Несмотря, однако, на все вредные последствия этих прибавочных статей, мы никак не можем согласиться с ожесточенными противниками Тильзитского договора[33 - Congrеs de Vienne – par Chateaubriand. Memoires historiques sur Alexandre – par M-me la comtesse de Choiseul-Gouffieu и многие немецкие писатели того времени.]. Особенно упрекают Александра в том, что он для личных выгод предал своих союзников, из которых один был его искренним другом; но мог ли Александр жертвовать самостоятельностью или целостью своего государства из-за сентиментальных чувств, не принеся, впрочем, никакой пользы своим друзьям. Действительно, что мог сделать в то время Государь с таким союзником, как слабый Шведский король или король Прусский, у которого не только не было армии, но все почти королевство находилось во власти французов. Рассчитывать на одну Англию и ее всегда гадательную, отдаленную помощь, ввиду победоносного и несравненно сильнейшего неприятеля, было бы более чем неблагоразумно. Мы полагаем, что в этом случае, более чем когда-либо, выказался политический гений Александра, и если он не увлекся своим рыцарским чувством, если подчинился, скрепя сердце, силе обстоятельств, то именно для того, чтобы воспользоваться временным миром для дальнейших приготовлений к войне. Он не поддался всесокрушающему влиянию Наполеона ни в Тильзите, ни в Эрфурте, как многие полагают, но лучше согласился быть добровольным поклонником его гения, чем играть жалкую роль жертвы. Он заговорил иным языком, когда узнал, что силы Наполеона изнемогают в борьбе с Испанией, когда увидел бразды правления Швеции в воинственных руках человека энергического, не терпящего Наполеона и расположенного к союзу с ним, когда, наконец, успел собрать новые войска для гигантской борьбы. Время показало прав ли был Александр!
Конечно, все попытки склонить Англию к примирению с Францией остались без успеха. Война была объявлена, и хотя не сопровождалась военными действиями, но, предшествуемая континентальной системой, она совершенно убила нашу торговлю и отчасти подготовила тот финансовый кризис, который разразился впоследствии.
По возвращении своем в Россию из Дунайских княжеств, Д.Н. Блудов был поражен тем настроением общественного мнения, которое нашел. Недовольство было общее. Народ роптал на увеличение податей (указы 1810 и 1812 г.). Купечество было беспрестанно поражаемо новыми банкротствами, вследствие запретительной системы, совершенного упадка курса и дурного управления финансами; чиновничество вопило против указа, преградившего путь к производству в некоторые чины без экзамена, наконец, высший класс раздражен был сближением с Наполеоном, нанесшим удар нашему преобладанию и военной славе и поведением французского посла в Петербурге. При таких обстоятельствах Карамзин решился писать: «Россия наполнена недовольными. Жалуются в палатах и хижинах, не имеют ни доверенности, ни усердия к Правительству, строго осуждают его цели и меры». И эта записка дошла до Государя. Представители иностранных держав доносили в своих депешах о перевороте, готовящемся в России и угрожающем престолу. Шведский посланник, почерпавший свои сведения, как и все иностранные дипломаты, из общественных слухов, представлял своему двору Россию в безнадежном положении. Если, при этом общем ропоте, не решались еще произносить громко имени Александра, то называли другого человека, виновника большей части преобразований, который, к несчастью его, был при Государе в Эрфурте и подпал чарующей силе Наполеона. Общее раздражение высказывалось против Сперанского.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: