискат и детские коляски. Синцов уже почти разочаровался, но тут увидел. Собственно, это было и не объявление, а самодельный плакат, даже в чем-то афиша. На листе ватмана в красно-черных тревожных тонах неровными тревожными буквами было написано:

«Королева поэтов Элеонора Царяпкина и ее верные клевреты из Общества Братьев Дятловых объявляют ежегодное поэтическое ристалище. 15 июля с. г. на Вокзальной площади возле Паровоза им. тов. Чумбарова-Лучинского в жаркий полдень мы обрушим на вас испепеляющую ярость пены дней! Приходите! Приводите детей!»

Синцов подумал, что это он обвиделся. Гривск подкрался незаметно. Такое бывает, идешь-идешь, потом раз – и уже вляпался. Королева поэтов Элеонора Царяпкина из Общества Братьев Дятловых 15 июля будет ристаться на поэтическом поприще. Приводите детей. Паровоз Чумбаров-Лучинский рекомендует. Мама.

Не удержавшись, Синцов запечатлел афишу на мобильник и отправился дальше в поисках салона связи, хотя Элеонора Царяпкина не отпускала. Он шагал по улице Гурьева, немного ее узнавал, но сосредоточиться на памяти не мог, потому что Царяпкина. Прицепилась.

Он совершенно против своей воли представлял эту Царяпкину. Любит стихи, любит животных, не красавица. Красавицы любят себя, фитнес и не сильно жалуют поэзию. И уж тем более не читают стихи с паровоза. И что за дурацкая фамилия? Царяпкина. Хотя с такой фамилией, наверное, и надо быть поэтом. Жечь глаголом и царяпать предлогом заскорузлые провинциальные выи.

Синцов остановился и улыбнулся себе, «заскорузлые провинциальные выи» ему понравились, про «выи» он прочитал у Гоголя, не поленился узнать значение, и вот теперь выпало применить и запомнить. Хоть самому на паровоз, честное слово.

Синцов оглянулся на Чумбарова-Лучинского, отметил, что паровоз отлично вписывался в площадь. И вообще, чувствовалось, что, несмотря на небольшое количество населения города Гривска, население это склонно было к прекрасному и не чуждо художественных проявлений, кроме того, население это явно ценило историю родного края. Размышляя об этом и о том, что в крупных городах краеведческий огонь если не совсем погас, то теплится лишь в пыльных лампадах унылых энтузиастов, Синцов направился дальше по улице Гурьева и скоро вышел к месту, где некогда находился старый рынок.

Деревянные павильоны, памятные ему с детства, разумеется, не сохранились, их место теперь занимали многочисленные ларьки и магазинчики, упорядоченно расположенные на заасфальтированном пространстве. Рынок работал, Синцов отыскал салон связи и был разочарован – девушка-связистка сообщила, что модемы закончились буквально вчера. Синцов не поверил. Девушка кивнула на пустую витрину.

– У нас всегда так, – сказала она. – То ничего нет, то сразу раскупают. Вахта же приехала.

– Что приехала?

– Вахта. Ты что, с…

Тут девушка тонким чутьем опознала в Синцове чужака и сказала, что раз в три месяца местные мужики отправляются бригадами на Ямал, работают там, потом возвращаются с деньгами. Вот когда они с деньгами возвращаются, во всех магазинах приключается коммерческий ажиотаж, покупают все, ну а телефоны и прочие гаджеты просто подметают. Так что модемов нет и не будет до конца месяца, тогда новые подвезут. Если очень нужно, то стоит посмотреть у конкурентов, через два киоска, но там цены не те.

Синцов отправился к конкурентам.

В другом салоне, как и говорила девушка, модемы оказались в два раза дороже, кроме того, продавец предупредил, что связь устойчиво работает не на всей территории города, виной тому сложный рельеф и прочие природные условия, гарантировать стабильность, одним словом, он не может. Синцов некоторое время терзался, потом сказал себе, что не готов отдавать кучу денег, да еще и рисковать в придачу, поживу без Интернета, сказал себе Синцов, как-то люди ведь живут без него? На вопрос о причинах высокой цены модемов продавец ответил, что он не виноват, это хозяин, в город ведь вернулась вахта, потом фестиваль джиперов, одним словом, на всю актуальную технику объявлен гринго-прайс. Рынок-с, однако.

Синцов впервые в жизни почувствовал себя немного гринго.

Он походил по базару, увидел много упитанных собак, слонявшихся без дела и валявшихся без дела же на земле и на холодных канализационных люках. Собаки эти были какой-то исключительно гривской породы, лохматые и черные, как тибетские мастифы, ленивые и хитрые. На чужака они поглядывали с зажратым подозрением как на пищевого конкурента.

Кроме собак на рынке были еще вьетнамцы, они торговали сахаром и тапками, тапки присутствовали в ассортименте, и Синцов с трудом поборол в себе неожиданный импульс купить зеленые бабуши с фривольной символикой. Но пройти мимо старушки с самодельной пастилой не смог, купил полкило. Про пастилу, сваренную по купеческим рецептам, Синцов видел передачу по «Дискавери», про то, что настоящие европейские лакомки прилетают аж из Цюриха за фунтом-другим настоящей русской пастилы.

