НОЧНИК ПИСАТЕЛЯ (полное собрание рассказов)
Она шла и шла. Оступаясь, запинываясь, но шла, не отрывая взгляд. И чем увереннее она шла, тем всё вокруг, – ветки, камни, кочки, – лишь сильнее как будто как назло само возлагало под её ноги.
Но от того она с каждым шагом начинала идти всё быстрее и быстрее, всё увереннее и уверенне, и всё больше игнорируя любые эти самые случайные препятствия на пути.
Из всего этого антуража, что окружало её, из всего, что она видела в своём ограниченном взоре, движению поддавалось всё, кроме одной глыбы. Это была не то земля, не то заросший огромный камень, не то скомканная кустарная грубая растительность, а то и вовсе всё вместе.
Эта глыба в каком-то смысле будто бы всегда находилась на одном расстоянии от Светы. Иначе чем объяснить её неподвижность, когда двигалось всё вокруг? Чем быстрее она бежала, тем пропорционально быстрее это нечто отходило от неё.
– Попался! – закричала Света. – Попался! Я тебя вижу!
Крик эхом опоясовал всё вокруг. Будто бы она была вовсе не в лесу, а где-то в закрытом пространстве. Вроде кинотеатра или спортзала. В звуковой центрафуге. Крик множился и множился, становился дальше, шире и выше.
Кажется, глыба содрогнулась при звуке женского крика.
Или, может, это просто Свете мерещилось? Мозг выдавал желамое за действительность? Кто знает?
– Эй, ты! Да, ты! Я всё вижу! А ну иди сюда!
Она побежала сломя ноги.
И только теперь она убедилась в своих догадках. Нечто, что могло казаться неживым, вдруг встрепенулось и помчалось как дикое животное прочь.
– Эй! Эй! – успевала лишь кричать она.
И сколько она не бежала бы, нечто убегало от неё ровно на столько же, сколько пробежала она сама. Это было словно беготня в невидимую стену. И всё по кругу.
Но проблеск убеждённости в собственной правоте формировала бешеную энергию и непоколебимую целеустремлённость. Так что Света так и дальше могла бы бежать без остановки, точно как марафонец.
Но она оступилась.
Насколько это было неизбежно? Бесконечно бежать и не нарваться на что-нибудь? Особенно с учётом, что сама природа идёт против тебя.
Света также сильно обрушилась на землю, как и бежала. И даже сделала неудачный кувырок. От чего теперь у неё болели бока, руки и ноги.
Она схватилась за руки, за бока, за ноги. Всё тело ныло от боли. Но боль та была терпимой. Куда больше страдания вызывала мысль, что одно предательское падение и всё – пропало.
Света попыталась как можно быстрее встать, насколько больно ей не было бы.
Зло не дремлет. Зло просто так не убегает. Оно всегда рядом. Всегда где-то рядом скрывается среди того, что нам привычно, что кажется уже незаметным и практически невидимым.
И каким же беспощадным становится оно, стоит только осознать его существования, подловить его и дать ему понять, что его больше не боятся.
Света стояла на месте и оглядывалась по сторонам.
Он где-то рядом. Где-то среди деревьев, листы и лестного шума. Дело за малым же. Лишь бы найти. Лишь бы разглядеть.
Чудовище появилось само по себе. Изнеоткуда. В родимом своём виде.
Сначала шли длинные пальцы. Словно толстые ветки сосны, обтянутые потресквшейся кожей. Руки уже были точно облепленными листвой, хвоными веточками и землёй. Они были таким длинными, что он будто бы стоял на четвереньках. Хотя ноги были такими же длиннющими и чёрными.
И хотя конечности казались бесконечно уходящими в небо как голые сосны, то есть пропорционально худыми в сравнении с их длиной, тело его было массивным и грубым.
А где начинается голова – непонятно. Ни шеи, ни лица, ни каких-либо ещё иных признаков.
Эта безумная громадная дичь возвышалась и множилась над Светой. Кажется, оно дышало всем телом. Раздувалось и сдувалось.
Света упала на спину. В ужасе смотрела на происходящее. Не до конца верила своим глазам. Неужели она бежала за этим? И неужели оно убегало от неё?
И хотя она не видела его лица, кажется, она чувствовала на себе его взгляд. Чувствовала с каким любопытством он смотрел на неё. Как ребёнок, увидевший впервые насекомое. И одна лишь мысль, то ли раздавить, то ли съесть, то ли понаблюдать, что оно вытворит ещё.
