Оценить:
 Рейтинг: 0

Дублин

Серия
Год написания книги
2006
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 38 >>
На страницу:
5 из 38
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Когда Энн впервые встретила Патрика, ее мать была жива. Два года назад. Они поехали на праздник на равнине Керраг. Сюда со всех концов страны съехались и англичане, и ирландцы. Энн немного послушала волынки, пока родители смотрели лошадиные бега, а потом решила прогуляться по большой лужайке и тут заметила неподалеку молодых людей из Уиклоу, которые затеяли игру в хёрлинг. И хотя это была ирландская игра, несколько юношей из Дублина составили свою команду. Игра была жаркой, и парни из Уиклоу легко выигрывали, однако перед самым концом двое дублинцев дерзко прорвались вперед, и младший из них сравнял счет. Через мгновение игра закончилась, и Энн собралась уже уйти, как увидела, что те двое юношей из Дублина идут в ее сторону. Сама не понимая, что делает, Энн подождала, пока они не подойдут ближе. Оба широко улыбались, как мальчишки.

– Вам понравилось? – спросил с вежливой улыбкой тот, что был постарше, с темными волосами и правильными чертами лица. – Я Уолтер Смит, а это мой брат Патрик. Как видите, мы свою битву не выиграли. – Уолтер рассмеялся и внимательно посмотрел на Энн, но она этого не заметила, поскольку ее взгляд остановился на Патрике.

Он был выше брата. Худощавый и крепкий. И в его манерах было нечто мягкое. Лицо овальное, на подбородке двухдневная щетина. Судя по всему, борода у него росла очень быстро. Каштановые волосы коротко подстрижены и надо лбом начали редеть. Карие глаза смотрели спокойно, и смотрели они на Энн.

– Ты видела, как я играл?

– Видела. – Энн засмеялась.

Он доволен собой, подумала она.

– К концу я постарался, – добавил Патрик.

– Да они просто нам позволили, – улыбнулся его брат. – Из жалости.

– Ну нет! – Младший казался разочарованным. – Не слушай ты этого парня! – Ласковые карие глаза теперь смотрели прямо в глаза Энн, и девушка, к собственному удивлению, почувствовала, что розовеет. – Как тебя зовут? – спросил он.

Энн вовсе не знала, стоит ли ей ожидать новой встречи с Патриком Смитом или его братом. И потому через несколько дней она испытала легкое волнение, когда, приехав с матерью в Дублин, заметила его рядом с собором Христа. Патрик тут же подошел, вежливо представился ее матери и немножко поболтал с ними – достаточно, чтобы выяснить: по четвергам она обычно ездит в Мэлахайд повидаться с жившим там старым священником. И на следующей неделе он ждал у дороги на Мэлахайд и скакал рядом с Энн примерно с милю.

Вскоре после этого Энн уехала во Францию, а в том же году ее мать умерла. Через несколько дней после того, как пришла эта весть, Энн получила письмо от Патрика. Он выражал соболезнования и сообщал, что думает о ней. В течение следующих долгих месяцев, когда Энн чувствовала себя невероятно одинокой, она довольно часто думала о Патрике. И хотя она любила своего брата и знала, что отец бесконечно любит ее, ничто не могло заполнить болезненную пустоту в ее жизни – там, где прежде всегда ощущалась любовь матери.

Патрик встретил Энн через несколько дней после ее возвращения. И Энн придумала, что нужно брать с собой Орландо. В конце концов, девушка вроде нее просто не могла исчезать куда-то день за днем, ничего не объясняя. Что же до прогулок наедине с молодым человеком, да еще и без дозволения отца, – такое было просто немыслимо. Поэтому Энн нашла отговорку.

Ей это не нравилось. Она была обычной девушкой, но девушкой серьезной. И следовала истинной вере своих предков. Она любила своих родных и доверяла им. И каждый вечер молилась за душу матери и просила Деву Марию вступиться за нее. Энн было противно обманывать отца: она знала, что это грех. И если бы ее мать по-прежнему была с ними, Энн непременно рассказала бы ей о Патрике Смите, но отец – это совсем другое дело. И все равно ей хотелось его совета. Она бы и попросила о нем, но кое-что удерживало ее. Страх. Страх, что отец запретит ей впредь видеться со Смитом.

А она в нем нуждалась. Когда они вдвоем гуляли по тропинкам, Энн чувствовала себя легко и радостно, как ни с кем другим. Когда Патрик подходил ближе, Энн иногда почти дрожала. Когда его мягкие карие глаза заглядывали в ее глаза, ей казалось, что они сливаются воедино. Волнение этих встреч и растущее чувство того, что ее любят, заполняло пустоту, оставшуюся после смерти матери. И к тому лету Энн уже думала, что ей не прожить без Смита.

