Навьи пляски

Дома у тётки на столе выпячивал бока неизменный чугунок. Рядом расположились и тарелка с ложкой. Ваня окликнул старушку, но никто не отозвался. Подсоединил телефон к пауэрбанку. Желудок требовательно заурчал, напоминая о том, что парень целый день ничего не ел. Ваня быстро положил себе еды, посолил и смолотил всё в два счёта.

И тут с улицы послышалось пение. Он подбежал к окну. Там, в погустевшем озёрном тумане, шли ряженые со свечами! Их было, кажется, пятеро, но то и дело к ним присоединялись новые участники. Затянув какой-то старинный мотив, слов которого Ваня пока не мог разобрать, медленно продвигались они между домов.

Сердце колотилось как бешеное. Наскоро записав видео прямо через стекло, он отсоединил громоздкий пауэрбанк и выскочил за дверь, едва не споткнувшись об развязанные шнурки. На ходу заправил их в ботинки, застегнул пуховик. В туманном молоке, с неровными отсветами свечей, процессия казалась каким-то видением из старых сказок.

Он ожидал, что ряжеными будут привычные по этнографическим книгам коза, медведь, смерть, а здесь были, кажется, братья и сёстры его маски водяного! Вот так Студёное! Такого его подписчики точно не видели.

Первым делом его взгляд зацепился за фигуру в длинном балахоне из мешковины, густо обмотанную чем-то вроде рыболовных сетей. Сети были украшены перламутровыми створками речных ракушек. К поясу были привязаны связки высохшего камыша, а из-под капюшона торчали длинные пряди пакли, имитирующие волосы.

Рядом шёл кто-то поменьше, весь в развевающихся лентах из полупрозрачной ткани, порванной на полосы. Ленты были вымочены в чём-то зеленоватом. На голове – венок из тонких веток, к которым были привязаны пучки мха, а волосы были, похоже, из лыка.

Третья фигура была замотана в балахон из плотной зелёной ткани, на который была пришита чешуя из фольги.

Ваня попробовал разобрать, кто есть кто, но костюмы надёжно скрывали их обладателей. Все маски на свой манер изображали белые лица с огромными тёмными глазами.

Процессия двинулась по деревне, и Ваня пристроился следом, снимая всё на телефон. Ряженые обходили дворы по какому-то известному только им порядку. У первых ворот вышла женщина с миской открытых пирожков с белой, наверное, творожной начинкой, которые фигуры в масках приняли, сказав: «По дарам и отдарок будет», и тут же спрятали угощение в складках своих одеяний.

Во втором дворе стоящая на крыльце хозяйка причитала:

– Ох, помогите, родимые! Хлеб-то у меня всё время подгорает, уж не знаю, что и делать!

Один из ряженых – тот, что был обмотан рыболовными сетями, – достал из-за пазухи небольшой пузырёк с мутной водой и кисть с кривой ручкой и на манер священника окропил крыльцо и руки женщины. Хозяйка кланялась в пояс, благодаря.

Процессия двигалась дальше, но Ваня заметил странность – к ним всё время присоединялись новые участники. Сначала их было, вроде бы, пятеро, потом семеро, потом больше… Сколько же жителей в деревне? Новые, только что пришедшие, выглядели как-то не так. У них тоже были распущенные, длинные волосы. Но они явно были не из пакли или лыка… И как будто поблёскивали чем-то влажным. Ваня присмотрелся: с густых прядей стекала вода! А ещё все они шли босиком, несмотря на кусачий мороз!

Даже более странным было то, как они двигались. Обычные ряженые переговаривались, посмеивались. Эти же молча следовали рядом, словно скользили, и, когда один из них повернул голову, Ваня увидел, что шея поворачивается слишком далеко, дальше, чем это возможно…

Вдруг кто-то взял его за руку. Холодная ладонь!

– Граша? – тихо спросил Иван.

Фигура в маске кивнула.

– Идём к костру, – сказала она, и голос её был глухим, будто доносился из-под воды, похожим и не похожим на Грашин одновременно.

Процессия подошла к костру на берегу, который Ваня помогал устраивать. Огонь был ярким, жарким, и ряженые начали прыгать через него. Сначала это были небольшие прыжки, но с каждым разом кто-то подкладывал новые дрова, и огненные языки поднимались всё выше.