Но тут раздался смех.
Он был странным. Истеричным и цикличным. Это как будто бы звучал какой-нибудь механизм из игрушки. И был он таким заразительным.
Света оглянулась по сторонам. А вокруг же никого. И тут с удивлением обнаружила, что это смеётся она сама.
И правда. Было так странно. Так смешно. Само собой вырывалось. И от страха перед стоящим над тобой ужасом не понимаешь и даже не осознаёшь, что происходит с твоим телом. Как оно рефлекторно само что-то воспроизводит.
«И правда,» подумала Света. «А чего это я поддаюсь этому страху?»
И теперь уже она смеялась в полную силу. Как бы растворяясь в этом рефлекторном чувстве теперь уже сознательно.
И смех её множился также стремительно, как величина ужаса, стоящего перед ней. И смех её множился эхом вокруг и окутывал всё вокруг. Теперь она слышала его вокруг всё отчётливее. И звучал он вскоре как смех толпы, а не одинокий робкий голос во тьме.
– Что?! – крикнула Света и засмеялась пуще прежнего.
Ужас всколыхнутся.
– А?! Хахахахаха! Чо ты?! Хахахахаха! Пидарас! Хахахахахах!
Света смеялась всё громче и истеричнее.
– Да, да! Пидарасина! Чо скажешь?! Хахахахах! Не смешно?! Хахаха! А чо?! Чо, хуесосина?! Не смешно?! А ты посмейся! Гадина!
Света вдруг сдёрнула с себя штаны вместе с исподним. Ноги задрала как только могла. С возрастом она всё меньше могла себе позволить хорошую растяжку.
– Этого хочешь?! Хахахахахаха! Мою пизду хочешь отведать, петушара ты вяленый?! Хахахахах! А вот хуй тебе, пидор!!!
Света резко начала смеяться и бить себя ладошкой по влагалищу.
– Хуй тебе, блядина!!! Не получишь!!! Хахахахахах! Не получишь!!!
Ужас отступил назад. И кажется, даже уменьшился. Или таким громадным Свете он лишь казался.
– А чо ты?! Обиделся?! Хахахахаха! А обиженных в жопу ебут же, ты не знал?! Хахахахаха! Ты у нас чо, ебаться в жопу любишь?! Хахахахаха!
Ужас отступал всё дальше и становился всё меньше. А Света смеялась не затихая. Пока это существо и вовсе не превратилось в заросший мхом булыжник, валяющийся у подножия усохшей сосны.
Света перестала смеяться. Она встала, натянула назад штаны и медленно подошла к булыжнику.
Он напоминал кусок камня, который выбрал нерадивый начинающий скульптор, чтобы на нём потренироваться делать маленьких садовых гномиков, но что-то пошло не так и теперь он выглядит как заготовка для чучела.
Вскоре всё вокруг пришло в норму. И хотя визуально ничто никак не поменялось, ощущение внутри леса стало спокойнее.
Света спокойно пошла вдоль деревьев, изредка оглядываясь назад. Туда, где лежал тот булыжник, который вскоре исчез из виду ввиду своей незначительности.
Вскоре она увидела всё ту же злосчастную опушку. Теперь уже она не казалась ей такой опасной. Её вид не был чем-то вроде сгущающейся тьмы. Наоборот, теперь её вид был чем-то вроде проблеска света в конце тоннеля. Так что, очередную мандражку она не словила.
Рядом лежали грибы. Куча грибов. Те самые, что она собирала.
Она подумала, может всё-таки собрать их в качестве трофея. А что? Ради чего ещё это всё было?
Но, подойдя к ним, обнаружила, что они превратились в труху. В чёрную смолистую кашу. Будто кто-то их замочил на день, а потом прокрутил через мясорубку.
Света глубоко разочарованно вздохнула. А потом махнула рукой и как ни в чём не бывало пошла дальше, прихватив с собой лишь мамино лушко.
Домой Света возвращалась без сил. Уже теперь, когда адреналин не разносился по её телу как скоростная электричка, она почувствовала все последствия её похождений.
Болело буквально всё. От пяток до макушки. Но это полбеды. Боль не ощущалась за толстым слоем усталости. Та была такой, что Света уже едва передвигала ногами. Последние сто метров она лишь представляла кровать и как она рухнет на неё и уснёт.