Но что бы сказал отец, если бы узнал? Конечно, он бы вмешался. А уж ее брат Лоуренс… Энн даже думать не хотела о том, что мог бы сказать он. Нет, если родные узнают о ее встречах с Патриком Смитом, всему придет конец.

А неделю назад Патрик просил ее выйти за него замуж. Они оба понимали, что все нужно устроить очень осторожно, должным образом. Его отец должен встретиться с ее отцом. Две семьи должны оценить друг друга, им ведь предстояло породниться. И знал или нет отец Патрика об ухаживаниях его сына, все равно молодые люди сошлись на том, что Мартина Уолша ни во что посвящать не следует.

– Я просто не осмелюсь теперь признаться ему, – сказала Энн. – Отец решит, что мы его обманывали, и это причинит ему боль, а возможно, и настроит против нас.

Один ужасный момент Энн боялась, что может проболтаться Орландо, но мальчик помнил свое обещание и помалкивал. Энн решила еще раз поговорить с ним – очень твердо, – перед тем, как уедет утром.

Если им повезет, то к тому времени, когда она окончательно вернется из Франции, они с Патриком будут помолвлены. А ее дорогой отец будет думать, что это он все устроил.

Мартин Уолш отвернулся от Лоуренса и задумчиво посмотрел на Энн. Она уже стала красивой молодой женщиной и так напоминала ему дорогую жену. Но все равно она была еще девочкой. Невинной. Которую нужно защищать. Ладно, он поговорит со своим кузеном Дойлом о семье Смита. Но в одном Уолш был уверен: счастье Энн он поставит превыше всего. Это должно быть его целью.

За спиной Энн через пролив виднелся маленький островок с расколотым утесом, и он, казалось, купается в гаснущем оранжевом пламени. А далеко на северо-западе вырисовывался холм Тара. Солнце, ставшее кроваво-красным, опускалось за него. Мартин снова развернулся, чтобы посмотреть на юг, через Дублинский залив. Темнело. На дальней стороне залива тьма накрывала и маленький район Долки. А еще дальше к югу, где в вечернем свете можно было видеть вулканические конусы, береговая линия сливалась с угрюмым серым морем.

Компания спустилась с вершины Бен-Хоута и поскакала на запад, через древнюю Долину Птичьих Стай, к дому. Солнце уже спряталось за Тарой, но небо над головами было еще светлым, из-за горизонта на севере разливалось сияние, позволявшее видеть все вокруг.

До дома им оставалось совсем немного, когда в полумиле впереди они увидели двоих всадников, ехавших по дороге с севера, к Дублину. Бесформенная тень позади, ведшая за собой вьючную лошадь, была, без сомнения, слугой, однако мужчина впереди производил сильное впечатление. Даже на таком расстоянии, даже в меркнущем свете его высокое худое тело, слегка наклонившееся вперед, походило на палку или, поскольку мужчина слегка раскачивался, на некое одинокое черное перо, чертившее на пейзаже чернильную линию.

Орландо, поглощенный странным зрелищем, не слышал, как выругался его отец, и не заметил, что его просят остановиться, пока не ощутил на руке ладонь Лоуренса.

– А кто это? – спросил мальчик.

– Человек, с которым тебе не захотелось бы встречаться, – очень тихо произнес отец.

– Протестант. – По тону Лоуренса было понятно, что он мог сказать и проще: «Сам дьявол».

Все молча наблюдали за тем, как похожая на жердь фигура пересекает пустую равнину, явно не замечая присутствия зрителей.

– Это доктор Пинчер, – наконец сказал Уолш.

Именно тем утром доктор Пинчер обогнул могильный холм на склоне над рекой Бойн. Как и все те, кто ходил этой дорогой, он смотрел вниз, туда, где величаво скользили лебеди, и отмечал спокойствие и тишину этого места. Как и другие, он глядел на огромные, поросшие травой могильные холмы, которые высились, словно молчаливые гиганты вдоль узкой гряды, а в его мозгу шевелилась мысль: что это за дьявольщина и как все это здесь очутилось? Если бы кто-нибудь смог ему объяснить – однако никто этого не делал, – что древние насыпи некогда были гробницами, сооруженными в соответствии с точными астрономическими расчетами, доктор Пинчер был бы изумлен. А если бы кто-нибудь из ирландцев рассказал ему, что под этими курганами скрываются светлые залы легендарного народа Туата де Данаан, народа великих воинов и мастеровых, который правил этой землей еще до того, как сюда пришли кельты, доктор Пинчер только бы презрительно фыркнул. Доктор не говорил по-ирландски, да и легенды ирландцев его не интересовали. Но перед самым большим курганом он заметил россыпи белого кварца. Пинчер подумал, возможно, они могут представлять какую-то ценность.

