Один из многих

Те назвались.

Борвинский прикрыл лицо платком, как будто бы собираясь чихнуть. Выражение его тут же сделалось серьезным, и он поспешил убрать платок в карман. Василевский натянул улыбку, в то время его глаза бегали. Повисло звонкое молчание. Беликов, посматривая на Василевского, хотел начать разговор, но не знал с чего, поэтому решил подождать. Немов, уставившись в свои ботинки, казалось, впал в спячку, будто русский медведь.

Золотарев испытующе взглянул вдаль. Там Леон Соломонович Комкин все так же стоял со своей женой и с кем-то любезничал.

– Ах этот Леон, любит он быть в центре внимания! – выказал министр финансов.

Ковров, ухмыльнувшись, сделал странный жест и пожелтел. А после сказал:

– При его-то должности не следует. Он так глуп. Может подойти и запросто начать разговор с каким-нибудь почтмейстером или официантом. Не удивлюсь, что его парикмахер ведает все государственные тайны. А как он любит кидать умные фразы! О, это просто невыносимо…

Золотарев поправил белый жилет свой и жемчужную запонку.

– Да, да, его поведение рушит все границы субординации.

– Глупый человек любит выглядеть умно, – театрально вмешался Борвинский. – А как считают наши новые друзья? – добавил он, указывая на тройку офицеров, как будто напоминая об их присутствии.

У Золотарева в эту секунду был взгляд десятилетнего мальчишки, который играет в солдатики.

– И вправду, вы, молодые люди, уже имели «удовольствие» общаться с Комкиным? —улыбался Ковров страшно и нервически.

Три моих подопечных были в абсолютном ступоре: посматривая друг на друга, ища ответы в глазах, стояли они молча.

Борвинский гладил длинные свои волосы, и все три министра не без удовольствия наблюдали за юнцами, будто делая их похожими на себя, укрепляя молодые умы и готовя их к главным заговорам закулисья.

Молчание скоро было нарушено. Комкин, учуяв оживленную беседу, решил сам подкрасться к товарищам министрам. Он показался сзади Борвинского, уже один – без сопровождающих, и громко обратился: «Кого я вижу, Сергей Афанасиевич, – хлопнув того по плечу, – Аркадий Сергеевич, Николай Германович. Несказанно рад вашему обществу. Нашли время! Выбрались! Только почему же вы меня избегаете?»

Три офицера еще больше просели в землю. Они будто стали соучастниками. Спорю на платок Борвинского, которым он всегда закрывает лицо, что и министры были удивлены неожиданному появлению не меньше.

Немного побегав глазами, Борвинский обратился к Комкину, одной рукой вытирая платочком плечо, а другую подавая для пожатия: «Простите мою неосмотрительность, но я был уверен, что уже поздоровался с вами! Оно и понятно, вы в центре внимания. Даже те, кто просто видит вас вдалеке, думают, будто уже насладились вашим чудесным обществом».

Комкин был удовлетворен столь прилежным реверансом и, поздоровавшись с министрами, встал в круг, который невольно образовался близ колонны. Думаю, офицеры уже вынесли третий урок: лесть – лучшее удобрение карьере. И если даже министры льстят, то куда уж другим. (Уточню, что Комкин хоть и не министр, а в равных возможностях с Ковровым и прочими).

Ковров тем временем, подавая руку Комкину, спросил: «А где ваша очаровательная Анетта Степановна?» И получил ответ: «Отошла поболтать с подругами».

Когда все приветствия были пройдены, Леон Соломонович наконец обратился к офицерам. Вокруг теснилось множество лиц, но никто не смел без приглашения подойти к колонне, подле которой они стояли.

– Все как и прежде, – сказал Комкин офицерам едва слышно. Читатели могут задаться вопросом, что имелось в виду. А дело в том, что древний Ковров спелся уж давненько с Золотаревым, и они обыкновенно брали к себе кого-то третьего из тех, кто помоложе, в зависимости от кадровых перестановок, проводимых в наше время частенько. Все-таки им третьим всегда нужен был именно министр. И выбрав себе Борвинского, они являлись теперь втроем и делали то скандалы, то высокомерные насмешки. Делали непременно с чиновниками и средненькими бизнесменами.