Зайдя на кухню, где мама всё ещё возилась со сковородками, кастрюлями и мисками, Света кинула пустое лукошко на кресло перед столом.
Мама лишь отстранёно взглянула. Приподняла одну бровь. И засмеялась.
– Чо? Грибов не было? – спросила она.
– Были. И много.
– В смысле? А чо? Где тогда?
– Да они все трухлявые.
Мама вновь посмеялась. Так злорадно. Так неестественно.
– Я же говорила, – сказала она.
– Что ты говорила?! – закричала Света. – Вот что ты говорила, а?!
– Ах, – сказала мама и махнула рукой.
– Ты мне ничего не говорила с утра. Вот ровно ничего. Ты сказала только сейчас, что грибов не было. А они были. А чего там не было, так это тебя. Тебя! Тебе вот откуда знать?
– Да всё, чо разоралась то сразу? Лишь бы докопаться до меня.
– Всё, отстань.
Света за пару минут забылась сном младенца.
ЗАТАИВ ДЫХАНИЕ
Что сложнее? Сделать выбор или действовать?
Проще посмотреть фильм, чем его выбрать.
Тоже касается отношений между мужчиной и женщиной.
У мужчин нет проблем. Любая первая попавшаяся девушка – и действуй!
Девушкам же нужно выбирать. Любая не лишена внимания хотя бы парочки парней.
Если сложить это вместе, в сумме выходит та тонкая лёгкая нить между людьми, которую с трудом и сомнениями замечают другие, когда они находятся на самом начальном этапе отношений.
– Они что, вместе? – спрашивали одни.
А видели их вместе часто.
– Это ещё ничего не означает, – говорили другие.
Они ведь коллеги. Маркетологи одной крупной компании. Он работал в одном районе, она в другом. По рабочим вопросам практически не пересекались. Виделись на собраниях два раза в неделю. Тем не менее увидеть их вместе ещё ничего не означало. А видели их вместе часто.
– Это ещё ничего не означает…
Ведь у его была девушка, а у неё был парень. Все знали, что они в отношениях. Точно так же, как все знали, что эти отношения оставляли желать лучшего. Его девушка была стервой, а её парень мудаком. Но…
– Это ещё ничего не означает…
Мы то знаем, если что-то видишь, значит, тебе не показалось.
Они были на начальном этапе отношений. Со стороны выглядело как «ничего не означает». Но чувствуется эта тонка связующая их нить. И стоило только подкинуть в неё искру, она тут же стала бы причиной разгорающегося пламени страсти.
Они были на том этапе отношений, когда он трепетно и бережно ухаживает за ней, хотя в душе страстно хочет завладеть ею, а она прекрасно всё понимает, но делает вид, что ничего не понимает. А он верит. Верит в образ дурочки, под которым скрывается тяготы выбора. Ведь также страстно хотят любую девушку сразу несколько парней. И кому именно в объятия страсти нужно отдаваться? Назад пути нет.
И когда коллеги шептались между собой, когда заканчивалось очередное собрание, он будто бы не слышал, не замечал всего этого. Он просто подходил к ней и спрашивал:
– Пойдёшь в кино?
Она немного удивилась, с какой лёгкостью на глазах у коллег он спрашивает её о планах на вечер. По сути он спросил именно об этом. Просто упустил несколько лишних вопросов.
В его представлении вопрос о кино не представлял ничего особенного. Мол, с тем же к ней может подойти любой другой. И он к любой другой. Ведь это ещё ничего не значит.
– Да, конечно, пошли, – ответила она.
Это же начальный этап отношений. Она ещё ни с кем так часто не ходила в кино. Тем не менее неизменно отвечала: «Да», «Конечно», «Пошли». Просто каждый раз со всё более глубоким вздохом.
Когда он отошёл, к ней подбежали две девушки.
– А вы что, собрались в кино? – спросили они.
– Да, – ответила она.
– О, мы тоже хотим. Как здорово было бы, да? Сходить всем нашим дружным коллективом куда-нибудь. Сейчас всё организуем.
Эти девушки слишком быстро смогли организовать ребят, которые чаще всего на вопрос «чем ты занят сегодня вечером?» неизменно отвечали какую-то нечеловеческую ерунду. Где-то минут через пятнадцать, он подошёл к ней отдельно и сказал:
– Я не пойду в кино.
– Почему?
– Не хочу со всеми идти.
– Так если ты хотел бы со мной вдвоём пойти, может, и сказал бы мне лично, а не при всех?
