Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова

2) Виппер, Р. Ю. Иван Грозный. – М.-Л., 1944;

3) Володихин, Д. В. Иван IV Грозный: Царь-сирота. – М., 2018;

4) Володихин, Д. В. Воеводы Ивана Грозного. – М., 2009;

5) Кром, М. М. Рождение государства. Московская Русь XV–XVI вв. – М., 2018:

6) Пенской, В. В. Иван Грозный и Девлет-Гирей. – М., 2012;

7) Филюшкин, А. И. Первое противостояние России и Европы. Ливонская война Ивана Грозного. – М., 2018;

8) Шмидт, С.О. У истоков российского абсолютизма. – М., 1996.

Семён Дежнёв

Удачливей Колумба

Выработавшийся у нас в советскую эпоху канон рассказов о русских героях не любит «историй успеха». Родился в бедности, – не щадя живота своего служил государству, которое его заслуг не ценило, – враждовал с умевшими приладиться к начальству врагами, – скончался в нужде и опале, – достижения были забыты или присвоены корыстными иностранцами. По этому образцу ухитрялись излагать биографии Ермака, Хабарова, Ломоносова, Суворова, Ушакова, Лобачевского, Попова, даже Менделеева. Тенденцию эту трудно признать безвредной – она исподволь внушает молодым людям мысль, что служба России не только не получает заслуженной награды, но и лишена всякого личного смысла.

История успеха Семёна Ивановича Дежнёва (1605–1673) не укладывалась в этот мрачный канон, словно проходила поперёк него. Он сорок лет отдал службе Русскому государству на его северо-востоке, принимал участие во множестве сражений и дипломатических миссий, без числа раз ранен и не раз тонул, первым прошел через пролив между Азией и Америкой и оставил описание этого прохождения, исследовал и присоединил к России бассейн реки Анадырь вместе с богатейшими промыслами моржовой кости, ценимой тогда выше золота и даже соболей. Многотрудная и опасная служба Дежнёва принесла ему значительный материальный прибыток, чин атамана, прочное уважение со стороны воевод, Сибирского приказа и самого Государя с боярской думой, и, наконец, всемирную посмертную славу.

Заслуга С. Дежнёва вспомнилась, едва началось научное изучение истории Сибири. Уже в 1736 году Герхард Миллер опубликовал, основываясь на найденных в архиве Якутской воеводской избы документах («отписках» атамана), рассказ о подвиге Дежнёва, который вскоре воспроизвел в своем «Кратком описании путешествий по северным морям» обычно во всем споривший с Миллером М. В. Ломоносов. Все довольно робкие попытки поставить под сомнение достижения Дежнёва, восходящие к тяготевшему к скептической школе историку Сибири П. А. Словцову, неизменно оканчивались полным фиаско – выяснялось, что скептики плохо знали и понимали документы, рассказывающие об открытиях атамана. Да и самих этих документов обретается в архивах достаточно много, чтобы жизнь и деяния «Семейки Иванова Дежнёва» не оставались бледной тенью, а предстали перед нами подлинной историей из плоти и крови, частью великого русского похода «навстречь солнцу».

«Россия создалась Сибирью»

Плавание Дежнёва не было исторической случайностью – оно органически вытекало из геополитического призвания России и структурных особенностей русской цивилизации. Поэтому с уверенностью можно сказать, что в ту историческую эпоху, в середине XVII века, успешно совершить такое плавание не смог бы никто, кроме Семёна Дежнёва.

Геополитической предпосылкой этого плавания был сам характер России как государства, сформировавшегося среди переплетенных друг с другом бассейнов великих рек Евразии. На пути из варяг в греки возникла Русская Земля и, распространяясь по рекам, она разрасталась. Причем это распространение шло быстрее там, где не было, как в степной зоне, сильных противников-кочевников, потому волейневолей Русь разворачивалась на Северо-Восток. Сперва органичной частью Руси стал прибеломорский Север, из которого холмогорские мужики двинулись морской дорогой не только на север, к Груманту, но и на Обь, Енисей и далее к «златокипящей» Мангазее, где ещё прежде основания острога кипела пушная добыча и торговля. Морская дорога, пусть и чрезвычайно трудная, позволяла совершить маневр между реками, миновать уральский «Камень» и немирных «иноземцев».

