
Навьи пляски
Ваня взлохматил волосы. Вот это поворот. Именно такой контент ему и нужен – глухая деревня, аутентичные обряды, которых в Москве днём с огнём не сыщешь.
Иван Петров, сегодня в 22:45: Серьёзно? А что именно? Колядки, гадания?
Аграфена Омуткова, сегодня в 22:46: И это тоже бывает. Но главное – ряженые. У нас они по-настоящему. Не театр, понимаешь?
Иван Петров, сегодня в 22:47: Интригующе) А когда это всё происходит? В январе?
Аграфена Омуткова, сегодня в 22:49: Мы живём по древнему календарю. Для чудес нужны самые тёмные дни, когда солнца мало. Три дня гуляем – 20, 21 и 22 декабря. Самый сильный день – 21. Приезжай 20. Устроишься, познакомишься с деревенскими.
Ваня тут же открыл рабочий чат, проверить дедлайны по своим проектам. Так, вот это он успеет доделать. А здесь… М-да, придётся посидеть пару ночей, когда вернётся. Ничего. Справится.
Тем временем от Аграфены пришло ещё сообщение.
Аграфена Омуткова, сегодня в 22:53: Только есть одно условие.
Иван Петров, сегодня в 22:54: Какое?
Аграфена Омуткова, сегодня в 22:57: Жить будешь у моей тётки. Она строгая, старых правил. Пустит только жениха. Нужно будет притвориться, что мы пара.
Ваня хмыкнул. Деревенские заморочки. Ну и ладно, для хорошего контента можно и поиграть в жениха-невесту.
Иван Петров, сегодня в 22:59: Окей, не проблема. Что надо делать-то? Целоваться?)
Аграфена Омуткова, сегодня в 23:02: Главное, чтобы тётка нам поверила. Запиши голосовое сообщение, скажи: «Аграфена-краса, длинная коса, будь моей женой от льда до льда, от воды до воды, от зимы до зимы». Пошли мне, я тётке покажу.
Иван Петров, сегодня в 23:03: Серьёзно? Это какой-то ритуал?
Аграфена Омуткова, сегодня в 23:05: Особые слова. Тётка их знает с детства. Без них ничего не выйдет.
Ваня покачал головой, несколько раз сжал и разжал пальцы. Ну и странности в этих деревнях. Одно дело читать про фольклор в книгах, совсем другое – участвовать в чём-то подобном. Городской парень, выросший на асфальте, он вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным человечком перед ощерившейся мордой хтонического зверя…
Впрочем, ещё он представил, как рассказывает в блоге о сохранившихся традициях. Ведь подписчики это сожрут. Целая этнографическая экспедиция в северную глушь. Всё, как ему и мечталось!
Иван открыл карту и вбил «Студёное, Архангельская область». Крошечный населённый пункт, затерявшийся среди лесов и болот, даже не обозначенный точкой на некоторых картах. Он пошарил в интернете – ни одного упоминания о местных обрядах. Деревня-призрак, как тысячи других, умирающих на русском Севере.
Ближайшая железнодорожная станция – Плесецкая. Дальше, видимо, искать таксиста.
Ваня посмотрел цены на билеты и такси, проверил, сколько денег на карте. Похоже, на поездку уйдёт большая часть сбережений, но он надеялся, что заказчики, с которыми он вёл переписку последние пару недель, таки разродятся и внесут предоплату за его инженерный расчёт.
Он включил запись голосового сообщения:
– Аграфена-краса, длинная коса, будь моей женой от льда до льда, от воды до воды, от зимы до зимы.
Необычную фразу выговаривал чётко, с некоторой театральностью. Получилось довольно атмосферно.
Иван Петров, сегодня в 23:15: Вот, записал. Кстати, прикольные слова. Древние?
Аграфена Омуткова, сегодня в 23:20: Очень. Благодарение тебе, Иван. Теперь тётка точно пустит. Во сколько приезжаешь на станцию?