– Так я подумал, а что такого. Кто в кино не ходит то?
– Вот именно. Пока одни сразу же видят в твоём вопросе что-то особенное. Такие люди очевидно не будут мешать нам, но сразу подумают, что у нас отношения. Другие же, как и ты, не видят в этом ничего особенного, а значит, к двум коллегам вполне легко могут присоединиться другие коллеги. Почему бы и нет, раз уж в этом нет ничего особенного?
– Ладно, ладно, я тебя понял. В следующей раз буду предусмотрительнее. И что теперь делать?
– Скажем, что не идём. А сами поедем в какой-нибудь другой кинотеатр и всё. Проблема что ли?
Он кивнул.
Они вдвоём вышли к главному входу. Отойдя в сторону в ожидании, когда разъедутся все коллеги, он уставился в телефон.
Наверное, смотрит афишу и ближайшие кинотеатры, – подумала девушка.
– Пока Никита, пока Катя.
Так неизменно прощались все, кто проходил мимо. В его голове звучало это так, будто они дают понять, что всё все знают, как бы он не пытался это скрывать.
Девушка устала ждать, когда все разойдутся и подошла к ему, игнорируя эту бессмысленную конспирацию.
– Ну что? – спросила она.
– Ты знаешь, в какой кинотеатр они поедут?
– Да. В ближайший. В Гринвич.
– Отлично. Поехали тогда в Парк Хаус.
Вдруг проходящий мимо мужчина неожиданно остановил их.
– Привет, слушайте, сигаретки не найдётся? – спросил он.
Катя уже потянулась во внутренний карман своего пальто, как вдруг Никита сказал:
– Нет, не курим.
Отойдя немного, он добавил:
– Вот почему как только я начинаю бросать курить, тут же все вокруг делают всё, чтобы я не забыл о своей зависимости?
– Может, именно потому что ты только о них думаешь, ты их везде и видишь?
Он проигнорировал вопрос.
Они поехали в торговый центр. В тот, что был через дорогу от его квартиры. Когда они вошли внутрь этого многоэтажного необъятного чудовища коммерции, девушка тоскливо сказала:
– Раньше здесь всё было по-другому.
– Что именно?
– Раньше кинотеатры были другими. Их можно было найти где угодно. На первых этажах старого сталинского дома. В забытых городом особняках. В музеях. В обсерваториях. В концертных залах. Под открытым небом, в конце-концов.
– А что? Разве сейчас хуже?
Она глубоко вздохнула:
– А что сейчас? – говорит. – В наше время, во время разорившихся старых стильных кинотеатров, чтобы посмотреть фильм, нам нужно припереться в бездушный торговый центр. А ведь все они, если приглядеться, похожи. Как советские гранённые стаканы. Затем нужно пройти дюжину бутиков, пару точек фаст-фуда и только потом мы с тобой сможем сделать выбор. И то, среди чего? Кинотеатры сами стали будто бы отражением того, каким стало кино. Безвкусным, унылым и безразличным к зрителю.
– Что? Разве для тебя кино это не способ провести просто время? Со мной?
– Конечно! Но я скучаю по тому времени, когда всё было иначе. Когда ты с друзьями после школы бежишь в кинотеатр, чтобы посмотреть очередную новинку. И всегда было из чего выбрать. В конце-концов, я скучаю по времени, когда кино в первую очередь было искусством, а уже потом бизнесом. Даже для Голливуда, понимаешь?
– По-моему для Голливуда всегда деньги были важнее.
– Да? А почему тогда в премиальном и залацканном голливудском Оскаре каждый год находится не больше пяти фильмов достойных упоминания самими архитекторами индустрии? Сами штампуют и сами же позорят свой продукт?
Всем казалось, что индустрию развлечений уничтожит в пух и прах коронавирус. Что ж. Что нас не убивает, делает сильнее. Верно? Благодаря ему напротив были внедрены передовые технологии сервиса, которых не хватало. Бесконтактная оплата. Дистанционное бронирование. Стационарные терминалы, готовые предоставить весь перечень для выбора.
– Ну что? На какой фильм пойдём? – спросил он, когда они подошли к одному из таких терминалов.
Бегло оглядев фильмы, она выпучила нижнюю губу и пожала плечами, и стала осматриваться по сторонам.
– То, что идёт только российское, не значит, что оно говно, – сказал Никита.
