Колокольня

Глава

15

Мужик колол дрова. Пивное пузо стягивала старая белая майка, мокрая от пота лысина сияла на ярком солнце. После очередного взмаха топора, мужик сел передохнуть на шину, стоящую на траве. На маленьком участке, заваленным всяким барахлом, стояла старая изба. Мужик, вытер пот со лба, пошел в своё жилище. Очень хотелось пить. В избе была только одна комната. Он подошел к большой, занимавшей половину комнаты русской печке. На ней стояла пустая кастрюля. Воды не было. А мужик больше не мог терпеть, жажда драла горло. Уже начинало подташнивать. Он взял стоящее в углу ведро и вышел на главную улицу их деревеньки. Жарко светило солнце. По пыльной дороге дед отправился к реке. Через пару минут он миновал деревню, проплыл последний дом. Всё побережье реки заросло высокой травой. Мужик подбежал к чистой холодной речушке, умыл лицо. Холодная вода затекала в рот, было хорошо. Медленно зачерпнул воды. Ведро было тяжелым, ручка резала пальцы. Но холодная вода, булькающая в желудке, помогала. Из деревни послышались крики. Бахнуло ружьё. Мужик, уронив ведро, рванул на шум. Бежать было трудно, лёгкие уже начинали гореть, когда он подбежал к крайним домам. Их маленькая деревня имела только одну улицу. На ней толпились люди. Среди знакомых лиц, явно выделялись чужие. Они все были одеты в гражданское, за плечами оружия не было. Но при этом на центральной улице на коленях стояла почти вся деревня. Руки были перетянуты пластиковыми жгутами. Среди неизвестных были и парни, и девушки, все разных возрастов и телосложения. Лишь одно их всех объединяло. У всех кое-где выглядывали одинаковые татуировки. Один из них посмотрел на него. Он, обомлев, не заметил, что слишком заметно выглядывает из-за дома, к которому подбежал. К нему приближались двое. Мужик, ринулся прочь, обратно к берегу. Между ними было метров 50. Расстояние сокращалось. Мужик интуитивно бежал к прибрежной траве. Возможно, она и смогла бы его укрыть, только за несколько метров до призрачного спасения, за его ногу зацепилось что-то холодное, склизкое и чертовски сильное. Он на полном ходу шмякнулся о прибрежный песок. От жесткого удара его приглушило. Нечто склизкое и холодное отпустило его ногу. Его грубо подняли. Быстро стянули руки пластиковой стяжкой, повели к деревне. У женщины, которая вела его справа, рука испускала черный дымок. В центре деревни стоял человек. Из-за рукавов выглядывали знакомые татуировки. Его глаза были мертвыми. Мужика кинули около его ног. Он подтащил его к группе людей, прицепил его к ним. Люди испуганно шептались, плакали дети.

– Это последние?

Андрей пожал плечами. Окликнувший вздохнул, крикнул: «Ладно, начинаем транспорт». К каждой отдельной группке связанных подошел чужой. Они, схватившись за пленников, аккуратно вспарывали себе горло, туман обвивал их тела и их пленников. Люди боялись кричать. Кто-то, помимо детей тихо плакал. Через несколько секунд осталась только группа Андрея. Тот стоял. Никто не решался ничего сказать. Андре быстро подошел к первому. Хлипкий занюханный парень, зажмурившись, попытался вжаться в засохшую от жары грязь улицы, провалиться сквозь землю. Но Андрей лишь разрезал жгуты, грубо поднял его на ноги. Когда все были на ногах и смотрели на него, он молча последовал за своими спутниками.

Подземелье инквизиции не изменилось. Всех узников построили около стены туннеля. Стражники оперативно разводили их по камерам с одинокими железными столами. «А где твои?», – спросил кто-то. Андрей молча направился к старейшине. Набор звуков в подземелье не изменился: Крики, жужжание электрических ламп, скрип несмазанной колонны ведер с кровью под потолком.

– Почему я не мог просто уйти?

– Взяв частичку колокольни однажды, несешь её вечность. Она устанавливает правила. Это частичка, все слышит, все понимает, всегда удерживает. Татуировки – не оружие, не бальзам, консервирующий твое тело, это поводок. Символично, не правда ли?

Глаза Андрея снова ожили. Он уже давно ничего не желал.

– Так ты точно хочешь уйти?

– Да.

– Ну тогда давай посмотрим.

Старейшина ничуть не изменился. Он также быстро встал, взял знакомую книгу, начал листать.

– Причина ухода?

Андрей на секунду растерялся. Вспомнились последние слова тридцать четвёртого.

– Я больше не могу.

«Он больше не может», – аккуратно вывел старейшина, сев на железный стол, аккуратно положил книгу рядом. Серьёзно посмотрел на Андрея. «Слишком много дискуссий такого рода я провел, – сказал старейшина, – мне не очень интересно, почему ты здесь, моё дело простое. Сверху находятся миры, ниже – чистилище. Оно «чистит» память, поднимает человека опять на верх, к мирам, он получает новое тело, умирает, снова проваливается вниз. Это есть система. Внизу расположена колокольня, у неё есть дар: сила и разум. А её проклятье – скука. Она умеет нарушать механизм чистилища, вытаскивать и кидать людей, куда ей захочется, но это тоже быстро надоело. Тогда она придумала свою систему. Мы – её часть. Кто-то обслуживает главный мир, то есть этот, кто-то меняет другие миры, как ей хочется, а кто-то всем этим руководит. Единственный способ выйти из этой системы – падать дальше вниз. Это все.

Старейшина улыбнулся. Андрей улыбнулся в ответ. Он с улыбкой провалился вниз. На солнечном острове чистилища с губ Андрея не спадала улыбка. Он провалился дальше, сквозь плотный лазурный океан. Он стоял на самом краю крыши самолета. Внизу, в своем маленьком сундуке, сходя с ума от скуки в ожидании нового поручения колокольни, спал загадочный пилот. Но он больше не интересовал Андрея. Его интересовало другое. Андрей снова начал выдавливать из своих рук клинок. На шее образовалась глубокая борозда. «Я хочу задать вопрос, зачем это, зачем отпускаешь?». «Замена кадров», – донёсся из далека колокол. Не было понятно, был ли этот разговор внутри его головы, или же колокол правда вывел слова. Андрей не стал смеяться. Смешно не было. Всплеск вечно бушующего океана никто знаменовал конец. Самолет, сбросивший с себя надоедливую ношу, радостно закачался на воде.

Эпилог

Колокольня, жила на второй версии своего острова. Она жила там вечность и ей было скучно. В тумане она видела людей, своих людей. Они были её глазами, но, к огромному её сожалению, люди, как и любой другой механизм ломаются. Но это не печалило колокольню. Слишком много механизмов оставалось, слишком много механизмов ещё только собираются.