Ваня не поверил своим глазам, когда увидел, как одна из фигур перепрыгнула пламя высотой почти в человеческий рост. Да как?! От удивления он даже забыл это заснять.

Последней прыгала Граша. Она разбежалась и, оттолкнувшись, перекувырнулась в воздухе с такой лёгкостью, словно была невесомой. За отсветами костра Ваня не увидел, как она приземлилась, и поспешил к ней.

– Граша! С тобой всё в порядке? Как ты это сделала?!

Она стояла немного сгорбившись, будто пыталась отдышаться. Ваня потянулся к ней, намереваясь сорвать белую маску с чёрными глазами, но…

Это была не маска!

Мертвенно-бледное лицо с огромными тёмными провалами вместо глаз текуче повернулось к нему. Аграфена медленно пятилась к воде.

Ваня в ужасе огляделся. Костёр догорал. Местных жителей – деда Ефима, Михи, Володьки и других – нигде не было. Остались только странные ряженые, все босые, с распущенными, густыми волосами, с которых капала и капала вода… И они окружали его плотным кольцом.

– Иван, Иван, – послышался голос Граши. – Иди ко мне, жених мой. Озеро ждёт. Дом наш там, на дне. Так привольно там, так тихо…

Она протянула к нему руки. Белые руки, длинные… Слишком длинные.

– Помнишь, как мы целовались? – шептала Граша. – Как ты желал меня? Иди же ко мне, мой живой жених…

Её голос заполнял сознание сладкой истомой. Ваня чувствовал, как воля покидает его. Он уже стоял почти по колено в ледяной воде, штаны и ботинки намокли, но холода он не ощущал.

Каким-то краем сознания он вспомнил чьи-то слова про озеро… И нащупал в кармане пучок полыни. Рывком выхватил его и выставил перед собой.

Граша зашипела, её жуткое лицо исказилось ненавистью.

– Сухое! Горькое! – заскрежетала она, отступая в воду. – Убери! Жжёт!

Граша исчезла, пропали и другие. Ваня стоял один перед тёмным озером. Поднялся лёгкий ветерок, разгоняя туман. Вокруг – только ночная тишина и лунные отблески на воде…

Парень попытался бежать, но мокрые штаны сковывали движения. Постоянно озираясь, он с трудом стащил их и отбросил в сторону. Еле надел обратно ботинки, хорошо, что так и не зашнуровал их до конца… Зажав телефон в руке, непослушными пальцами не с первого раза включил фонарик.

Вот тропа, по которой они шли с Грашей… С тем… существом. Он преодолел расстояние от деревни до дороги за пару минут, задыхаясь и оглядываясь. Тут налево или направо? С какой стороны они подкатили с Василичем? Вроде, сюда.

Он бежал уже из последних сил, когда – невероятное везение! – вдалеке показались две яркие точки. Фары! Машина! Ваня замахал руками. Газель затормозила.

Водитель таращился на него во все глаза.

– Ты что, купался?! В декабре?! Да ты с ума сошёл!

– Довези до станции, – задыхаясь, взмолился Иван. – Заплачу.

– Да залазь уже, совсем закоченеешь!

Ваня кое-как устроился на сиденье, натянул пониже куртку.

Водитель покосился на полуголого пассажира:

– Да что с тобой приключилось-то, браток? За двадцать лет за рулём всякое видел. Но чтоб в декабре ночью купались – такого не встречал. Штаны-то где? Уплыли?

Ваня судорожно соображал, что ответить. Правду? «Видите ли, меня русалки топить хотели»? Мужик точно решит, что он спятил.

– Проспорил, – выдавил он наконец. – Друзья сказали, что мне слабо зимой искупаться. Ну, я и полез. Глупо получилось.

– А-а, понятно, – водитель кивнул. – Молодость, дурость.

Когда они проезжали поворот на Студёное, Ваня не увидел дорожного указателя. Вместо него у обочины стояли белые фигуры с распущенными волосами и огромными чёрными глазами.

– Чёрт… – задушено выругался он.

– Ты чего? – спросил водитель и сделал печку погорячее.

Примечания