Предприятие Строгановых, отправивших Ермака на покорение Сибирского ханства, было попыткой найти более южную, поднадзорную их промышленному дому дорогу к сибирской «мягкой рухляди». Попытка была тем более важной, что надлежало перехватить путь по Оби у нацеливавшихся уже на него англичан. Ермак ещё не отправился за Урал, а фламандец картограф Меркатор и англичанин Хаклюйт уже обсуждали мнимые «препятствия», которые чинит «император Московии» плаваниям англичан в Китай, и планировали основание нового опорного пункта где-нибудь на севере Сибири.

«Было бы поэтому очень хорошо, если бы вы отыскали какой-нибудь небольшой островок на Скифском море, где мы могли бы в безопасности основаться – строить укрепления и склады и оттуда в надлежащее время питать эти языческие народы нашими товарами…» – говорилось в инструкции данной «Московской компанией» капитанам Артуру Пэту и Чарльзу Джекману [5 - Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. – Рязань: Александрия, 2007. – С. 167.]. В 1580 году англичане на полном серьёзе мечтали захватить какой-нибудь остров, который служил бы для них тем же, чем были для колонизаторов Гоа, Макао или Гонконг в Индии и Китае.

Однако поход Ермака на перехват удался – и так открылась дорога к стремительному политическому броску Русского государства на Восток. Всего за 66 лет прошло от подвигов Ермака (1582 г.) до плавания Дежнёва (1648 г.), обозначавшего крайне восточную точку великого похода. Именно этот великий поход и создает Россию как Россию.

«Россия возникает в полноте необходимых и достаточных геополитических характеристик не при Рюрике, и не при Иване Калите, а в течение XVI века, и последней среди этих характеристик стал выход русских в земли Заволжья и Зауралья. Россия не присоединяла Сибири – она создалась Сибирью», – подчеркивал замечательный русский ученыйгеополитик В. Л. Цымбурский [6 - Цымбурский, В. Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы. 1993–2006. – М.: РОССПЭН, 2007. – С. 25.].

Применяя свою превосходную амфибийную тактику, русские служилые люди, руководствовавшиеся целью «проведать где б на какой реке государю прибыль учинить», переходили по внутренним волокам или морским маневром через ледовитый океан из одного речного бассейна в другой, ставили укрепленные остроги; используя дерзость и превосходство в речном снаряде и огнестрельном оружии, подчиняли инородцев и заставляли платить их «ясак» пушниной.

Основой «объясачивания» местных племен было взятие «аманатов» – заложников, обычно из местных «князьцов», ради которых их родичи и приносили русским пушнину. Покорение отнюдь не было мирным и сопровождалось регулярными стычками и засадами – всё тело Дежнёва было испещрено ранами от якутских, эвенкийских, юкагирских, чукотских стрел.

С аманатами, впрочем, зачастую быстро сдруживались, их здоровье берегли пуще зеницы ока и кормили лучше, чем ели сами (за умершего никто ясака не даст), а вскоре иноземцы и сами почувствовали выгоды русской власти – слуги государевы мирили поссорившиеся роды, не давались сильным утеснять слабых. Дежнёв сам несколько раз принимал участие в таких посреднических миссиях и проявил себя как недюжинный дипломат.

Государь и воеводы вообще требовали не чинить обид новым подданным и сурово карали служилых за разбои и жестокость с ясачными. Дело было, конечно, не в мифической «имперской дружбе народов», а в здравом смысле: гибель или откочевка ясачных вела к убытку для казны, ведь соболя били, прежде всего, туземцы.

Охота за пушниной была беспощадной и численность зверя, особенно соболей, очень быстро падала. Погоня за мехами заставляла русских двигаться всё далее на восток, со всем тщанием выспрашивая иноземцев о лежащих впереди неведомых землях и необъясаченных людях.