Ваня проверил, во сколько прибывает поезд, отправил время. Девушка ответила, что попозже пришлёт, кто из местных сможет встретить.
Иван Петров, сегодня в 23:30: Спасибо! А тебе как позвонить, когда подъеду к деревне?
Аграфена Омуткова, сегодня в 23:32: Связи в Студёном нет. Я у родни сейчас – тут иногда интернет ловит.
Ивану попадались упоминания о таких деревнях, где люди проходят или даже проезжают километры ради нескольких минут интернета. Видимо, и в Студёном так. Тяжело, наверное!
Цокнуло ещё раз:
Аграфена Омуткова, сегодня в 23:33: А вообще, я сети не люблю) Буду ждать у поворота на Студёное. Возле указателя. Дальше дорогу всё равно не чистят.
Иван Петров, сегодня в 23:35: Ого, понятно!) До встречи тогда!)
Но Аграфена уже ушла в офлайн. Ваня откинулся на спинку кресла и потянулся. Он поискал в галерее данные паспорта, купил билеты. Утром будет продумывать концепцию постов и доделывать расчёты по работе. А пока – надо поспать. Хотя сон что-то не шёл. В голове крутились слова странного заговора: «От льда до льда, от воды до воды…».
За окном московская зима выла и злилась, но Ваня уже мысленно был там, в глуши архангельских лесов, где время течёт по-другому, а неведомые обряды живут своей жизнью.
* * *– Плесецкая! Кто просил разбудить? – в душное купе протиснулась пухленькая, кудрявая проводница, сильно пахнущая сладкими духами. Ваня вздрогнул и проснулся. Чем ближе подкатывался поезд к Архангельской области, тем больше разрасталось в груди предвкушение чего-то невероятного. Сон сморил его всего на пару-тройку часов.
Соседи по купе мирно похрапывали. Он тихонько вышел в коридор. Пошатываясь в такт движению поезда, добрёл до туалета. Вернулся и быстро собрал рюкзак, зашнуровал ботинки, застегнул куртку. На всякий случай ощупал паспорт и кошелёк во внутреннем кармане. Поезд замедлял ход.
На станции было снежно и немноголюдно. Над деревянным вокзалом клубился вкусный дымок. «Да, в Москве такого чистого снега не увидишь», – отметил парень и принялся изучать припаркованные машины. Аграфена написала, что его встречает Василич. А ездит этот Василич на жёлтой буханке.
Буханка обнаружилась всего одна. Иван потопал к ней. Мороз стоял крепкий, и он потёр руки в перчатках, с тоской вспоминая бабушек, которые по пути на перронах продавали пёстрые вязаные варежки, явно теплее его брендовой синтетики. За рулём буханки сидел широколицый, краснощёкий мужичонка. Он заметил Ваню и махнул ему рукой – мол, садись.
Ваня дёрнул тугую ручку, открыл дверцу, поздоровался и забрался в автомобиль.
– Ну здравствуй, гость заморский! – хихикнул мужичок. – Откуда такой причёсанный в наших краях?
Ваня провёл рукой по светло-фиолетовым прядям – результатом недавнего эксперимента со стилем.
– Из Москвы.
– И что, Москва калачами красна?
– Никогда не пробовал калачей, – пробормотал Иван.
Мужик непонимающе посмотрел на него. Беседа как-то не клеилась.
Василич нажал на газ и крутанул чёрный потёртый руль, выезжая с привокзальной парковки.
– Вы же меня до Студёного отвезёте?
– Отвезу, как не отвезть-то, – ответил Василич и замолчал.
Потом включил музыку. Дальше ехали под какой-то бесконечный шансон. Машина бодро тарахтела по заснеженной дороге, мимо пролетали живые и заколоченные дома, огромные ели и сосны, искрящиеся на солнце. В паре мест виды были так хороши, что Ваня подумывал попросить Василича остановиться для того, чтобы сделать фото, но решил отложить это на обратную дорогу, довольствуясь видео из окна для сторис.
