Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Так как в Ришельевский лицей в Одессу были присланы из Петербурга два виленских профессора, замешанные в деле, случившемся в Литве, то я счёл долгом своим поручить строгий надзор за ними тайным агентам. Несколько времени спустя после их приезда, министр народного просвещения предписал мне объявить им, что они не могут оставаться в Одессе, но что им разрешается взять место внутри России. В ожидании ответов, которые должны были получиться, в Одессе собралось множество жителей польских губерний, что вынудило меня следить за ними с особенною строгостью, но здесь поведение их оказалось вполне безупречным. Стараясь открыть причину недовольства там, где оно могло скрываться, мои агенты, по счастливой случайности, напали на след гораздо более важного и серьёзного дела, могущего иметь самые печальные последствия, так как тут дело идёт о спокойствии Вашего Императорского Величества.

В письме, написанном мною генералу Дибичу в Варшаву, я коснулся слегка одного дела, по поводу которого он желал иметь от меня некоторые сведения, но в то время я сам был ещё на пути к открытию истины, теперь же я имею все сведения, знаю даже цель, какую желают достигнуть, и поэтому осмеливаюсь просить у Вашего Императорского Величества аудиенции, так как дело касается вещей, которые не могут быть переданы письменно, и которые возможно сообщить лишь Вашему Императорскому Величеству. Вы будете, государь, на пути к разъяснению многих событий.

Чтобы нельзя было заподозрить цель моей поездки в Петербург, и чтобы она была известна лишь Вашему Императорскому Величеству, я думал отпроситься в отпуск на 28 дней, но так как здесь говорят, что Ваше Императорское Величество намереваетесь отправиться на несколько дней в Таганрог, то, быть может, государь, вы соблаговолите разрешить мне представиться там Вашему Величеству, в одной губернии с колониями. Осмеливаюсь уверить Ваше Величество, что я отнюдь не стараюсь воспользоваться этим случаем как средством оправдаться от клевет и устранить зло, которое многие стараются причинить мне.

Совесть моя слишком чиста, а моя честь и усердие в службе Вашему Величеству стоят вне всякого упрёка. Впрочем, государь, я далёк мысленно от всяких личных забот, и думаю лишь об особе Вашего Величества и о спокойствии вашем.

Теперь более, чем когда-либо, вы увидите, государь, во мне и во всех действиях моих одно усердие, преданность и благоговение к Вашему Императорскому Величеству.

Вашего Императорского Величества

покорный и преданный слуга

граф Иван де Витт.

Ещё несколько слов о Ришельевском лицее

Да, граф Витт, хоть считался управляющим Ришельевским лицеем, практически не переступал его порога. Но зато в лицее поселился виттов аудитор (а фактически агент) Суходольский.

Адъютант же Витта Чиркович буквально дневал и ночевал там.

А вот назначениями в лицей новых педагогов практически ведала никто иная, как Каролина Собаньская, на пару вместе с любимой камер-фрау своей (то бишь служанкой) проверявшая кандидатов на благонадёжность.

Что тут скажешь? О времена, о нравы!

И именно Каролина сообщила Мицкевичу, что вакансий в настоящее время в лицее нет. После чего великий лирик с одним своим польским коллегой и отправился вглубь поселений выполнять одно частное поручение. Но произошло это в 1825 году, а пока обратимся ко времени чуть более раннему, пока Мицкевича ещё не было в Одессе.

17 октября 1823-го года. Смотр в Тульчине

В октябре 1823 года у салона Собаньской образовались вынужденные каникулы. Каролина в этот месяц почти начисто отсутствовала в Одессе, и вот по какой причине.

17 октября в Тульчине начинался смотр Второй (Южной) армии. И принимал его самолично император Александр Павлович.

В Тульчин съехалось всё воинское начальство. Был там и генерал Витт. А Каролина Собаньская, как его невеста, была одной из хозяек празднеств, балов, приёмов, устраивавшихся в Тульчине в честь государя.