Время от времени в этих поисках возникали такие же фантомы, как Эльдорадо в Америке. Происхождение этих фантомов было, скорее всего, довольно прозаичным – их выдумывали местные жители, чтобы спровадить добытчиков подальше от себя. Таким русским Эльдорадо в эпоху Дежнёва стала «река Погыча», лежащая дальше за только что открытой и включенной в освоение Колымой. На реке этой, обещали, есть и несчетно соболей, и даже серебро. Знали бы колымские первопоходники, что золотая земля находится прямо у них под ногами! Но сибирская золотая лихорадка начнется только в XIX веке.

А пока Федот Алексеев Попов, по прозвищу Холмогорец, приказчик влиятельного купеческого дома Усовых, выступил настоящим подстрекателем поисков «Погычи». Устюжцы Усовы и Гусельниковы (приказчики этого дома тоже включатся в экспедицию), вели сибирскую торговлю с огромным размахом. Вот лишь небольшой фрагмент дошедшего до нас списка товаров, которые энергичный холмогорец взял с собой на «Погычу» для обмена на соболя: «две половинки сукна аглинского середние земли, половинка кармазину, шесть половинок аглинских меньшей земли, десять косяков мыла, дватцать концов сукон сермяжных, десять юфтей кожь красных, пятнатцать рубах, строченых шелком, триста ременей, сто пятьдесят колокольцов, пятьдесят трещеток пищальных, пятьдесят шил, пятьдесят поясков нитных, простых, две чернилицы медные, семеры сапоги телятинные, десятеры сапоги сафьянные муские и женские» (см. Белов, М.И., 1952: Док. № 22).

Сибирь той эпохи вообще ошибочно представлять захолустной окраиной. В 1645 году якутская таможня отпустила только на подведомственные Колымскому острожку земли 551 человека с товарами на 16 067 рублей и 6526 пудов хлеба. Пусть Восточная Сибирь была далека от государственных центров (путь в Москву занимал два года, а вести шли так долго, что половина грамот Дежнёва адресована на имя уже умершего Михаила Фёдоровича), однако там кипела богатая торговля, возникали ярмарки, создавались и рушились состояния, затевались новые предприятия по добыче бесценных на мировом рынке мехов. Треть государственного дохода России в этот период формировалась прибылями Сибири и служилые законно гордились тем, что государство богатеет именно их потом и кровью.

Но и сами они в накладе не оставались. При чтении постоянных жалоб в документах Дежнёва и его товарищей на неуплату денежного и хлебного жалования, на то, что на службы государевы они собирались «своими деньгами и своими подъёмы», издержав на сборы более ста рублей, давая за себя долговые кабальные записи, задаешься только одним вопросом: откуда у этих людей брались такие деньги, чтобы служить «на свои»? Объяснение в том, что даже небольшая служба сулила огромную личную прибыль, с которой правительство тоже не забывало брать десятину – в год похода Дежнёва такой пошлины в Мангазее, Томске, Енисейске, Туринске было взыскано 17 905 рублей. Это значило, что только за один год, только через эти четыре пункта мехов было провезено на 179 тыс. рублей – невероятная для той эпохи сумма. Прибыль среднего промышленника в Мангазее в годы её расцвета достигала 3000 %. Потому не удивительно, что от служб своими деньгами не отказывались – на них напрашивались, выдерживая немалую конкуренцию за царскую грамоту, и обещали казне «явить государю прибыли».

В поисках Анадыря

Семён Иванов Дежнёв, как показали разыскания знаменитого историка русской Арктики М. И. Белова, был выходцем с Пинеги, соседствующего с Холмогорами притока Северной Двины. Начал свою службу в Сибири в 1630?х, не раз показал себя в походах, суровых зимовках, туземной дипломатии, был одним из первооткрывателей Колымы. В 1645 году он в числе 13 русских воинов выдержал ожесточенную юкагирскую осаду – 500 туземцев во главе с князьцом Алаем ворвались в Колымский острожек. Защитники, включая Дежнёва, были переранены, но в рукопашной схватке сразили предводителя осаждавших и победоносно отбились, а вскоре наказали бунтовщиков ответным набегом.