Интернет уже не ловил. На последнем делении он отправил СМС маме, которой сказал, что едет с друзьями за город. Не хотел, чтобы она волновалась, что он собрался неизвестно куда по приглашению незнакомки: «Всё окей, я почти на месте, послезавтра напишу».
– Со связью плохо здесь? – спросил Ваня, хотя из общения с Грашей уже знал ответ.
– Да какая связь. Тут и электричества часто нет. В этом Студёном от силы человек пятнадцать и осталось. Ты вообще понимаешь, куда едешь?
Прозвучало тревожно. Как в тех фильмах о глупых блогерах, которые находили в глубинке приключения на свою пятую точку.
– Значит, так, – продолжил Василич. – Ты, вижу, городской совсем. Там в Студёном народ особенный. Странный. Говорят, у них там русалки живут. Сам я в такое не очень-то верю, но бывало, что в тех местах люди пропадали. Там это озеро, ну, оно Студёное и есть, по нему деревню, видать, и назвали. Там компас сбоит, и аккумуляторы быстрее садятся. Так что ты, это, на озеро один не ходи. И вот… – Он потянулся к бардачку, пошарил там ладонью и достал пучок сушёной травы. – Держи. Полынь. Оберег-трава. Ну, мы приехали.
Ваня сжал пучок сероватой, пахучей полыни. Вот это да! Настоящий фольклор, не со страниц книги, а вот так, в ладони! А затем он увидел указатель «Студёное» и поворот. Аграфена написала, что будет встречать его там, так как дальше дорогу от снега не чистят. И правда, возле указателя стояла закутанная в платок и длинную куртку девушка.
Он убрал полынь в карман, поблагодарил Василича. Хотел отдать денег за проезд (заранее посмотрел по приложению, сколько бы стоили услуги таксиста), но мужик от денег отказался.
– Я тут должен был кой-кому, – хмуро процедил он.
Ваня пожал плечами и уточнил, сможет ли водитель забрать его здесь же послезавтра в десять утра, чтобы успеть на поезд. Василич как-то странно поглядел на него, потом вздохнул.
– Приеду, конечно. В десять буду. Только… – он замялся, – только, это, ты не забудь.
– Да не забуду. Послезавтра в десять.
– Да я не про то! – Василич наклонился чуть ближе. – Что бы тебе ни говорили, что бы ни показывали – ты человек живой. И домой тебе надо. К живым людям. Понял?
Ваня оторопело кивнул. Водитель нравился ему всё меньше. За эффектный жест с полынью, конечно, спасибо, но сейчас ему уже было откровенно не по себе.
Парень подхватил рюкзак и вылез из машины.
Василич тем временем как ни в чём не бывало, кивнул Аграфене, но сам выходить не стал.
– Не хочу бубенцами звенеть на таком морозе – отшутился он. – Ну, бывайте!
Солнце потихоньку садилось. Ваня захрустел ботинками по снежной тропинке, наступая на лиловые тени.
– Привет! Я Иван.
– Здравствуй, жених! А я – Аграфена, невеста твоя! – ответила Аграфена и рассмеялась. – Грашей можешь звать.
Ваня поразился, какая же она красавица. Серые, как вода в пасмурную погоду, глаза, точёные черты лица. Настоящая невеста! Только очень бледная.
Они успели обменяться всего несколькими фразами о том, как прошла дорога, когда из-за поворота показалась деревня. Посеревшие от времени деревянные дома живописно рассыпались по склону холма, постепенно подбираясь к озеру. Тёмно-синее, огромное, несмотря на мороз, оно стояло совсем безо льда.
– У нас ключи бьют, – пояснила Аграфена, проследив за взглядом Ивана. – Вот и не засыпает вода.
– Красиво ты сказала, «не засыпает». Как будто вода живая.
– Так она и есть живая, – удивлённо отозвалась Аграфена.
