– У меня есть кое-какие мысли.
– Мысли у меня тоже есть, – Ренцо отложил приборы и поднялся на ноги. – Ты закончил, Тэд? Можешь доесть, если хочешь. А нам пора собираться. Мэй, идем.
Она поднялась очень быстро, не пытаясь возражать. Быстро, но изящно, одним движением.
– Мэй, да? – легат широко ухмылялся. – Имэйдаль?
Она вытянулась и замерла. Но ведь просто имя. Мало ли таких в Джийнаре? Да каждая пятая – Имэйдаль, «Лисичка».
– Пойдем, – Ренцо взял ее за руку и потащил прочь. Она не сопротивлялась.
Рискованно…
– Стоять! – рявкнул легат. – Я еще не закончил разговор, трибун!
– Тогда давай закончи его сейчас, – сказал Ренцо.
– У тебя отвратительные манеры, трибун, – Тэд откинулся на спинку стула, чуть склонив голову на бок. – И совсем беда с субординацией. Был бы ты хоть реально знатного рода, а то так… Не зарывайся. Здесь распоряжаюсь я.
– Я учту, – сказал Ренцо.
Он вел Мэй за руку. Подальше… К лошадям. И хватит.
Солдаты уже строились в поле, вещи почти собрали.
– Ты поедешь со мной, – сказал Ренцо. – В одном седле. Вариантов не много. Если в повозке, вместе со слугами, то придется крепко связать тебя, чтобы никаких глупостей, и мне не приходилось отвлекаться в дороге. Или ты могла бы идти рядом, но тогда тоже придется следить. Так что в седле лучше всего.
Она молчала.
Щеки совсем бледные.
Возможно, легат в чем-то прав.
– Не хочешь рассказать о себе? Кто ты и откуда. Возможно, тебя на самом деле выгоднее вернуть домой?
Что-то сверкнуло в ее глазах. То ли слезы, то ли ярость. Ее рука в его руке напряглась, но дергаться и вырываться она не стала. Ренцо выпустил сам.
– Нет, – твердо сказала Мэй. – Я сирота. У меня никого нет.
6. Пленница
Ей до сих пор казалось, что она чувствует прикосновение его пальцев на своей руке… теплых, сильных… Так странно…
Ренцо посадил ее на лошадь и запрыгнул сам.
Ее спина касалась его груди и живота, и… Мэй даже попыталась отодвинуться, но отодвигаться было некуда.
– Сиди спокойно, не ерзай, – сказал он.
Его дыхание у самого уха.
Руки Лоренцо почти обнимали ее, держа поводья.
Деваться некуда. Но Лоренцо не делал ничего такого, просто сидел рядом, даже сам старался поменьше касаться ее, насколько это возможно. Но это сейчас… Не то, чтобы она ему доверяла, но пока не было повода… Мэй терялась и не могла решить.
Немного радовало, что Лоренцо одет теперь по всей форме, еще и строгий темно-синий сюртук с трибунскими нашивками, застегнутый на все пуговицы – это добавляло чуть больше расстояния между ними, пусть и формально. И портупея… рукоять меча ощутимо задевала ее бедро, напоминая…
Но связанной, в повозке со слугами, пожалуй, еще более унизительно. Так, по крайней мере, верхом… Вместе с врагом. Она просто пытается найти оправдание своей слабости. Совсем недавно она была готова умереть, но лишь чуть-чуть отпустило, и возвращаться в клетку было невыносимо страшно.
Мэй пыталась представить, что сделала бы ее мама на ее месте, и не могла. Наверно, просто не могла представить маму рядом с чужим мужчиной. Не могла представить маму связанной и избитой.
«Скачи и не оглядывайся», – сказал ей отец на прощание. Ее вывели из крепости тайными путями. «Ты должна жить, не бойся ничего. Если твой брат уцелеет в этой бойне, он найдет тебя».
Найдет. Возможно, проще всего было бы назвать легату свое имя, но это сразу поставит Дина под удар. Это даст им шанс надавить на него, а ему и так сейчас нелегко. Мэй не позволит.
– Ты хорошо держишься в седле, даже без стремян, – тихо сказал Лоренцо.
Они ехали мимо строящихся рядов, когорта за когортой отправляющихся в дорогу. Лоренцо говорил с центурионами, солдатами, другими трибунами, префектом… Мэй не всегда понимала, кто из них кто, от нашивок и золотых орлов рябило в глазах. Лоренцо говорил и вел себя так, словно был один, словно Мэй не было рядом – только о делах, пропуская мимо ушей все соленые шуточки. И даже на совсем уж прямые вопросы отвечал уклончиво, что «все как надо». Мэй краснела. Хотя тоже старалась держаться, держать спину и невозмутимое лицо, но щеки пылали.
Не стоило. Лучше в повозке… Но теперь уже поздно что-то менять, все видели. В следующий раз она будет умнее.
Лагерь собрали, легион тронулся, Лоренцо перебрался в начало колонны.
Он держался чуть в стороне, не разговаривая больше ни с кем дороге… светило солнце… лошадь – огромная черная кобыла, мерно покачивалась… Мэй и не заметила, как начало клонить в сон.
Проснулась внезапно, и так же внезапно поняла, что ее крепко обнимают чьи-то руки. И чей-то подбородок у ее носа, совсем близко. Вскрикнула, резко дернулась со всей силы. Только потом поняла…
Лошадь, испугавшись, всхрапнула, едва не встав на дыбы, едва не сбросив, затанцевала на месте. Но он удержал. И лошадь, и Мэй, едва не вылетевшую из седла.
– Тихо, тихо, ты чего?
Она выпрямилась, и он отпустил, убрал руки. Да она просто уснула у него на груди, а он поддержал, чтобы не упала. Стало стыдно.
– Сон приснился, – буркнула виновато.
– Ничего страшного, – сказал он, потер ушибленный подбородок, по которому Мэй успела заехать в панике. – Ты только постарайся больше так не дергаться, а то мы с тобой вместе с лошади полетим.
– Хорошо, – сказала она. – Прости. Я никогда раньше не засыпала в седле.
– Вчера Деметри сказал, что после усиленного восстановления может пару дней немного клонить в сон, это нормально. Нужно просто хорошо выспаться, и потом пройдет. А тебе и так нелегко пришлось. Если что, ты спи, не бойся, я держу тебя, и дорога пройдет быстрее.
Дорога…
– А что потом?
Мэй впервые, за столько недель, могла думать о будущем.
– Потом? Вечером мы остановимся, разберем палатки. Будет все так же, как и вчера.