Между прочим, уланская дивизия Витта на высочайшем смотре особо отличилась, что было отмечено императором. Витт был награждён орденом Владимира первой степени и назначен командующим третьим резервным кавалерийским корпусом.

На одном из тульчинских балов государь удостоил милостивой беседы и Каролину Собаньскую. И говорил с ней почти сорок минут, как с истинной хозяйкою бала и почти законной женою Витта, постоянно повторяя: «ваш достойнейший во всех отношениях супруг». Каролина буквально млела от счастья.

Первые ниточки заговора

Адъютант Витта, капитан лейб-гвардии драгунского полка Чиркович, без труда вычислил к кому и с какой целью направлялись два поляка.

Они искали подпоручика квартирмейстерской части Генерального штаба Лихарева и с целью совершенно невинной. Оказывается, что матушка этого Лихарева, узнав, что означенных поляков высылают на юг России, просила их разыскать её сына и передать ему домашних колбасок и ещё всякой снеди.

Всё это Чирковичем было установлено довольно точно. Однако неуёмный Витт всё же приказал следить за Лихаревым и выяснить весь круг его знакомств.

И тут стали открываться совершенно потрясающие вещи. Домашние колбаски госпожи Лихаревой привели к открытию самого настоящего военного заговора, главной задачей которого было ничто иное, как цареубийство.

И тут мы должны вывести на сцену ещё одно лицо: это – Александр Карлович Бошняк. Он был человек довольно умный, образованный и даже считался передовым.

Бошняк был помещиком Херсонской губернии. Прежде он служил в министерстве иностранных дел, а потом получил наследство, вышел в отставку, поселился в имении своём, занялся сельским хозяйством, стал даже изучать ботанику, но затем был приписан к ведомству Витта (Мицкевич как-то встретил его у Ивана Осиповича в полковничьем мундире, выразил по этому поводу удивление, на что Витт со смехом ответил, что Бошняк ищет мошек, но особого рода).

Вначале Витт решил испытать нового сотрудника (он всегда это делал) и предложил прекрасной Каролине соблазнить Бошняка, дабы та «разговорила» его. В результате выяснилось, что Бошняк и в самом деле придерживается монархических убеждений и предан безмерно государю Александру Павловичу.

Убедившись во всём этом, Витт приказал Бошняку в наикратчайшие сроки сдружиться с подпоручиком Лихаревым, чтобы вызвать того на особую откровенность. Это не просто удалось: Бошняк даже смог вступить в тайное общество. И тогда Витт сказал Бошняку, что тот должен сделать всё для того, чтобы туда приняли и его, Витта.

И Бошняк через подпоручика Лихарев познакомился с весьма важным заговорщиком. Это был Василий Львович Давыдов, владелец знаменитого поместья Каменка.

Бошняк объявил Давыдову, что граф Витт давно знает о существовании тайного общества и об его целях, и горячо сочувствует этим целям. Также Бошняк передал, что Иван Осипович готов подвигнуть весь свой кавалерийский резервный корпус на пользу заговорщиков.

А в награду Витт просит, убеждал Бошняк, чтобы его назначили начальником повстанческой кавалерии, если, конечно, генералу Раевскому предназначено командовать армией, а генералу Михаилу Орлову – быть у заговорщиков начальником штаба.

Называя имена двух этих заслуженных деятелей, Витт, конечно, прежде всего хотел выяснить степень их причастности к тайному обществу. Но более всего он желал достигнуть, чтобы заговорщики приняли его в свой круг: тогда бы он всех их мог бы разоблачить одним махом.

А ещё Бошняк от имени Витта и по его поручению стал требовать немедленно начать боевые действия, мотивируя это тем, что государь уже знает о заговоре, и для тайного общества спасение заключается в немедленном возмущении.

Хотя главарям заговорщиков предложение Витта показалось крайне подозрительным (он ведь был известен как личный агент российского императора), но тем не менее они приняли в соображение, что Витт, истративший на свои личные нужды денежные суммы, принадлежащие военным поселениям, мог опасаться за это суда, и даже ссылки, и потому способен был искренна примкнуть к заговору. Но на самом деле, если бы Витт раскрыл тайное общество, то заслужил бы от правительства полное прощение.