Ваня сделал пару кадров, записал в заметки про «живую воду», и они отправились дальше.
– А вот и тётин дом, – проговорила Граша. Дом стоял ближе всего к повороту, где они распрощались с Василичем.
Большая, высокая изба в северном стиле чуть завалилась набок от времени. Ваня такие видел раньше только на фотографиях. Прямо под крышей шла красивая резьба в виде рыбок и звёзд.
Они постучали, и дверь тут же открылась. На пороге показалась хмурого вида пожилая женщина. Поджав губы, она смотрела так, словно Иван был здесь лишним.
– Возьми меня за руку, – шепнула еле слышно стоящая чуть впереди Аграфена.
Ах, да, они же для тётки пара! Ваня поспешно взялся за узкую ладонь. Варежек Аграфена не носила, и парень даже сквозь перчатку почувствовал, что рука у неё как ледышка. Наверное, она жутко замёрзла, пока ждала его у указателя!
Аграфена чуть сжала его пальцы и как-то победно посмотрела на свою тётку. Та отвела взгляд.
– Тётушка, пришли мы, жених и невеста, от воды до воды, от льда до льда. Пусти нас, – нараспев произнесла девушка.
– Ну, проходите. В другое время не согласилась бы. Да что сейчас-то сделаешь, когда ночи такие тёмные! – в той же манере ответствовала старушка.
Ваня понимал, что он очевидец продолжения того же ритуала, что был и в его голосовом сообщении! Он обязательно расспросит об этом Грашу. Позже.
– А ты, жених, по своей ли воле пришёл? – вперила в него тяжёлый взгляд бабка.
Еле заметно дёрнулась рука Граши.
Кажется, ритуал продолжался.
Ваня постарался прозвучать как можно более убедительно:
– Конечно, по своей! Интересуюсь русской мистикой. Приехал увидеть чудо, – как-то неловко закончил он под испытующим старушечьим взором.
– Этого-то у нас вдосталь, – усмехнулась старуха. – Ладно, проходите. Я там на стол накрыла. Чем богаты.
Тётка выделила Ване маленькую комнатку с кроватью, показала, где рукомойник и прочие удобства. Весело фыркнула, когда Ваня начал по незнанию крутить в стороны сосок рукомойника. – Ничё, городской женишок, научишься. С такой-то невестой! Баню я натопила, как откушаешь, можешь заходить.
– Да я не очень-то по бане, – замялся Иван, который парился полтора раза в жизни, когда-то в далёком детстве.
– Ты что, сказок не читаешь? – спросила неприятная бабка. – Невесту уж успел завести, а в баню ходить не приучен!
Рядом хихикнула Граша. Иван почувствовал, что краснеет, и просто кивнул.
– Садитесь за стол, – скомандовала тётка.
Шаркая, она вынесла тяжёлый чугунок, от которого шёл фантастический аромат. Внутри оказалась картошка с рыбой.
Бабка раздала им по деревянной ложке. В сочетании с советской тарелочкой и клеёнчатой скатертью сама собой складывалась композиция, которую Ваня украдкой запечатлел на телефон.
Еда была горячей и абсолютно не солёной.
– Соль там, – подсказала бабка, кивая на берестяной туесок.
Ваня добавил несколько щепоток, хотел подвинуть солонку девушке, но Граша отмахнулась:
– Нельзя мне.
К квашеной капусте и солёным огурцам, на диво хрустким и сочным, девушка тоже не притронулась. Она вообще оказалась малоежкой, аккуратно выбирала деревянной ложкой кусочки рыбы.
«Наверное, что-то с почками», – подумал Ваня, вспоминая, как мучилась бессолевыми диетами мать друга, у которой нашли почечные камни. Бедняга. Может, по той же причине его новая знакомая была такой бледненькой.
