Вдова из Последнего утеса

– Голову ему размозжило ударом камня, – шепотом говорит Тодд, словно боится потревожить тишину. – И левую руку почти оторвало.

В этом есть что-то неправильное. Совсем неправильное, так не должно быть. Кейлен пытается понять… Еще немного и выйдет.

Тишина вокруг них. Все стоят, затаив дыхание. Слышно, как похрапывают лошади, переступая с ноги на ногу. Поскрипывает створка ворот…

Тишина. И вдруг крик. Такой отчаянный, пронзительный. Женский.

– Элмер! Нет!

Женщина. Бежит…

Кейлен даже не сразу понимает кто она, эта женщина. Кто-то из прислуги. Она кричит на весь двор, бежит, падает рядом.

Рыдает. Обнимая ее мужа, словно имеет на это полное право. Заламывая руки. Так громко и отчаянно, что поначалу не хватает духа даже спросить…

– Элмер, нет! – кричит она. – Нет! Они убили его! У-уу! Нет, как же так?! Мой милый, как это вышло? Любовь моя! Нет! Как же я теперь?

И разом откидывает плащ, открывая проломленный череп и смятое ударом лицо. Вскрикивает в ужасе. И голосит еще громче.

– Уберите ее, быстро! – сухо говорит Тодд кому-то через плечо.

Его слушаются. Подходят, берут женщину под руки, пытаются увести. Она рыдает, пытается вырваться из их рук, обнять Элмера.

Это так дико, неловко смотреть…

Хочется отвернуться, но Кейлен смотрит, словно завороженная. «Ее любовь»? Почему?

И хочется спросить – кто эта женщина, но вместо этого…

Элмер лежит там…

– Крови почти нет, – тихо говорит она. Словно во сне.

Тодд вздрагивает, поворачивается к ней. Смотрит на нее так, словно видит впервые, словно она сама – горный тролль.

– Нет крови, – говорит он. – Вы правы, ваша милость.

– Почему? – говорит она. Это вдруг кажется важно.

Тодд хмурится.

– Ваша милость, – и облизывает губы, – давайте мы сделаем там: сейчас вы пойдете к себе, а я тут еще пару распоряжений дам и тоже поднимусь. И мы все обсудим.

– Обсудим? – чуть растерянно говорит она.

– Да. Обсудим, как быть дальше.

* * *

Он пришел с кувшином и двумя бокалами.

Поставил на стол.

– Здесь мед, травы и специи, – сказал он. – Давайте, я налью вам, вы немного придете в себя. Травы успокаивают.

Налил только ей, сам сел в кресло напротив.

Поджал губы, словно раздумывая, что сказать.

Кейлен смотрела на него и не знала тоже.

У них с Тоддом разговоров никогда не выходило. Он вечно мрачный, собранный, весь в своих делах. Не человек – скала. О чем говорить? Он служил ее мужу, а теперь…

Что же с ней теперь будет?

Кейлен взяла бокал. Теплый. Горячий почти. И если сделать глоток, то тепло разливается по всему телу.

Наверно, она должна плакать сейчас. Голосить, как та женщина… Но не выходит. Только скребущая пустота внутри, нет слез. Не выходит осознать все это до конца.

Тодд задумчиво потер колено ладонью.

Себе наливать не стал, просто сидел, смотрел на нее.

– Лорда Элмера я нашел за Мостом, – сказал он, кашлянул. – Он уже был мертв. Судя по всему, мертв уже несколько дней… Он и его люди лежали там. Лошадей нет. Камни раскиданы. Так, словно в лорда Элмера кидали камни… Следы рядом. Ночью в горах выпал снег, все замело, но мне показалось, это скорее человеческие следы.

– Следы… – шепотом повторила Кейлен немного растерянно. – А кровь?

Почему это вдруг так волнует ее? Что за навязчивая идея?

– Крови вокруг почти нет, – сказал Тодд. – Да, вы правы, так не должно быть. Это значит, что Элмеру разбили голову камнем, когда он уже был мертв. И, скорее всего, его убили не там. Но потом пытались скрыть то, что произошло на самом деле.

– Значит, его убили не тролли?

– Да, – согласился Тодд. – Думаю, это были люди.

– Значит, троллей нет? Это сказки? – надежда мелькнула и погасла.

Тодд покачал головой.

– Тролли всегда жили в этих горах, – сказал он. – Я видел их в детстве. Не лицом к лицу, но видел. Но они не нападают на людей без нужды. У нас с ними договор. Но сейчас… я боюсь, что договор нарушен.

– Что за договор? – спросила Кейлен.

Как мало она знает, на самом деле.

Дома все это казалось слишком далеко, словно в другом мире, а когда приехала сюда… Почему? Все было тихо, спокойно. Элмер всегда говорил, что ей не о чем беспокоиться. Он словно сам не верил. Или верил, но желал ее оградить.

Он всегда оберегал ее.