– Я не говорю, что русское кино – говно. Я говорю, что то кино, что идёт именно сейчас – ну не знаю. Оно особенно какое-то говно. Понимаешь? Видно как русскому кино в рамках импортозамещения пришлось штамповать фильмы как советский завод во время первых пятилеток.
– Первых чего?
– Забудь. Я так, о своём, о старом.
Она была на пять лет старше. Он не видел в этом проблемы. Но так получается, что умный не понимает, почему дурак не может решить пример, и наоборот; сильный – почему слабый не может поднять гирю, и наоборот; мажор – почему бедняк не купит себе новый телефон вместо того старого, что постоянно глючит, и наоборот.
– Хочешь на хоррор пойти? – спросил он. – Но они только после десяти вечера.
– Ну если никаких других вариантов, ничего страшного, я думаю. Или ты спешишь?
– Нет. Я подумал, вдруг ты спешишь. Можем сейчас купить, а потом пошататься по ТРЦ, да?
– Да, конечно.
К десяти часам вечера торговый центр превращался в пустошь. Закрытые бутики и точки фаст-фуда выглядели декорациями для постапокалиптического фильма. Словно фильм ужасов начинался ещё с подступов к залу.
– Всё закрывается уже, – сказала она. – Может, пройдём пока к залу?
– Слишком поздний сеанс, конечно. Нам ещё почти час ждать придётся.
– Ну что ж. Сам хотел в кино.
– А ты разве не хотела?
– Честно говоря, когда мы вместе, мне без разницы, чем мы занимаемся. Гуляем, едим или смотрим кино. Мне всё равно.
– Ну здорово.
Большинство сеансов уже подошло к концу. Большинство залов уже не работали. Остались только два. И в обоих показывали фильмы ужасов.
У входа в залы стоял молодой человек. Очень высокий и настолько же очень худой. Он был похож на фонарный столб. Только разукрашенный в фирменные цвета кинотеатра. Забавно, цвета формы были оранжевые. А сам он был рыжим. А волосы были длинные и волнистые.
– Ты только посмотри на него, – сказала она.
– Да, странный тип.
– Господи, почему некоторым парням достаются такие роскошные волосы? Отдали бы лучше девушкам.
– Ну это гены, наверное. Скорей всего у его мамы такие же роскошные волосы.
– Знаешь, у меня была подруга. Волосы точно такие же как у этого парня. У неё из родителей никого не было рыжими.
Никита громко усмехнулся.
– Да, понимаю, – продолжила она. – Но она была идеально похожа на обоих родителей. Знаешь, по чуть-чуть от каждого.
– Да? Как так?
– Я также задалась вопросом. А так как это было в школе, я полезла в учебник биологии. Оказывается, гены могут передаваться через поколения. Там это даже как-то легко высчитывается математически формулой. У той девушки был только один прадед рыжим.
На сеанс пришло совсем мало людей.
– Я думала, что мы вообще только вдвоём будем, – сказала Катя.
– Да нет, мы когда билеты покупали, там уже человека четыре купили билеты.
Они подошли к молодому человеку. В фирменной оранжевой футболке. У него были очки. Показали ему билеты. Он оторвал корешки с контролем и пожелал им приятного просмотра.
– Может, всё-таки стоило взять поп-корн? – спросил Никита.
– Да что ты заладил со своим поп-корном, – ответила Катя, взяв его за руку и потянув за собой в зал. – Я не ем его. И мы только что покушали. В тебя разве влезет ещё?
– Ну вдруг захочется, пока смотрим? Стресс же вызывает аппетит, разве нет?
Она посмотрела на него и он понял, что не стоит испытывать терпение.
Когда они подымались вдоль рядов, она спросила:
– Ты видел его очки?
– Нет. Не присмотрелся. А что такое?
– Знаешь, я помню, как у нас в школе никто очки не носил, кроме одного парня с сильным косоглазием. У него в детстве какие-то серьёзные проблемы с одним глазом случились. После этого он носил их всегда. Знаешь, такие большие, серые, металлические. Словно брекеты для глаз.
– Да ладно, чего такого то?
– Это сейчас мы так думаем. А в детстве, если ты носишь такие очки, ты лох. У нас в школе однажды всем взбрело в голову провести медосмотр. Выяснилось, что очки нужно носить половине класса. Всех заставили носить, кому врач прописал. И тут вдруг, с первой же покупкой одной из «крутых» девчонок, выясняется, что очки бывают стильными. Когда ты выглядишь как не тот ботаник, а хипстер.
