– Спите, завтра я к вам приду.?– И погладил меня по руке.
Его рука была теплой, а моя – холодной.
Проснувшись утром, я обнаружила около себя другую сиделку. Это была высокая сухощавая женщина лет пятидесяти, из-под белой шапочки выбивались густые жесткие волосы. Она смотрела на меня, поджав тонкие губы.
– Смотрите, смотрите, мадемуазель Берд пришла к нам! – вспомнился мне вдруг чей-то смех.?– Какая она важная…
Смеялись девочки в белых платьях – мои сестры. К ним подходила женщина, чем-то похожая на птицу – высокая, худая, с острым носом.
– Вы только поглядите! – не унимались они.
– Мадемуазель Берд,?– проговорила я вслух.
Сиделка посмотрела на меня с недоумением, а потом сказала длинную фразу по-немецки. Смысл фразы сводился к тому, что мне нужно себя беречь и не перенапрягаться, никакой мадемуазель Берд она не знает, а если мне нужно есть или пить – она тотчас принесет.
Кормили меня здесь протертой пищей: пресной и безвкусной. Впрочем, я все равно практически не ощущала вкуса еды. Но вдруг мне захотелось сочных ягод – больших, ярко-красных. Как же они называются? Ах да, клубника!
– Я хочу клубники.
– Но у нас нет клубники,?– сказала женщина, как мне показалось, с осуждением.
Я закрыла глаза и вновь уснула. И проснулась от того, что изумительный запах щекотал мне ноздри. Открыв глаза, я увидела рядом с собой вчерашнего светловолосого мужчину. Он сидел на стуле с тарелкой в руках, на тарелке лежала клубника, именно такая, какой я ее себе и представляла – яркая, налитая, сочная.
– Мадемуазель, вы просили клубнику.
– Да,?– прошептала я.
– Тогда – прошу. На здоровье.
Я приподнялась. Он поставил тарелку с клубникой на прикроватный столик, помог мне приподняться и подложил подушки под спину, теперь я могла сидеть на кровати.
– Так будет лучше.
Он снова протянул мне тарелку. Я взяла ягоду, надкусила, брызнул сок…
– Боже, какая же ты смешная! Даже клубнику ешь как медвежонок! – раздавались, звенели голоса девочек – моих сестер. Они были как феи – в светлых платьицах, веселые, красивые.
Я посмотрела на свое платье: на груди расплывалось пятно от ягоды. Мы сидели за столом в саду и ели клубнику, посередине стола был кувшин молока, сверху которого виднелась бледно-желтая пенка.
– И почему ты такая неаккуратная!
Алое пятно расплывается на груди, я пытаюсь стереть его салфеткой. Но делаю только хуже. Я ужасно смущена. Сестры качают головами, на их груди я вижу такие же алые пятна, которые расплываются, становятся все больше и больше… Их лица бледнеют, они падают на траву как подкошенные. Я бегу от них прочь и вижу, как навстречу мне идет женщина. И я понимаю, что это – моя мать. У нее озабоченное лицо, я бегу к ней, вся дрожа.
– Мама! – шепчу я.?– Мама! – повторяя, зарываюсь в складки ее платья.
Она наклоняется ко мне, обнимает и шепчет:
– Что тебя напугало?
Я, не в силах вымолвить ни слова, вырываюсь, бегу дальше. Я выбегаю на берег. Море! Какое огромное! На горизонте большой корабль, который уплывает от нас… Я бегу в воду, я уже по колено в воде. Мне страшно идти назад, а впереди… ничего нет.
– Вам плохо? – Мужчина дотронулся до моей руки.
– Н-нет. Просто вспомнилось кое-что.
– У вас такой вид, будто бы увидели что-то страшное. Что вы увидели? Или вспомнили?
Он задавал вопросы небрежным тоном, но при этом не сводил с меня внимательного взгляда.
– Так, глупости.?– Я не хотела ему ни о чем говорить.
На лице мужчины мелькнула не то досада, не то раздражение. Но он мягко поинтересовался:
– Как клубника?
– Вкусная… Но я ела вкусней.
– Когда? – быстро спросил он.
– Не могу вспомнить,?– солгала я.
– А что вы помните?
Я покачала головой:
– Ничего. Как будто бы в голове пустая дыра…
– Жаль! Но вы обязательно поправитесь, и к вам вернутся воспоминания.
Дальше он сказал что-то по-французски. Я уловила только общий смысл.
– Вы думаете, что воспоминания будут для меня… болезненны?
Он колебался. Я это видела.
– Говорите!
– Не знаю,?– неохотно произнес мужчина.?– Существует даже специальная молитва против воспоминаний. Не всегда хочется вспоминать: иногда лучше забыть. Но не всегда это получается. Память – страшная вещь! Есть прекрасные строки:
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтобы душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, кто раньше
В этом теле жили до меня…[1 - Н. Гумилев «Память».]
– Чьи это строки? – спросила я.