В то утро доктор Пинчер пересек Бойн ниже по течению от древних захоронений и поехал дальше на юг. Несколько дней доктор провел в Ульстере, и это было интересно. Очень интересно. И потому весь день он был занят размышлениями и ни слова не сказал слуге. Доктор Пинчер даже не остановился, чтобы перекусить.

Он уже десять лет прожил в Ирландии, и его мнение об ирландцах ничуть не изменилось. Король Яков дал верное определение: он называл коренных ирландцев-католиков дикими животными.

Кто-нибудь мог бы подумать, что такое мнение кажется странным, если учесть, что мать короля, королева Мария Шотландская, была преданной католичкой и что правители Шотландии ведут свое происхождение от ирландских племен. Но поскольку новый монарх Стюарт был помазанником Божьим, да еще и ученым, то верность его суждений не подвергалась сомнению. К тому же постоянные попытки ирландцев уклоняться от британских правил лишь доказывали, что они не способны сами управлять своей страной.

В Долине Птичьих Стай доктор Пинчер заметил Уолшей, но не обратил на них внимания.

Что бы он ни думал об ирландцах, положение преподавателя в новом учебном заведении приносило Пинчеру некоторое удовлетворение. Тринити-колледж был решительно протестантским, и Пинчер был там не единственным, кто проповедовал доктрину кальвинизма. Так что вряд ли стоило удивляться тому, что католики избегали Тринити, а правительственные служащие и прочие вновь прибывшие из Англии с энтузиазмом его поддерживали. Пинчер с успехом читал лекции по классическим языкам, философии и теологии и вскоре добился того, что его пригласили читать проповеди в кафедральном соборе Христа, где он завоевал у слушателей хорошую репутацию. Деньги, получаемые им за преподавание и проповеди, позволяли доктору жить весьма неплохо.

В особенности потому, что он не был женат. Вообще-то, он подумывал об этом и время от времени встречался с молодыми женщинами, которым казался привлекательным, но все они обязательно говорили или делали что-то такое, что подсказывало Пинчеру: они его недостойны. Поэтому он так и не женился. И все же у него была семья. Его сестра после чересчур долгого девичества наконец вышла замуж за почтенного человека по фамилии Бадж. И около полугода назад доктор получил письмо, в котором сообщалось, что сестра родила сына. Мальчика назвали Барнаби. Барнаби Бадж. Это было солидное, благочестиво звучавшее имя. И до тех пор пока он сам не женился и не обзавелся детьми, Пинчер считал этого малыша своим наследником.

«Я намерен кое-что сделать для него» – так Пинчер написал сестре. И хотя писал он это, руководствуясь естественной семейной привязанностью, все же у него были и дальнейшие планы. Потому что, по правде говоря, с течением времени его сестра стала иногда проявлять недостаток уважения к брату. Но это была только его собственная вина. Пинчер не мог этого отрицать. Он ведь помнил некоторые моменты своей юности и глупую историю, которая заставила его поспешно уехать из Кембриджа. Увы, сестра знала обо всем. А Пинчеру эти воспоминания даже причиняли боль. Но его выдающаяся карьера в Дублине давно перекрыла прошлое. Репутация доктора была надежной. Он много работал, и он ее заслужил. Долгие годы он трудился ради спасения. Был осторожен и благоразумен. Но все равно до сих пор не имел ощутимого доказательства своего положения: собственности. И лучше всего – земли. Но теперь, похоже, все это было рядом.

Ульстер. Божья награда.

В тот день, скача на юг, доктор Пинчер несколько раз вспоминал Двадцать второй псалом и находил его весьма подходящим к случаю. «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться». Видит Бог, он всегда был преданным слугой. И должен теперь верить, что Бог его вознаградит. «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих… чаша моя преисполнена…» Да, избранную паству следует кормить, даже устраивать для нее пиры на глазах ирландцев. «Он покоит меня на злачных пажитях…» Ах, именно это он и видел всю неделю. Зеленые пастбища Ульстера. Вознаграждение Божье. Очень скоро сеятель бросит семя на благодатную почву.