Далее следовал весьма скучный разговор, содержание которого я не считаю нужным передавать. В процессе к ним присоединились отлучившиеся Лука Фомич Пальцев и Анетта Степановна Комкина. Время летело незаметно, музыканты играли, официанты шаркали, а гости прибывали.

Наконец из толпы вышли Елена и Алексей Кардовы. Публика, увидав условный знак, собралась в большой круг. Хозяева бала стояли в центре, а гости окружали их. Официанты засуетились колоссально, разом наполнив полсотни бокалов самых разных, раздав закуски и вылетев мигом из залы или к стенам, где их не заметят.

Музыканты начали играть тише, но искуснее, и как бы вещь заготовленную. Алексей Юрьевич сделал покровительственный жест рукой, поправил русые волосы и огласил: «Здравствуйте, мои дорогие, очень рад всех вас видеть. Сегодня, возвращаясь к благородным традициям золотого века, мы даем этот бал в честь государственного праздника – Дня защитника Отечества. И первый бокал мне хотелось бы поднять за спокойствие границ наших, за тех, кто сейчас на страже закона. За честь и доблесть, неиссякаемые на Руси, и всех, кто носит российскую форму, служит России и будет служить ей во веки веков», – дальше последовали аплодисменты. Кардов, осушив бокал, звучно провозгласил: «Да начнется торжество!» И тысячи фотовспышек осветили залу. Бал начался.

Глава 3

Было уже около восьми вечера. Одинокий «Солярис» гнал по заснеженным, опустевшим дорогам. Едкий ветер подвывал на Рублевском шоссе. На улицах почти никого не было. К тому же праздник, и кому было где его встречать, там и находились. С неба еще падал почти незаметный снежок. Короткий зимний день быстро улетучился.

Уличные фонари напоминали маленькие островки, редкие прохожие – призраков. Машина замедлилась и пропищала таким звуком, каким стонет скрипка, когда на ней играет неумеха ученик.

«Кажется сюда», – проговорил таксист Петька, глядя в навигатор.

– Как думаешь, Петр, будут ли хозяева злы на мое опоздание? – спросил голос с заднего сиденья.

– Смотря как вам хочется, – строго заметил Петька.

– Прости, я опять задумался, у тебя волшебная кибитка. Под эти колыбельные можно хоть на край света, —молодой мужчина глядел в окно, как бы стремясь говорить, чтобы очнутся от размышлений.

Машина свернула к кованым воротам в пять метров, где охрана, услышав заветные слова, разблокировала проезд. Зачарованный таксист любовался горящим во тьме бриллиантом особняка.

– Вот это да! Смотрите, там «теслы» стоят, штук десять, не меньше! – с восторгом указывал он на обочину, где от самого дома тянулись транспорты гостей.

«Карета» остановилась возле парадного.

– Прибыли! – сказал «ямщик», но дверь не открывалась. – Эй, Дмитрий Евгеньевич, прибыли… – повторил он. Наверху забегала пара швейцаров. Приосанившийся лакей подошел к машине и с ухмылкой посмотрел на белый дряхлый «Солярис» с надписями небезызвестной корпорации «Я».

Из дома уже слышались звуки давно начавшегося бала.

Мужчина на заднем сиденье казалось, не торопился выходить и мягко ответил:

– Я же говорил, перестань называть меня по отчеству. Называй Дмитрий, Дима, да хоть Димон.

Петька повернулся в кресле своей огромной фигурой и улыбнулся:

– Я ж так воспитан! Бывает, ужасный человек, а сквозь зубы по отчеству. Да вы человек отлишный…

Они познакомились полгода назад, и теперь Петька втихую, то есть без приложения и заказов, возит его туда-сюда, получая за это наличными честную плату.