Но эта мысль, как видно, заговорщикам в голову не приходила. Во всяком случае, Витту в его просьбе не было раз и навсегда отказано.

Члены Тульчинской думы южного общества (а центр её был в Тульчине, принадлежавшем прежде графу Станиславу Феликсу Потоцкому, и там некогда жила матушка Витта) предписали подпоручику квартирмейстерской части Лихареву следующее.

Ему следовало затянуть на некоторое время дело принятия Витта, и отсрочивать его принятие до киевских контрактов 1826 года, но таким именно образом, чтобы отсрочка эта не доказывала бы недоверия к Витту, а между тем доставила бы тайному обществу возможность убедиться в большей или меньшей искренности его, следя постоянно за ним.

Да, следить за многолетним провокатором Виттом, подлинным и неподражаемым виртуозом измены и доноса – идея была интересная, занятная, но крайне глупая и обречённая на неизбежный и оглушительный провал.

А Бошняк, кстати, был убит во время польского восстания 1830–1831 годов, но только не поляками, а русскими офицерами. Имена их не сохранились, увы, но они явно отомстили за своих товарищей, повешенных и отправленных на каторгу.

Кажется, эти безвестные офицеры и есть единственно порядочные люди во всём моём повествовании.

Каролина Собаньская, узнав об убийстве Бошняка, своего приятеля, коллеги и кратковременного избранника, была в ярости, но ничуть не переживала и никогда более не вспоминала о нём: сентиментальность тогда совершенно не была ей свойственна, ни в малейшей мере, должен сказать.

Граф же Иван Витт страшно жалел о потере ценнейшего своего агента, искреннего и убеждённого монархиста, но он чрезвычайно радовался при этом, что у него остаётся ещё Каролина (Лолина), непобедимая, неотразимая и великолепная покорительница мужских сердец, перед которой никто не в состоянии устоять.

Кстати, граф впоследствии сильно разочаровался в Собаньской, и уже более не сравнивал её с великой Софией Потоцкой-Витт: наоборот, всячески стал теперь подчёркивать, что они на самом-то деле ничуть не схожи.

Проблема заключается в том, что Каролина оказалась слишком хорошим агентом, настолько хорошим, что её маску на самом верху российской власти приняли за истинное лицо, а это не могло хорошо закончится. Её игру приняли за чистую реальность.

В общем, она невольно ввела в заблуждение не только бунтовщиков, но и самого царя, поверившего, что она и правда заодно с заговорщиками. Витт был в ярости и буквально выгнал Каролину. Да, именно за то, что она слишком уж вошла в роль свою.

София Потоцкая, как стал позже считать Иван Осипович, оказалась гораздо умнее, и, главное, тоньше, а одновременно – добавлю уже от себя – ещё и гораздо циничней, хотя и у Собаньской цинизма хватало, и даже с избытком. Впрочем, он полагал, что матушка его – женщина даже не большого, а великого цинизма, что почитал несомненным достоинством, видя в цинизме проявление свободного ума.

Между, прочим, в бумагах Витта я нашёл запись с пометой «любимые слова матушки моей». Вот эта презанятная запись, не мало говорящая и об генерале и об знаменитой матушке его: «Будешь искать честных людей, останешься с одними дураками».

Но это разочарование Витта и разрыв его с Собаньской произошли потом, уже после польского восстания 1830-31-го годов, а пока возвращаемся к печально знаменитому 1825-му году, унёсшему в мир иной одного из лучших российских государей.

Генерал Витт при активнейшем содействии Александра Бошняка и Каролины Собаньской сделал всё для того, чтобы противоправительственного бунта не произошло, чтобы он заблаговременно был обнаружен. Однако всё дело в том, что человек, даже самый могущественный, самый дальновидный, не властен, увы, над человеческою природой.