Один благочестивый человек рассказал доктору о ферме в Ульстере. Арендатор собирался отказаться от нее через год или около того, и, скорее всего, ту ферму можно будет купить за хорошую цену. Земля там прекрасная. Если доктор побеспокоится прямо сейчас, то сможет получить обещание, что ему предложат ту землю в первую очередь.

Вот Пинчер и поехал в Ульстер и пришел от него в восторг. Конечно, там все одичало, но земля была плодородной. В особенности доктор был рад обнаружить расположенные вдоль побережья общины шотландцев, настоящих кальвинистов вроде него самого. Они уже перебрались через море и основали собственные небольшие фермы и рыбацкие деревушки. Что до собственности, о которой шла речь, то Пинчер осмотрел ее и поговорил с кем надо. Местечко, если он пожелает, может перейти к нему. Но куда более вдохновляющей для благочестивого человека была мысль о том, что вокруг живут добрые люди.

Подумать только, говорил себе Пинчер, ведь эту землю можно распахать, заселить…

Колонизация. На самом деле процесс колонизации начала католическая королева Мария Тюдор. И хотя ирландцы были католиками, она им не доверяла и потому пожаловала английским джентльменам земли в южной части Ленстера, где были основаны два поселения с военными гарнизонами для защиты тех мест. Попытались создать и другие колонии, в особенности в Манстере, где после большого бунта в период правления королевы Елизаветы отдельные участки земли правительство взяло под свой контроль в надежде, что поселенцы смогут научить ирландцев, как должны жить настоящие английские йомены. Но успеха там не добились, и все равно королевский совет не терял надежды. Что касается Пинчера, то ему казалось, что колонии – это блестящая возможность исполнять Божью волю. Разве не то же самое происходило в новых колониях – Виргинии и прочих – в Новом Свете? Вооруженные общины благочестивых пилигримов посреди туземных язычников, которые в свое время будут либо обращены, либо вытеснены в дикие места, а то и истреблены.

Колонизация проводилась достаточно просто. Огромную площадь следовало разделить на участки разных размеров. Англичане или шотландцы, готовые вложить деньги, – их называли предпринимателями – могли рискнуть и получить земельный надел, перевезти туда крепких арендаторов из Англии: йоменов, мастеровых и прочих, конечно же убежденных протестантов, – и потом наслаждаться постоянным доходом. Таким образом они стали бы владельцами идеальных общин. А скромные вкладчики вроде самого доктора могли не упустить блестящей возможности приобрести землю в аренду, а потом сдать ее в субаренду за приличные деньги.

В общем, не приходилось удивляться тому, что сердце доктора переполнялось радостью, когда он обдумывал идею: огромная часть Ульстера избавлена от папистов…

Могло ли это осуществиться? Кто знает? В свое время – да, верил Пинчер. А пока он мог начать, если все пойдет хорошо, с небольшого участка земли.

Поэтому он пребывал в отличном расположении духа, когда, добравшись до Долины Птичьих Стай, заметил католиков Уолшей, но не позволил этой картине испортить ему настроение.

После той их неловкой первой встречи Пинчер лишь изредка видел адвоката-католика. Он подозревал, что Мартин Уолш его недолюбливает, хотя Уолш был слишком джентльменом, чтобы как-то это показать. А вот к сыну Уолша, иезуиту, Пинчер испытывал ненависть и отвращение. О других двух детях Уолша он ничего не знал. Но в общем доктор Пинчер не проявлял особой враждебности к семьям вроде Уолшей. В конце концов, невозможно было отрицать тот факт, что Уолш – настоящий джентльмен, хотя и папист. И до тех пор пока он предан английской короне, а Мартин Уолш был ей действительно предан, не было нужды лишать их права владения, как каких-нибудь простых ирландцев. Пинчер на самом деле не был уверен в том, какой должна быть судьба людей вроде Уолша. Конечно, их следовало понемногу лишать власти. С некоторыми, вроде иезуита Лоуренса, обращаться следовало со всей строгостью. Другие постепенно исчезнут сами собой. Такова была основная мысль Пинчера.

И вдруг его осенила счастливая мысль. К тому времени, когда его племянник Барнаби Бадж достигнет зрелого возраста, останется ли младший сын Уолша по-прежнему папистом, наслаждающимся плодами имения Уолшей? Нет, так Пинчер не думал. Он даже решил с полной уверенностью, что к тому времени с такими, как Уолш, будет полностью покончено.

В самом начале августа Уолш сообщил Орландо:

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 38 >>
На страницу:
5 из 38

Другие электронные книги автора Эдвард Резерфорд

Другие аудиокниги автора Эдвард Резерфорд