Конечно, это перечисление фактов в стиле Твиттера.
Но я надеюсь когда-нибудь рассказать вам о великой жизни графа Мирабо.
Мирабо сказал: «Мы собрались здесь по воле народа, и разойтись нас заставит только сила штыков».
Бедный король придумал то, что придумывают дети. Больно падая, они наказывают пол. Король решил наказать Неккера – отправил его в отставку. Неккера – единственного, кто еще мог его спасти.
Отставка Неккера подожгла фитиль…
В Пале-Рояле молодой адвокат Камиль Демулен обращается к толпе:
«У угнетенных остался только один призыв – к оружию!»
Толпы штурмуют арсенал. Забирают оружие. 14 июля тысячи парижан пошли на Бастилию – символ деспотии.
Бастилия уже давно не главная политическая тюрьма. В ней – всего семь узников. Недавно там был восьмой, очень интересный. Но буквально накануне восстания он начал бунтовать. Пытался кричать из окна камеры – призывал народ напасть на Бастилию. Его оттащили от окна и увезли в сумасшедший дом. Имя его – маркиз де Сад.
Оставшихся семерых (двое – сумасшедшие) стерегли восемьдесят ветеранов-инвалидов и три десятка швейцарцев.
На крепость шла многотысячная толпа. Защитники отстреливались, пытались палить из пушек. Но сделать уже ничего не могли…
Комендантом тюремного замка был маркиз Делоне. Ключи от Бастилии он имел право отдать только посланцу короля.
Он понимает: ни посланца, ни помощи не будет.
Комендант решает исполнить долг – взорвать тюрьму.
Он уже стоял у порохового погреба с зажженным фитилем, но двое офицеров-ветеранов сумели отнять горящий фитиль.
Защитники Бастилии постановили сдаться народу. На переговорах с главарями восставших договорились: замок сдают за безопасность и прощение защитников. Над Бастилией поднят белый флаг.
Из своего огромного дома в двести окон, находившегося напротив Бастилии, за штурмом наблюдал великий Бомарше… Он видел, как тысячи его Фигаро, вооруженных ружьями, пиками и кольями, ворвались в старинную тюрьму. Видел он и послесловие к народной победе.
Бастилия была взята. И вскоре попросту срыта. На месте старинной тюрьмы появилась знаменитая надпись революции: «Здесь танцуют».
Эти народные танцы!
Когда Бастилия пала, танец начался тотчас.
Победивший народ разграбил, выбросил из замка на площадь бесценный королевский архив – тысячелетние манускрипты. В них – история королей, история Франции. Эти сокровища разбросали по площади. И народ радостно танцевал на драгоценных манускриптах. Немногие спасенные бумаги навсегда сохранили следы народных башмаков…
Депутаты третьего сословия перед запертыми дверями. Люсьен Мелинь. 1874 г.
Эти веселые танцы – первый эпиграф к нашему будущему повествованию. Был и другой – голова коменданта маркиза Делоне…
Коменданта Бастилии вели в Ратушу, когда озверевшая толпа отбила старика и тут же растерзала. Целый день качалась на пике голова старого коменданта Бастилии – ее победно носили по Парижу.
Несколько сдавшихся солдат и офицеров были вздернуты на виселицу во дворе Бастилии.
Ну, а король? К Людовику в Версаль прискакал гонец. В тот день у короля была неудачная охота. Охота – это, наверное, единственная страсть «заторможенного». Людовик очень огорчился неудачей и отметил в дневнике результаты охоты: «Ничего».
«Ничего» – единственная запись в дневнике короля в день взятия Бастилии!
История опять улыбнулась.
После охоты Король встретился с посланцем из Парижа. Выслушав о парижских событиях, монарх вежливо спросил:
– Вы думаете, это мятеж?
Великий Давид, «художник революции» (так его называли), задумал впоследствии главный революционный культурный проект – полотно «Клятва в зале для игры в мяч».
Бастилия в первый день разрушения. Робер Юбер. 1789 г. Музей Карнавале
На огромной, семидесятиметровой картине, должны были быть портреты собравшихся в том зале депутатов. Сотни лиц!
Четыре года работал Давид над этим полотном, когда понял – надо прекращать работу. Ибо выставить полотно было невозможно. В это время глава Национального собрания депутат Бальи, который в центре картины, на возвышении, призывал депутатов к сопротивлению уже окончил свою жизнь на гильотине и многие депутаты, тянущие к нему руки в революционном исступлении, уже были гильотинированы той самой революцией, ради которой они собрались в этом историческом зале.
Штурм Бастилии. Шарль Тевенен. 1793 г. Музей Карнавале
Таков еще один эпиграф к нашему повествованию.
Часть II
А дальше события понеслись!
Теперь на вершины Власти будут подниматься все новые и новые гиганты, чтобы при падении оказаться карликами…
В это время у Антуанетты просыпается невероятная энергия, как и у нашей императрицы перед крахом империи.
Она вмешивается буквально во все государственные дела. Она, у которой был главный лозунг: «Развлекайтесь!» – сумела овладеть тайнописью. Ночами она корпит над бесконечными письмами за границу. При помощи тайнописи идут ее непрерывные сношения с братом и другими европейскими монархами. Она призывает, молит их вмешаться.
«С каждым декретом Национального Собрания, – пишет она, – нас отодвигают все дальше и дальше от власти».
Декларация прав человека и гражданина. 1789 г. Музей Карнавале
И действительно, в Париже – лавина революционных декретов. Отменены сословия. Упразднены титулы. Маркизы, графы, герцоги – в прошлом. Новая история – все равны. Впрочем, два титула сохранились – у графа Мирабо, сказавшего: «Европа, Франция, весь мир знают меня как графа Мирабо», и, конечно, у герцога Орлеанского.
Герцог сохранил свой титул, но с революционной приставкой – герцог Эгалите. Да здравствует герцог Равенство!..
Свобода вероисповеданий. Свобода прессы. И, наконец, величайший декрет – Декларация прав человека и гражданина. Мечта просветителей стала явью. Декларация объявила: «Все люди рождаются свободными и равноправными. Живут свободными, равноправными и имеют право сопротивляться угнетению».
На Марсовом поле воздвигнут алтарь Свободы.
В эти дни в Версаль пришел фландрский полк. У Антуанетты появилась радостная возможность вспомнить о прошлом, услышать вновь забытые слова: «Да здравствует королева!»
Она устраивает прием для пришедших гвардейцев. Вино лилось рекой, в бесконечных тостах славили короля и королеву. Правда, кто-то все-таки провозгласил тост «за Нацию».
Но пирующие дружно не поддержали.