Пастила оказалась выдающейся, «Дискавери» не врал. Не очень сладкой, не очень кислой, очень натуральной, Синцов, правда, натуральной пастилы никогда не пробовал, но понял, что эта – настоящая. Сказал старушке «спасибо».

Вообще раньше старушек тут водилось больше, и с пирогами, и с грибами, и особенно с семечками, вспомнил Синцов, отец всегда покупал семечки, соленые, пахнущие кубанским маслом. А еще здесь стояли грузовики с приемщиками стеклопосуды. И какой-то дед точил пилы и прилаживал топорища к обухам. Вот под этим самым столбом. Столб почти не поменялся, только проржавел, а еще теперь на нем висел плакат Царяпкиной, а под ним лежала синяя собака. Синцов подумал, что обман зрения, но приглядевшись, убедился – синяя собака. Не какой-то лишайниковый бобтейл с легкой просинью, а собака интенсивно синего цвета, явно крашеная, на всякий случай Синцов ее сфотографировал.

После синей собаки Синцов подумал, что стоит, пожалуй, пойти на мост его детства, и двинулся в нужную сторону, однако далеко по этому пути не продвинулся, поскольку обнаружил, что за ним увязалась эта самая синяя собака.

Синцов думал, что она просто гуляет, однако синяя собака уверенно следовала за ним. Плелась и плелась, так что Синцов уже в очередной раз за полтора дня пребывания в Гривске начал подозревать. Через две улицы он догадался – собака действительно шагала за ним не просто так, собака оказалась любительницей пастилы. Синцов достал кусочек, и собака тут же облилась слюной.

Никаких требований, впрочем, настырная псина не предъявляла, просто волочилась. Местные могут подумать, что это его собака. Что это он ее выкрасил. Приехал в гости к бабушке, поймал собаку, выкрасил и выгнал прочь без средств к существованию. А здесь так не принято. Поэтому Синцов не стал бороться с собакой, отдал ей остатки пастилы. Собака «спасибо» не сказала, а Синцов почувствовал, что устал. День получился беспокойным, а между тем он не перевалил даже за половину. Но синяя любительница пастилы стала для Синцова последней каплей, он вдруг почувствовал, что хватит, даже мост из детства радовать перестал. Пора вернуться домой. Подумал Синцов и увидел автобус.

До дома он доехал за пять минут. Бабушка продолжала смотреть телевизоры во сне, Синцов не стал их выключать, чтобы не разрушить гармонию, бабушка счастливо улыбалась.

Синцов осторожно прошел на кухню и опрометчиво съел полбанки холодной сметаны. Сметанный удар подкосил не хуже ворошиловского, захотелось кофе из машины, но кофе не было, Синцов стал пить заварку из чайника, на цикорий не решился.

Бабушка проснулась, сомнамбулически перелегла на диван и уснула снова, телевизоры не выключила, даже во сне оставшись в эфире. Синцов допил заварку, почувствовал скуку. Вернулся в свою комнату, взял с подоконника и попробовал почитать книгу «Гривск – город-загадка», но никакой загадки на первых страницах не нашел. Автор, местный краевед П.В. Дольников, как водится, выводил историю Гривска из седой и замшелой древности. Рассказывал, что город был основан примерно в одно время с Ладогой, само собой, лежал на пути из варяг в греки, и сам Великий князь Юрий Долгорукий, проезжая здешние места сразу после основания Москвы, был удивлен обилием рыбы в водах и птиц в воздусях и в большом от этого множества вдохновении соскочил со своего верного комоня, неосторожно запутавшись при этом в гриве шеломом работы византийских мастеров. Челядь, стремянные, стольники и смерды, встречавшие визит князя с большим энтузиазмом, кинулись на помощь Юрию, но тот уже справился сам – выхватил из ножен клинок харалужный и отсек конскую гриву по самые корни. Гриву сию он кинул в реку, которую с тех пор стали называть Гривкой. Сам же город долгое время именовался Юрьевцем, но поскольку стараниями Долгорукого Юрьевцев на Руси завелось несметное количество и жители их от постоянной путаницы испытывали дискомфорт, в семнадцатом веке город окончательно переименовали в Гривск. Существует, впрочем, еще несколько поэтических легенд о возникновении названия…

Дальше, примерно с третьей страницы, краевед Дольников врал еще самозабвеннее, но никакой загадки предъявлять не торопился, Синцов почувствовал, что от этого вранья он погружается в сон еще сильнее, чем от сметаны, и решил с этим бороться. Он дотянулся до телефона, нашел визитку Грошева и позвонил.

Грошев ответил сразу.

– Да.

– Это я, Костя. Сегодня в парке, тот, у которого два рубля.

– Привет, Костя. Надумал монетку скинуть?