Не удивительно, что устюжские гости хотели видеть официальным руководителем экспедиции – «приказным» – этого опытного, смелого, знающего здешнюю жизнь, обладавшего административным и дипломатическим талантом, властного, но уравновешенного человека. Даже будучи неграмотен, Дежнёв превосходил своим практическим умом и наблюдательностью многих из тех, кто его окружал. Из его челобитных, записываемых грамотными людьми со слов Семёна Ивановича, льется живая, полная характерных поморских словечек, речь человека, который трезво мыслит, всё примечает и умеет добиваться своего.

Не случайно в собственных документах Дежнёва мифическая «Погыча» не упоминается ни разу. Он говорит только про вполне реальную «новую реку Анандырь», с которой он и намерен явить Государю прибыль. Он энергично отбил попытку конкурента, «гулящего» человека Герасима Анкудинова, перехватить у него права «приказного». После того как первая попытка Дежнёва и Попова пройти морем на восток от Колымы не удалась из-за плотных льдов, Анкудинов, беглый казак, по сути – предводитель пиратской шайки, решил перехватить у Дежнёва выгодное назначение. Когда это не удалось – ватага увязалась за экспедицией на седьмом коче, который Семён Иванович даже и не признавал, упорно утверждая, что плыл «на шти кочах».

Летом 1648 шесть легальных и один нелегальный кочей двинулись в путь. Ледовая обстановка в этой части Арктики никогда не была дружелюбной поэтому Дежнёву, можно сказать, повезло – именно в 1648 году морской путь на восток оказался более-менее чист и русским, плававшим только по ветру, мешали лишь шторма и ветра, но не льды. Потеряв два коча (люди с них, как выяснил в следующем году Михаил Стадухин, высадились на берег и были истреблены туземцами) Дежнёв вышел через Берингов пролив в Тихий Океан, обогнув «Камень-Утес», мыс, который будет впоследствии назван его именем. Здесь, у этого утеса, и разбился коч Анкудинова, который перебрался на коч к Попову, который, видимо, благоволил авантюристу более чем служилый Дежнёв.

Так совершилось великое Дежнёвское открытие. Разумеется, Дежнёв не ставил себе задачи географически доказать существование пролива между Азией и Америкой, вполне вероятно, он никогда и не слышал слова «Америка». Русские того времени полагали, что к северу от Руси лежит «Новая Земля», начинающаяся от архипелага с таким названием и тянущаяся далеко на Восток, и Дежнёв убедился в том, что «Руская сторона» и эта новая земля не смыкаются и пройти морем к устью реки Анадырь возможно. С другой стороны, в Европе и без Дежнёва существовала уверенность в существовании «Анианского пролива» между Азией и Америкой, основанная не на данных путешественников, а на теоретической гипотезе о равновесии материков.

Колумб руководствовался совершенно верной умозрительной теорией, однако практические выводы сделал из своих открытий ложные и, попав в Новый Свет, полагал, что попал в Японию, а оттуда доберется до Китая и Индии. Дежнёв верной умозрительной теории не знал, однако попал ровно туда, куда и хотел – на реку Анадырь. Попасть именно туда, куда плыл, – достижение в эту эпоху географических открытий отнюдь не рядовое, несмотря даже на то, что экспедиция Дежнёва оснащена была компасами в костяной оправе и Дежнёв дает при описании «Большого Каменного Носа» четкие ориентации по сторонам света, которых самодовольные «западники» вряд ли ждут от русских той эпохи: «А с Ковымы реки итти морем на Анандырь реку, и есть Нос, вышел в море Далеко, а не тот Нос, который от Чухочьи реки лежит, до того Носу Михайло Стадухин не доходил, а против того Носу есть два острова, а на тех островах живут чухчи, а врезываны у них зубы, прорезываны губы, кость рыбей зуб, а лежит тот Нос промеж сивер на полуношник [Норд на Норд-Ост]. А с рускую старону Носа признака вышла речка, становье тут у чухоч делано, что башня ис кости китовой. Нос поворотит кругом, к Онандыре реке под лето [Зюйд]» (Белов, М.И., 1964: 132).