– Забавно.
– И я о том же. Что ему мешало купить такие же?
В зале было очень грязно. По всюду лежали пустые бутылки из-под колы, пачки из-под чипсов, то тут, то там лежали сами чипсы, сухарики и была разлита вода.
Это был последний сеанс в кинотеатре. Кино по соседству в зале скоро заканчивалось. И это был последний работающий зал. Возможно, поэтому сотрудники кинотеатра решили не прибираться ради нескольких случайных зрителей.
– Мы можем сесть куда угодно, – сказал он. – Необязательно именно на купленные места.
– Как же так?
– Так всё равно мало людей будет. Чужие места мы уж точно не займём. Можем попытаться найти места почище.
– И то верно.
Его интуитивно тянуло к рядам повыше. Она же попыталась действительно найти место почище. Но также следом за ним потянулась повыше.
– Вот тут нормально, вроде бы, – сказал он.
Но нормальные места найти тут было само по себе уже чем-то ненормальным. И даже более или менее чистые места казались убогими, просто из-за вполне естественной человеческой брезгливости.
Сеанс начался.
Классика хоррора. Сразу же после небольшого предисловия, содержащего лишь элементы микрохоррора, по мере повествования с ходу образуется нагнетающая обстановка.
Всё в готической классике. Дом, больше напоминающий тёмный таинственный замок. Вместо многострадальческих вдохов, протяжный душераздирающий стон. А главные герои с первых кадров раскрывают межличностный конфликт, так точно соответствующий повестке дне.
Когда прошло около десяти минут после начала фильма, она вдруг спросила:
– Ты слышал?
– Что такое?
– Какой-то звук.
– Какой?
– Не знаю. Странный. Как будто что-то скребётся. Металлическое такое.
– Не знаю. Может показалось. Смотри фильм, давай.
Она постаралась не замечать, что что-то происходит на фоне. Попыталась представить, что это всё часть фильма и ей просто мерещится.
Но тут, всего краем глаза она замечает, как возле лестницы возникла высокая фигура. Она была во всём тёмном и сливалась со тьмой. Она встала прямо напротив одной парочки, севшей возле входа.
Те, заметив нечто рядом, начали посмеиваться.
– Это что? Какой-то перфоманс? – спросил мужчина.
Правда, смех, как и вопрос, были довольно-таки нервными.
Фигура во тьме выглядела в точности как будто сошла с экрана, как персонаж из того ужаса, который они смотрели. Сумеречная фигура с длинными чёрными волосами в кожаном чёрном плаще.
А в правой руке топор. В точности как у персонажа.
Так что, вроде бы всё выглядело так, словно так и должно быть.
Топор резко занёсся над мужчиной и одним резким рывком нанёс удар, который неуклюже попал в плечо.
Никита с Катей были в шоке. Она даже немного подскочила. После чего нервно посмеялась. Но они продолжили сидеть. Ведь это всё ещё выглядело как перфоманс. Как естественное продолжение происходящего на экране. И было интересно, что будет дальше.
Раздался вопль. Похоже, что раненный мужчина либо сильно переигрывал, либо ему явно не очень понравилось почувствовать топор на своём плече.
Когда топор с трудом вырвался и вновь вознёсся над мужчиной, тот попытался сбежать, а сидящая рядом женщина заверещала как сирена воздушной тревоги.
– Твою мать! – вдруг крикнул Никита. – Похоже, что это всё всерьёз.
Он соскочил с места, схватил её за руку и сказал:
– Бежим!
Несколько человек, сидевших вокруг, были ближе всех к происходящему. Ребята же, нарочно или случайно, сели дальше всех от выхода. Но он то и был перегорожен фигурой психопата.
Никите вдруг хватило сообразительности, в отличии от стоявших в шоке очевидцев, что есть и второй выход.
Когда они подошли к запасному выходу, всё его внимание было сконцентрировано на том, чтобы сбежать отсюда. Ей же в ожидании пришлось с ужасом наблюдать за происходящим.
Она понимала, что очевидно,десять человек, коих и было в зале на момент сеанса, с одним маньяком вполне легко справились бы, кем бы он не был. Но побеждал здесь не маньяк, а страх, который овладел всеми наблюдающими.
Рассудок, порядочность, принципы, хладнокровность, храбрость – это всё для остальных. Для тех, кто не оказался в сложной ситуации. Кто не держится за свою шкуру как за золотое руно.