Впрочем, бледность Граши выглядела не болезненно, а как-то так… Нездешне. Словно над спящим зимним лесом вдруг засияла первая звёздочка…
Хрустя огурчиком и разглядывая дверь в подпол, откуда бабка только что принесла кадушку солений, Иван вспоминал особенно жуткие песни «Короля и Шута». Напряжение скакало, лампочка в люстре вспыхивала то ярче, то слабее.
Кажется, Иван ещё не до конца осознал, куда он приехал. Деревня без дороги, за связью ехать и ехать, плюс частые отключения света… Теперь становилось понятно, как здесь могли сохраниться такие старинные обычаи.
В бане оказалось совсем не так, как запомнилось в детстве. Не грязно, не слишком жарко, приятно пахло берёзовым веником и дровами. Можно было помыться, намешав себе тёплой воды в огромном обшарпанном тазу и поливаясь из ковша с деревянной ручкой.
Вернувшись в дом, Ваня почувствовал, как дорога и новые впечатления берут своё. Он уснул, лишь только его голова коснулась высокой, набитой пером подушки в цветастой наволочке. Где-то ворочала горшками Грашина тётка, где-то тихонько устроилась и сама Граша.
* * *Вдруг небо, до этого хмурое, прояснилось. В комнату упал косой лунный луч и пополз по Ваниной щеке, ресницам, щекотно зацепил что-то под рёбрами и едва уловимо потянул парня на улицу. Иван открыл глаза. Ему показалось, что он услышал красивый Грашин смех… Она точно где-то там. Может, уже пошли гуляния, а он всё проспал?
Он наспех оделся, сунул ноги в ботинки, а руки – в рукава пуховика и прокрался в сени. Было тихо, только снег уже привычно скрипел под подошвами. Вдалеке плескалось незамерзающее озеро. Кто-то стоял у самой кромки воды.
«Что за… Она что, голая? – всматривался в зыбкий силуэт Иван. – Или кажется?»
Ноги сами несли его к берегу. Там точно была Граша. У её ног плескалась тёмная озёрная гладь. Длинные, серебристые в лунном свете волосы рассыпались по плечам девушки, скрывая её светлым полотном. Но вот она повернулась.
Иван сглотнул. Такие фигуры он видел только у моделей в ню-пабликах.
– О, жених мой, – её голос журчал, словно ручеёк. И сама она была точно прекрасный ручеёк, так и манила прикоснуться к себе. – Я просила луну, чтобы она тебя разбудила. Обними меня, обними, дай почувствовать, как горяча твоя живая кровь! – она что-то шептала ещё, но Ваня уже не слушал, не мог слушать, потому как её прекрасные, холодные, ловкие руки гладили и сжимали его, а затем она коснулась губами его губ, и целовала, целовала, да так страстно, словно это было в последний раз…
– А я говорю, горазд ты спать, – вдруг проворчала Граша, отстранившись.
– Чт… Что? – только и смог вымолвить разомлевший Иван.
И открыл глаза. Давно рассвело. Видимо, на часах было что-то похожее на одиннадцать утра. Из коридора до него донеслось удаляющееся шарканье и бормотание Грашиной тётки. Слава всем богам, в которых Ваня не особо верил, что он был доверху укутан одеялом и ничего лишнего бабке не продемонстрировал! Граши же нигде не было видно.
– Свежий воздух, вот и сны такие… Свежие, – бубнил Ваня, плескаясь у рукомойника. Взглянул на себя в зеркало, заправил фиолетовую прядь волос за ухо и вдруг заметил маленький, неприметный синячок на шее. Провёл по нему пальцем.
Это был, однозначно, засос. Какого… водяного? Что происходит?!
Граша нашлась на улице и тепло поздоровалась с ним. Секунду поразглядывала и как-то заговорщицки улыбнулась. Он хотел узнать, что всё это значит, но не успел и рта раскрыть, как его окликнул незаметно подошедший дед с густой белой бородой.
– Здорово, новенький! Ты тут у нас стариной интересуешься? Пойдём, покажу что.