Признаюсь, сначала я хотел установить интригу с появлением этого Дмитрия Евгеньевича, но, право, она оказалась лишней. Потому – карты на стол. Герой наш – Дмитрий Евгеньевич Кавалерга?рдов, молодой человек двадцати восьми лет. Лишенный чувства пунктуальности шатен невысокого роста, с голубыми глазами, высоким челом и несколько глубокой морщиной, что делало его старше своих лет.

Видя его перед собой, вы бы непременно сказали, что его внешность неблагородна. Но спешить не стоит, и обрисуем характер; он был своеобразен: иногда простодушен и доверчив, как дитя, а иногда высокомерен и подозрителен. Нельзя сказать, чтобы он любил людей, однако также нельзя сказать, чтобы он их презирал. Сам он твердил: «Отношусь к людям так, как они того заслуживают». А способен ли человек на справедливость или его всегда ограничивают собственные убеждения, обиды, симпатии – этого я не знаю, поэтому давайте просто ему поверим.

В любом случае Кавалергардов был неплохим бизнесменом, держал небольшую IT-компанию и еще пару «бизнесов», что несколько украсит его облик в глазах читательниц. По отзывам товарищей, он бывал чрезмерно честен, и даже враги у него имелись, что для нашего толерантного времени звучит как полнейшая дикость.

Надобно осведомиться, откуда вообще взялась фамилия Кавалерга?рдов – бьюсь об заклад, весьма редкая. Предок Дмитрия Евгеньевича – Тарас – был безродным казаком, но за свою недюжинную удаль и ратное мастерство зачислен в кавалергарды – личную охрану Екатерины Первой, которая, по свидетельствам, была сформирована в 1726 году и состояла в основном из дворян. За долгую службу Тарасу присвоили титул и фамилию Кавалергардов, а также одарили поместьем и прочим.

Потомки Тараса поставили себе цель растратить фамильные богатства. Весь XVIII век Кавалергардовы жили на широкую ногу, давали балы, занимали денег, и цепь расточительства прервалась на Александре Семеновиче Кавалергардове, который окончательно промотал состояние и был еще замечательным наездником. Так род их обеднел, но не утратил силы и продолжился в разночинстве, литераторстве и даже политике. Кто-то из тех многих даже стал промышленником и перед революцией улучшил финансовое положение семьи. А когда «окаянные дни» раскинулись за окнами, Кавалергардовы и тут отличились. Сначала поддержали революцию, а затем, в ней разочаровавшись, прямо в лицо обругали, за что выехали на некоторое время в изгнание, но не за границу, как иные, а вглубь нашей необъятной родины с полным изъятием имущества. Тем не менее всегда кто-то из широкого семейства оставался в столицах. Иные часто возвращались. И предания эти рассказывались чопорными аристократичными бабушками с гордостью и благоговением. Так что всякий сын заучивал длинную родовую цепь наизусть. Я вам вкратце ее передал, чтобы лучше понять этого человека.

А мы постепенно подойдем к нашему времени, где в 90-е годы Евгений Егорович Кавалергардов решил стать великим бизнесменом. Также он не жалел денег за карточным столом, и дела его не шли. Теперь Евгения Егоровича не стало, обширное, но запущенное предприятие было распродано за бесценок и разделено между наследниками, большинство из которых имело разных матерей. Дмитрию Евгеньевичу в восемнадцать лет достались несколько миллионов рублей, квартира в Москве и парадный костюм отца, в котором оный любил щеголять.

После наш герой учился и отдал несколько лет научному институту при министерстве. Быстро разочаровался, увидев науку нашу со всех сторон. И далее с приятелями устроил IT-проекты, разработку, хоть и мало в этом, в сущности, смыслил, но имел стартовый капитал и знакомства с института. Деньги пошли. Далее потихоньку инвестировал в вещи простые и полезные, вроде кофеен да барбершопов.

Это пока вся его биография. Итак, он сидел на заднем сиденье и говорил:

– Что это на тебе такая шинель дырявая? – будто отчитывая Петьку напоследок.

– Какая есть, вроде не жалуюсь, – гордо, но без злобы отвечал тот.