Чтобы доплыть до Носа и обогнуть его, тоже требовались недюжинное мужество и упорство, которые проявил именно Дежнёв, а многие другие на его месте повернули бы, как повернул пошедший вослед Дежнёва в 1649 году Михайла Стадухин, положившийся на распросы туземцев, которые сообщили, что никакого пролива не знают: «Сказывали, что де реки мы близко не знаем, потому что возле моря лежит Камень утес, конца Каменю не знают. А которые служилые и торговые люди, Ерасимко Анкидинов, Семейка Дежнёв, а с ними девяносто человек в прошлом во 156 году с Ковыми реки пошли на ту же реку на семи кочах, и про них те ж языки сказывали: два коча де на море розбило, и наши де люди их побили, а достальные люди жили де край моря, и про них де мы не знаем, живы ли оне или нет. И по иноземцовым скаскам вперед по морю итти не посмели, потому чтоб служилые люди напрасною смертию не померли» (Белов, М.И., 1952: Док. № 33).

Дежнёв никому не поверил, а потому и заслужил у потомков славу первооткрывателя и пролива и «своего» утёса. Уже одно упорство, проявленное им там, где его не проявили другие, делает все попытки преуменьшить эту славу, ссылаясь на то, что он не опубликовал своего открытия в журнале какого-нибудь «Королевского общества», совершенно неуместными. Тем более что неграмотный военно-промысловый администратор Дежнёв сделал для фиксации своего открытия более чем достаточно – он дал подробное и узнаваемое и до сего дня описание «Большого камня», указал приметы и направления.

Да и в картографии он кое-что смыслил, просто его интересовали не чертежи морских путей, а чертеж той реки, которую он присоединил к преславному Российскому царству, о чем и сообщал он в своей отписке к Якутскому воеводе: «А той реки Анандыре (сделан) чертеж с Онюя реки и за Камень на вершину Анандыру и которые реки впали большие и малые, и до моря, и до той корги, где вылягает зверь» [7 - Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической комиссией. – СПб, 1851. – Т. 4. – С. 22.]. Карту утёса по показаниям Дежнёва составил около 1737 году Герхард Миллер, первым опубликовавший Дежнёвские документы из Якутского архива.

Подвиг Дежнёва, таким образом, принадлежит к числу Великих Географических Открытий в самом строгом смысле слова. Однако в его личной судьбе это открытие было не концом, а лишь началом мытарств и приключений. Кочи Дежнёва, Попова с Анкудиновым разметало по будущему Берингову морю и занесло значительно южнее устья Анадыря. Федот Попов и Герасим Анкудинов были занесены южнее, возможно на Камчатку, и об их судьбе Дежнёв узнал лишь случайно, освободив из корякского плена в одном из походов жену «холмогорца»: «Ходил я, Семейка, возле моря в поход. И отгромил я, Семейка, у коряков якуцкую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Герасим померли цынгою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душею, не знаю де куда» [8 - Отписка Семена Дежнёва якутскому воеводе Ивану Павловичу Акинфиеву о морском походе его с устья р. Колымы до устья р. Анадырь. (Апрель 1655 г.) // Известия всесоюзного географического общества. – 1948. – Т. LXXX. – Вып. 6. – С. 578.].

Сам Дежнёв осенью – зимой 1648 года тоже оказался на грани гибели. В октябре, после Покрова, его коч выбросило на берег, как полагают современные исследователи, Олюторского залива. С ним осталось всего 24 спутника из вышедших с Колымы 90 человек. С этими остатками команды он двинулся пешим ходом вдоль моря на север, к устью Анадыря. «А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Анандиры реки ровно десять недель, и пали на Анандырь реку вниз близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И з голоду мы, бедные, врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенатцать человек» [9 - Там же.]