Иван обернулся, но Граша уже ушла. А Ефим Петрович – так звали деда – отвёл парня в свою избу. Тут у Ивана аж глаза разбежались – всюду у старика были развешены и расставлены предметы крестьянского быта. Вдоль стен устроились огромные берестяные корзины, похожие на бутыли.
– Вот здесь – горлатки у меня, – объяснил Ефим Петрович. – Сам мастерю. Можно в них грибы сушёные хранить, или зерно, или даже налить чего. Всё удержат.
– Это как? – спросил Ваня.
– Особым образом плетутся, а потом в горячей воде купаются, – ответил дед. Он явно был польщён вниманием парня, добродушно разрешил пофотографировать избу и утварь. Ваня нырнул в заметки, чтобы записать про горлатки.
– А вот хапуга, – достал тем временем дед откуда-то с полки эдакий деревянный совок с длинными зубьями. – За ягодой ходить, – добавил он и передал хапугу Ивану.
Вещица была аккуратной и добротной. Видно, что Ефим Петрович свою утварь любил, обращался с ней бережно. Ваня провёл пальцем по гладкой от времени поверхности, залюбовался изящной формой ручки.
– А вот тут рушнички, моя Акулина сама ткала и вышивала, царствие ей небесное, – подвёл Ваню к большому сундуку Ефим Петрович. Внутри лежали свёрнутые отрезы ткани. Один Ефим Петрович достал и расстелил перед Иваном.
Красной нитью на сероватом полотне были вышиты рыбки и женские фигуры с воздетыми вверх руками.
Ваня быстро сделал несколько кадров и спросил:
– Ефим Петрович, а вот на избах, я заметил, рыбки вырезаны, на рушнике вашем – тоже рыбки. И вот эти орнаменты, – легонько коснулся он воздевающих руки силуэтов. – У вас всё как-то с водой связано?
Дед ответил ему прямым взглядом:
– Конечно. Озеро наше и кормит нас, и поит. И сил даёт.
Ваня дальше планировал аккуратно расспросить деда про русалок, но тут в сундуке что-то блеснуло. На одном из свёрнутых отрезов ткани лежало странное украшение: нитка речного жемчуга перемежалась с мелкими рыбьими костями, а в центре висел кусочек отполированного камня зеленоватого цвета.
– Ефим Петрович, а это что?
Старик крупно вздрогнул, быстро сгрёб украшение в ладонь.
– А, это… Подарили мне, давно ещё. Ладно, не до того сейчас, – он поспешно свернул рушник и сунул его обратно в сундук. – Лучше расскажу, как хапугу использовать.
Но Ваня заметил, как ссутулился дед, как он покосился в сторону окна, за которым виднелась тёмная озёрная гладь.
– Ефим Петрович, а что там, в озере? Рыба водится?
– Рыба… – дед потихоньку опустил тяжёлую крышку сундука. – Есть рыба. Щуку ловим, окуня. Но рыбу надо с умом ловить, с дозволением.
Ваня чувствовал себя прямо-таки исследователем, фольклористом. Надо же, какие тут верования!
– А как это?
Дед подошёл к окну, долго смотрел на воду.
– Лет двадцать назад приезжал сюда один учёный. Биолог. Сети ставил, пробы брал. А потом пропал. Говорили, утонул. Только тело так и не нашли.
Вдруг в дверь постучали, и, зачарованный историей, Ваня вздрогнул. Ефим Петрович пошёл открывать.
– Ефим! Дома? У тебя жених московский?
– Иван, подойди!
На пороге стояли двое мужиков. Один – коренастый, в потрёпанном ватнике и шапке-ушанке. Второй повыше, в овчинном тулупе и с окладистой бородой.
– Миха я, а это Володька, – представился бородатый. – Дрова на костёр таскаем. К вечеру разжигать будем, Святки же. Поможешь?
Ефим Петрович одобрительно кивнул:
– Иди, Ванюша. Дело хорошее, и народ лучше узнаешь.
Иван поблагодарил деда за экскурсию, зашнуровал ботинки, вдел руки в рукава куртки, и вышел на мороз. Мужики повели его к околице, где у леса была сложена целая гора берёзовых поленьев. Ваня украдкой оглянулся, но Аграфены нигде не было видно.
– Вот тут заготовили, – Михаил указал на поленья. – А костёр жечь будем там, на берегу. Видишь столбы?
Иван увидел три высоких берёзовых кола, вбитых в снег треугольником недалеко от воды. Посреди них ещё несколько мужчин уже вовсю кололи и укладывали дрова.
– Традиция у нас такая, – пояснил Володя, передавая Ване охапку поленьев. – Костёр должен до самого озера свет давать. Чтобы… Ну, чтобы все видели, что мы тут есть, живём.
Они начали таскать поленья. Работа оказалась нелёгкой – они были сухие, но тяжёлые, а путь от околицы до места костра составлял добрую сотню метров по утоптанному снегу.
– Ничего, немного осталось! – приободрил запыхавшегося Ваню краснощёкий Володька.
– А почему именно там разжигаете? – спросил Иван, переводя дыхание.
Миха и Володька переглянулись.
– Место намоленное, – коротко ответил Миха. – Деды наши там жгли, прадеды. С тех пор как деревня стоит.
Иван познакомился и с другими жителями. У больших колод двое ловко рубили поленья на щепки и дрова потоньше. Звали мужчин Савва и Фёдор. Ещё один, Филимон, представился коротко и отвернулся. Он был одноруким, и, может быть, из-за своего увечья ни с кем почти не разговаривал. Улыбчивый рыжий Вася предложил Ване чаю из термоса.
– Будешь? С мёдом. Вкусный.
Иван с благодарностью отхлебнул из металлической крышки.
Женщины тоже появлялись – приносили солому и мелкий хворост для растопки. Все они были старше Вани минимум вдвое. «Как же Граше тут тоскливо! Одна она тут молодая с этими пенсионерами… Вот, наверное, и написала незнакомому парню…» – да, Иван снова думал о девушке. Она ему понравилась, чего уж там. Надо будет спросить, согласится ли она как-нибудь приехать к нему в Москву?
Но сперва надо её найти.
– А Аграфену… То есть невесту мою, не видели? – обратился он к деревенским.
Все на секунду замерли, а потом Володя как-то будто нехотя сказал:
– Она попозже придёт. Вместе с другими, – и посмотрел на озеро. Вода была тёмная, почти чёрная, и от неё поднимался едва заметный пар.
– А вода там и правда не замерзает? – спросил Ваня, просто, чтобы поддержать разговор.
– Не замерзает, – кивнул закуривший Володя. – Будешь? – предложил он Ване сигарету. Ваня мучительно бросал последние полгода и, скрепя сердце, помотал головой. – Так вот. Озеро. Особое оно. Хоть и зовётся Студёным, а круглый год одной температуры.
– Родники?
– Может, и родники, – уклончиво ответил тот.
Когда солнце начало клониться к закату, все дрова были уложены. Мужики расправили плечи, отирая пот, несмотря на мороз. А из-за озера уже начинал подниматься туман, стелясь по воде белёсыми языками.
– Скоро солнце сядет, – заметил Миха, взглянув на небо. – А там и ряженые пойдут.
– А костёр когда зажжёте?
– Как стемнеет совсем. Тогда и начнётся всё. Ты точно готов, а, городской?
В Михином голосе прозвучала какая-то особая интонация, и Иван почувствовал, как по спине пробежал холодок, не связанный с морозом.
– Эй, молодёжь! – вдруг крикнул Ефим Петрович. – Рядиться пора! По домам!
Все разошлись. Ваня поснимал закат, туман над озером и приготовления к костру и поспешил к дому Грашиной тётки, чтобы немного подзарядить телефон. Холод или аномальная зона, но аккумулятор и впрямь садился очень быстро.

